Blue Angels

Превращение Рэпидфайра прошло без проблем: маги учли свой промах и исправили заклинание так, чтобы в процессе не пришлось использовать ещё одно, гораздо более агрессивное. Однако с восстановительным периодом они сделать ничего не могли — ни сократить, ни прогнозировать. И Рэйнбоу Дэш, и Рэпидфайру решили дать достаточно времени и ухода в больнице, пока они физически и психологически не вернутся в норму. Но радужногривая пегаска и тут летела вперёд паровоза. — Рэйнбоу Дэш! — возмутился Соарин, входя в палату и чуть ли не роняя принесённые в гостинец яблоки. — Что, во имя Пурпл Дарта, ты делаешь?! Пегаска села на полу, скучающе глядя на жеребца вишнёвыми глазами. Ногава её длинной больничной робы — несколько часов после возвращения в форму пони она не долго не приходила в себя и всё ещё пыталась царапаться, поэтому пижаму ей выдали размеров на десять больше, чтобы обезопасить обстановку вокруг кобылки и её саму — были закинуты за спину. Судя по их положению, крест-накрест. — Скручивания. Она плавно опустилась на спину, а затем снова поднялась в сидячее положение. Это упражнение было трудным для пони из-за их физиологии, с ним намного лучше справлялись грифоны, совсем хорошо — минотавры и не могли выполнить неповоротливые бизоны. «Какого Дискорда она выбрала именно такое сложное, в своём-то состоянии?» — внутреннее возмущение Соарина тут же стало внешним. — Я и так не попала на шоу из-за этих драных ледышками плюющихся кошек, — невозмутимо ответила Рэйнбоу, не останавливаясь. — Я не собираюсь задерживаться ещё, прозябая тут тухлым киселём. — Рэпидфайр вообще не шевелится, брала бы… — Рэпидфайр вообще никогда не шевелится. Соарин не удержался от смешка, но быстро взял себя в копыта. — Рэйнбоу Дэш, отставить самоубийство! Это приказ! Радужногривая даже не замедлила темпа. — Не в этот раз, приятель, не в этот раз. Некоторое время тишину нарушало только дыхание занимающейся пегаски. Жеребец, вздохнув, направился к ней. Рэйнбоу смерила его подозрительным взглядом: — Стоять. Стой там, я тебе говорю! Не вздумай меня останавливать, я… — И не попытаюсь, — пожал плечами Соарин. Это, к его разочарованию, возымело действие: Дэш остановилась. Но, раз уж выбрал линию поведения — надо её придерживаться. — Просто я подумал, что ты никак бы не смогла завязать копыта у себя за спиной, как хотела. Так, наверное, неинтересно. Решил помочь. — Ох… ладно, — кивнула Рэйнбоу и не шевелилась, пока пегас не затянул ногава в простой, но надёжный узел поверх крыльев. — Что говорят врачи? — поинтересовался он. — Что я здорова, как бык! — Прямо так и сказали? — усомнился Соарин. Рэйнбоу незначительно замедлилась, пожевав губу. Пегас вдруг ощутил комок в горле и спешно сглотнул его. «Хоть бы ничего плохого», — запоздало подумал он. — Ну, не совсем так, — повела плечом Дэш. — Просто сказали, что я в норме, но они хотят понаблюдать за мной. Зачем, если я в норме? — передавая досаду спортсменки, следующий рывок вверх получился резче обычных. — Думаю, тебе всё же стоит их послушать, — сказал жеребец. Он встал перед Рэйнбоу, поставив ноги попарно по сторонам от её туловища, чтобы каждый раз — и при опускании, и при поднимании — смотреть ей непосредственно в лицо. — С чего это вдруг? — насмешливо приподняла бровь пегаска, не переставая качать пресс. «Она вообще когда-нибудь устаёт? — рассеянно подумал Соарин. — Ни разу не видел её уставшей или запыхавшейся, даже когда она пролетела с бешеной скоростью огромное расстояние, чтобы вернуть Спитфайр. Кроме, разве что…» — воспоминание о заволоченных слезами фуксиевых глазах в темноте ущелья заставило его прижать уши. — С того, что ты можешь