Необходимость

Он хотел вернуться. Просто смотреть на мир и чувствовать его хриплое дыхание. Собирать в памяти обрывки далеких воспоминаний, гулять по парку, потеряться в сером бездонном небе. Он хотел дышать, как дышит осенняя листва, хей, слышишь, дышать медленно и размеренно, вдох — выдох, это же не сложно, да? Он хотел встретиться, не важно с кем, даже если судьба с улыбкою а-ля «милый, пришло время решать» вдруг восстанет подобно выбору, когда перед тобой несколько дорог, но дальше — туман, туман — это хорошо, туман — это попытка не видеть, не замечать очевидного. Он хотел вернуть все, хотел, чтобы оно встало на свои места, как было раньше, когда гармонию не приходилось зажимать в руках, чувствуя как она медленно покидает его сердце и разум, когда паника не хватала за горло, лишая драгоценного кислорода, не шептала томным голосом, от чего сердцебиение слышалось где-то в глотке, когда кажется, что все — пропал, но на самом деле нет. Когда депрессия не сбивала дверь с ноги, не ложилась в его постель, вечно-холодную и такую незнакомую, не касалась когтями, забираясь внутрь, в самую его суть. В чем смысл жизни? Зачем мы здесь? Философия — это хорошо, спрашивай себя почаще, бей под дых необъяснимым, и успокаивай, что это все пубертатный период, кризис среднего возраста, смертельная болезнь разума. Думай меньше, действуй по схеме. Не запоминай, не рыпайся, не борись. Надейся, и все пройдет, ты станешь безвольным и тихим, зачем забивать себе голову бесполезным, курить от глупости собственных выводов, употреблять по вечерам виски и немного Омар Хайяма, но тихо, так, чтобы никто не заметил, а то гляди и состаришься раньше времени, а люди что подумают, тебя это не волнует? Не смотри на небо, небо в городе бесполезно, здесь нет чудес и не видно звезд. Но это ведь ничего, да? Зачем тебе это, если мир так тесен, если есть что по важнее, например, формулы тригонометрических уравнений? Не создавай нового, иди по протоптанному, а то гляди залезешь в дебри неизвестного, а нет ничего страшнее неизвестности для человеческих умов. Не пиши законы, законы Ломоносова-Ньютона-Гука, неужели ты хочешь оставить здесь свое неуместное имя? Плыви по течению, чувствуй как оно несет тебя в пучину, на самое дно, но касаться дна намного надежнее, чем ощущать под ногами пустоту, видеть как мир рушится, шептать, что дабы у тебя был выбор, то лучше уж родиться не в том веке, не в том месте, переехать на чертов Юпитер, дабы не видеть медленную смерть планеты. Не пиши громогласных заявлений, не выделяйся и не дыши — кто дал тебе право на кислород, право дышать чужим воздухом, кто дал тебе право существовать? Постарайся не вылезать из общей массы людей, ведь это так здорово — быть частью чего-то, разве ты не понимаешь? Белые стены, гигантские потолки — навязчивый страх оказаться за гранью понимания, видеть то, чего не видят другие, несите смирительную рубашку, здесь человек читает Шиллера, разве вы не видите, что происходит? Чувство полной беспомощности перед вселенной, ты не видишь ее, но чувствуешь, что она здесь, где-то под сердцем, течет по твоим венам, как и у каждого, кого ты встречаешь на пути. Шрамы — созвездия. Чувства, мечты, надежды. Вера — твой Млечный путь. Сотканы из космоса. Из частичек неба. Где-то там внутри — целый апокалипсис из мыслей, когда так хочется поделиться с кем-то, но нет сил даже открыть рот. Говорить. Слов не хватает. Всегда не хватает слов. Но это ничего. Можно молчать. Молчание — тоже выход. Способ самовыражения. Попытка рассказать о нужном. И просто напомнить о себе. Держать в руках Библию — как можно верить в Бога, если ты не веришь в себя? Раз, два, три — молочные реки, кисельные берега, четыре, пять, шесть — и будешь ты изгнан из Рая. Берегись лжепророков, доверяй шестому чувству, живи. Время рождаться и время умирать; … время разбрасывать камни, и время собирать