Фуруичи знает

Фуруичи часто кажется, что буквально через секунду он умрёт. Не успеет написать завещание, не успеет сказать что-нибудь слезливо важное, не успеет вспомнить самый яркий момент из жизни… Да что там! Божьих коровок сосчитать не успеет! Либо Ога прибьёт его в очередном порыве неважно чего, либо брошенный стул в пылу драки всё-таки настигнет светлую голову. Хотя умереть от рук друга нравится ему больше, чем какой-нибудь другой способ «самоубийства». Но всё-таки он уверен, что его сердце не дождётся особого случая и скончается намного раньше. Потому что… Когда Ога по очереди приподнимает плечи, выгибая спину, когда он говорит: «Нужно вломить», хотя улица пустынна и, наверное, вообще в районе километра от них никого нет — Фуруичи понимает, что Ога замёрз. Да-да. У него теперь всегда ледяные руки и чуть посиневшие от плохого притока к пальцам ногти, но дискомфорт он замечает далеко не сразу и руки в карманы не суёт. А Фуруичи берёт его за руку. Аккуратно, чтобы никто не видел. Сжимает его пальцы вместе, умещая и грея их в своей ладони. У Оги много странностей, за знание которых Фуруичи можно убить. Например, Ога ненавидит соприкасаться с людьми в транспорте. И от неизбежных случайностей шкала злости и ненависти ко всему просто улетает в космос. Зато Фуруичи может к нему прижаться. Хоть рукой, хоть ногой, хоть всем телом сразу. Иногда они так и едут: Ога в самум углу или у дверей, а Фуруичи рядом как живая стена. А ещё Ога может драться не только из-за того, что ему скучно, холодно, хочется размяться, на него напали – он может вломить за Фуруичи, вместо него или защищая его. Он может швырнуть его в сторону от чужого удара — и тогда Фуруичи пострадает не меньше, — а может занять позицию спереди, закрывая своей спиной.Иногда Ога не успевает, и Фуруичи приходится защищаться самому, а иногда у Оги сносит крышечку — и он, в свою очередь, сносит всё вокруг. Потом он хватает Фуруичи за грудки, будто бы тот во всём виноват, у него трясутся руки, костяшки на них опухают и краснеют, сам он тяжело дышит через нос: сдерживается. — Всё хорошо, порядок, — говорит ему Фуруичи каждый раз, хотя у самого сердце сжимается то ли от страха и адреналина, то ли от восхищения, и Ога отпускает его молча. Отходит на пару шагов и кивает. Дома Ога его касается. Иногда невзначай, просто прислоняется, иногда кажется, что специально. А Фуруичи не знает, куда ему деваться, как быть, как терпеть — он не может разобраться, чего хочет больше: чтобы всё прекратилось и сердце перестало так реагировать на «дружбу» или чтобы продолжалось и медленно умирать от любви и безысходности. И вот уже Фуруичи вздрагивает, бывает так, что отводит глаза, заикается, а Ога ведёт себя так, как будто понимает что-то, понимает, но продолжает, потому что… заводится. Лучше умереть, думает Фуруичи. Лучше умереть, чем вот так. «Прямо сейчас», — мысленно вздрагивает он, когда Ога внезапно пихает его к стене. Бьёт его в солнечное сплетение за то, что Фуруичи снова подставляется — снова заключает контракты с демонами, пытается помогать. Когда приступ кашля и хрипота прекращаются, Ога вновь вздёргивает Фуруичи вверх и кусает его губы: грубо и очень по-собственнически. Фуруичи приятно думать, что это ему чудится или что он наконец-таки умирает, а это его последняя фантазия. — Кусок идиота, — шипит ему в лицо Ога, впивая пальцы в его бок с такой силой, что Фуруичи вновь захлёбывается болью, утыкаясь лбом в подставленное плечо. После этого Фуруичи не видится с ним несколько дней. Он не выходит из дома, притворяется больным, немым и глухим одновременно. Мысли не дают покоя, сердце ещё ни разу не застучало в обычном ритме. Да, Фуруичи знает много секретов Оги, от самых маловажных до глобальных. Этим он опасен, из-за этого он и сам в опасности. Просто так получается, что ему тоже хочется быть полезным. Но он ненавидит себя за беспомощность и за чувства к другу, которые только множат слабость. Ога любит горячий шоколад — об этом тоже известно только Фуруичи. Он готовит его для Оги, когда тот всё-таки пробивается к нему в дом. Их второй поцелуй происходит несколькими часами позже, когда перебранка словами и взглядами закончена, и они усаживаются, наконец, расслабиться за приставкой: Ога повернул голову, а Фуруичи посмотрел с вызовом. И всё-таки, лучше было умереть — а не терпеть сначала безысходность, а потом и фейерверк перед глазами. Всё это продолжается до того, как Фуруичи умирает. Точнее, до того, как Такамия вырывает его душу. После — сумбурные, неясные отношения становятся ещё более хаотичными и взрывными. Ога меньше сдерживается: когда они дерутся или ругаются, когда на улице и зажимает порой, где повезёт. И вовсе теперь не сдерживается в выражении чувств. Как и в желаниях, их общих. В целом, никто из двоих уже не мог ни терпеть, ни думать после произошедшего: им стало понятно, что их жизнь давно могла и может прерваться в любой миг. Хотелось быстрее, но в то же время, понимать, что ты делаешь. Ога толкает Фуруичи к кровати, но не позволяет сесть на неё, удерживая за плечи. Тянется к кофте, медленно расстёгивая собачку. Фуруичи вздыхает, потом позволяет снять с себя майку, дотронуться до шрама на груди и молчит столько, сколько это нужно Оге. Потом он сам тянется к его водолазке. Приходит какая-то странная неловкость и скованность в движениях. Но потом быстро исчезает, стоит Фуруичи потянуться за поцелуем. Теперь всё идёт по наитию, как надо. — Дальше, — хриплым шёпотом говорит Ога, когда становится невыносимо чувствовать прикосновения через штаны. — Ага. В этот раз, в первый раз, всё происходит без лишних прикосновений. С чувством внутреннего страха. Не так, когда срывает крышу и хочется трогать везде, не так, когда щиплет губы и покалывает язык. — Веришь мне, Фуруичи? — Ты сейчас вот об этом спрашиваешь? — нервно хихикает он, двинув бёдрами. Тогда Ога вынимает пальцы и пристраивает головку члена ко входу. Он целует Фуруичи, держа его за ноги и вместе с тем двигаясь в него. Чёлка на лбу Фуруичи намокла от пота, сам он слышит прерывистое дыхание Оги, наклонившегося к нему. Больше не до вопросов. — Знаешь, — задумчиво тянет Фуруичи, поглядывая на приоткрывшего один глаз Огу. — Секрет о том, что ты любишь поболтать во время… я тоже унесу с собой в могилу. Ога дёргает своей рукой под головой Фуруичи и цыкает, наконец, расслабленно: — Если ты сейчас не заткнёшься, то унесёшь его раньше положенного.