надорваться и вообще никогда больше не то, что не взлететь — не встать, — неубедительно пригрозил Соарин. — Тебе надо как-то поберечь себя, что ли… — Ты так говоришь, будто я тут, блин, жеребёнка жду, не меньше! — фыркнула Рэйнбоу. Соарин по привычке вздрогнул и быстрым взглядом окинул палату, ища то ли пути отступления, то ли заявку на тест на отцовство. — О своих способностях мне стало ясно после заварушки в «I—I-Industries». Жеребец обречённо вздохнул. Снова установилась тишина. Соарину захотелось хотя бы того суставного скрипа, который обычно бывает у непривыкших к физическим нагрузкам пони, но нет — Рэйнбоу даже не смущало то, как он над ней навис. — Подожди, — медленно перевёл пегас взгляд на Дэш. — Как ты сказала?.. «I—I-Industries»? Именно так? — Три буквы I, пронзённые кривой стрелой, — подтвердила пегаска, чуть нахмурившись. — С тремя точками над ними, оформленными, как метеориты. Именно там я водила за нос охрану ради развлечения. Ну, помнишь, я вскользь упомянула, когда ты ночевал у меня? — Да… да… с точками… над I… — Чт… что? — Да… да… — рассеянно повторил Соарин. — Так вот почему всё так гладко прошло… — Что гладко прошло? — не поняла кобылка и зависла на середине поднимания. Просто удивительно, как она сохраняла равновесие в такой неустойчивой позе, да ещё и с копытами, завязанными за спиной. — Моя банда, — со вздохом ответил пегас, не веря в это совпадение, — в ту ночь — ночью же было? — кивок радужной головой, — выполняла один тёмный заказ. Нужно было украсть крупную партию новых разработок — какие-то материалы; то ли конкуренты заказали, то ли ещё что-то, но в подробности меня никто не посвящал, просто взяли деньги и пообещали отстегнуть мне кое-чего, если всё пройдёт гладко. В какой-то момент я чуть всё не испортил, охрана уже почти осветила фонариком кончик моего хвоста, но тут раздался крик — и все охранники тут же переметнулись куда-то. Банда беспрепятственно вынесла то, что ей было нужно, а я немного отстал, пытаясь… отдышаться. — Соарин не собирался рассказывать, что на самом деле рыдал в крылья от испуга. — Потом я вернулся, потому что так велела мне честь, ожидая насмешек и позорного исключения из рядов преступников, единственной группировки, принявшей меня. Но вместо этого… я был встречен героем, который принял удар на себя, отвлёк охрану, да ещё и смог вернуться после этого. Я так удивился, что чуть не потерял челюсть, но сумел кое-как подыграть и присвоить эту заслугу себе. Эти деньги… спасли меня. А потом меня приняли в банду, и это спасло меня снова. Я думал, что мне просто повезло, и даже поверил в то, чего никогда не совершал, действительно присвоил себе этот подвиг, а это… это… это ты… это была ты… — обоими копытами он судорожно гладил лицо недоумевающей Рэйнбоу, так и зависшей в своём неудобном положении и скачущей вишнёвым взглядом с одной черты жеребца на другую. Соарин, смеясь так радостно и безумно, что это становилось даже жутковато, в попытках прикасаться ласково лепил из лица Дэш что-то непонятное. — Соарин?! — воскликнула поражённо Дэш, едва ли не впервые называя его не по прозвищу, не «мистер», а просто по имени. — Ты спасла мне жизнь, — восторженным полушёпотом говорил он. — Твоя жеребячья шалость спасла мне жизнь! Охранники решили, что весь тот шум создавала ты со своей скоростью, и переключились на тебя, а моя банда… моя банда!.. — почти закричал Соарин и яростно впился в губы Дэш, резко скользнув копытами к её затылку и придерживая пегаску за него. Радужногривая протестующе вскрикнула в поцелуй; её глаза распахнулись, а всё тело дёрнулось в путах из больничной робы. Пегас же, казалось, даже не замечал её