камни; … время войне, и время миру. Аминь. Три раза сплюнуть. Постучать по дереву. Перекреститься. Почувствовать чье-то тепло. Через левое плечо. Пожалуйста, через левое. На нем уже давно нет демона. Все демоны живут в твоей душе. И он шагает и верит, что не зря. Что все вернется. Вдохновения нет, но есть шанс воткнуть иглу куда-то под кожу, снова почувствовать себя важной частичкой паззла перелистывать фотоальбом, прочитывать прошлое по линиям на ладони. По шрамам, если быть точнее. Этот от падения на велосипеде, этот от холодного лезвия, а этот… от него. Но он где-то под рубашкой, на сердечной мышце, незаметный, но самый важный, неумело заклеенный пластырем времени. Время не лечит и не стирает. Оно просто есть, такое незначительное, такое необходимое, роется в отсеках нашей памяти и умело выбрасывает все лишнее в атмосферу. Не запоминай лица, помни ощущения. Не запоминай имен, помни саму любовь. Это самое главное. И вот он идет потерянный, но живой, расставание — это больно, да, но еще больнее, если не знаешь, что это такое. Когда наливаешь две чашки чая, вместо одной, забываешь ключи, потому что он всегда носил связку, говоришь, что дома и ждешь ответа. Ты учишься жить, заново ходишь, все еще читаешь Шиллера, потому что он тебя приучил. Сам же подарил сборник, а еще головную боль и несколько новых порезов. Случайно так. Оно всегда случайно. Нет никаких «раз и навсегда», потому что всегда — это понятие весьма относительное, потому что одно мгновение может длиться вечность, а вечность — состоять из трех лет. Ни больше, ни меньше. Не считай секунды, вдыхай ее через нос. Чувствуй на обратной стороне век, раздели с кем-нибудь, потому как вечность есть синоним одиночества. А еще синоним любви. Странно, правда? Ведь в итоге, ты — часть вселенной. Ты не видишь ее, но чувствуешь, она здесь, где-то под сердцем, течет по твоим венам, как и у каждого, кого ты встречаешь на пути. Шрамы — созвездия. Чувства, мечты, надежды. Вера — твой Млечный путь. А еще у тебя есть вечность, подаренная вселенной. И время, чтобы выбрать. Выбрать того, кто тебе небезразличен. Время, чтобы подарить ее кому-то еще. Он был доволен своим выбором. В конце концов, вся жизнь — это поле, где можно ошибаться. А еще сделать правильный выбор. Единственный правильный и единственный нужный. Ведь философия — это хорошо. Но нужно найти того, кто сможет говорить с тобой на одном языке. Подарить, например, сборник Фридриха, мешать в чай ненавистную тебе корицу, называть идиотом время от времени. Читать тебе Омар Хайяма по ночам. Смеяться, когда ты начинаешь курить сигареты, оспаривать твои решения и попытки их нахождения. Цитировать тебе Библию. Видеть в тебе то, что не видят другие. Сжимать твою ладонь. И просто быть рядом. На небе нет звезд, но они все прочно спрятаны в нем. Ты увидел их в его темных глазах. Ты нашел вселенную в его взгляде. Ты рисовал созвездия поцелуями. Рисовал созвездия на его коже. Кусал его губы, сотканные из космоса. Из частичек неба. Ты боялся выделяться. Он вышел из общей массы. Ты привык жить как придется. Он показал тебе новые стороны горизонта. Ты верил в Бога. А он верил в тебя. Он хотел вернуться. Просто смотреть на мир и чувствовать его хриплое дыхание. Собирать в памяти обрывки далеких воспоминаний, гулять по парку, потеряться в сером бездонном небе. И сейчас ты встречаешься с ним глазами, вот так случайно, как сводит судьба или играет фортуна, когда действительно подмостило, когда ты делаешь ход конем… И улыбаешься, потому что вечность — понятие относительное. И время еще есть. — Привет, Ньют. (Мне тебя не хватает.) — Здравствуй, Томас. (Мне тебя тоже.) — Как жизнь? (Мы можем все изменить.) — Прекрасно. (И я готов рискнуть.) И сейчас у нас есть шанс. У нас есть небо. Есть любовь. И щепотка вечности. Не рыпайся, не сдавайся, вдыхай ее через нос. Потому что это важно. Важно. И так нужно.