сопротивления. Его передние ноги обхватили Рэйнбоу, так крепко и уверенно, что бойкая пегаска, бесстрашно бросавшаяся на дракона и только всуе поминавшая таинственных властителей судеб, на секунду почувствовала себя совсем уж маленькой и слабой, и что ей на эту самую секунду стало страшно от силы Соарина. Но секунда закончилась… и волной накатило чувство, которое даст сто очков вперёд крепчайшему алкоголю. Рэйнбоу испытывала что-то доселе неведомое. Она по-прежнему не хотела и не принимала этого поцелуя, и с его течением нежелание… не исчезало, а перерастало в нечто несколько другое. Её никогда в жизни не целовали так. Жадно, с отчаянным неистовством, которое перерастало практически в грубую страсть, пугая этим напором и одновременно завлекая им. Пегаска так любила опасность и адреналин, а здесь всего было в избытке: связанная, беспомощная, жертва, перед пегасом, который набросился на неё, как дикий зверь, без предупреждения, без объявления войны, с будоражащей своей откровенностью чувственностью, но даже в этом пылу не теряющий таких навыков поцелуя, что у Рэйнбоу отключился разум. Глаза пегаски закрылись, и она не сразу поняла, что отвечает Соарину — а ведь он даже не пустил в ход язык! А когда он жадно приоткрыл дрожащий рот Дэш, она и не думала сопротивляться. Теперь ей не хотелось, чтобы он её отпускал. Всем телом кобылка льнула к пегасу, безмолвно проклиная разделявшую их робу — и жеребец, почувствовав это, надавил копытом на выпирающую часть узла у неё за спиной, а затем сноровисто расстегнул больничную одежду. Рэйнбоу подняла передние ноги, позволив ей соскользнуть со своего тела, и обняла Соарина за шею, притягивая ближе, почти затаскивая на себя. Телесный контакт и шорох шерсти о шерсть сквозь едва слышные звуки сомкнутых губ и переплетённых языков не могли перекрыть щелчки замков, один за другим раздающихся в головах у обоих пегасов. «К Дискорду всё», — подумал Соарин, страстно запуская копыта в разноцветные волосы, мешая благородные радужные пряди в неконтролируемом, инстинктивном порыве оставить на этой кобылке как можно больше следов принадлежности, несвободы. Прижать сильнее, присвоить себе, полностью завладеть её телом. Судя по тому, как больно, до травящего ядом опьянения больно вцепилась пегаска в его собственную гриву, их желание было единым. Это лишь подстегнуло жеребца к ещё более активным действиям. Он с обоюдным жадным вдохом выпустил её припухшие губы и тут же скользнул по точёной скуле вниз, к пульсирующей жилке на шее, припал к ней очередным бесстыдным, до дрожи пронзительным поцелуем. Тут Рэйнбоу с силой оттолкнула его. В уме Соарина всё ещё огненной чечёткой скакало животное вожделение; пыльный взгляд Дэш, напротив, немного прояснился. Она сидела напротив него, наконец-то тяжело дышащая, взъерошенная, ошеломлённо-разъярённая, совершенно дикая, дикая в совершенстве. Соарин подобно загипнотизированному светом мотыльку подался вперёд и обжёгся. Пощёчиной. — Ты… — прорычала Рэйнбоу, пыхтя и явно пытаясь преобразовать кипячение крови из возбуждения в злобу. — Ты… ты чего… себе… позволяешь? Пегас был не из тех, кто смущается и стушёвывается перед неудачами. Но Дэш не дала ему шанса исправить положение — она стремительно обошла его и выскочила из палаты, на ходу вытирая губы копытом. Соарин растерялся и вскочил на ноги. От Рэйнбоу осталась только больничная роба. Пегас растерянно коснулся её — всё ещё хранила жар восхитительного тела. «Влюбился в неё, что ли?» — Влюбился в неё, — с неопределённой интонацией повторил жеребец. — В неё… Несколько минут он стоял в безмолвной пустой палате, цепляясь копытом за утекающее из одежды тепло. — И-ди-о-о-от…