Жар

По всем канонам разрушитель Звезды Смерти не должен чувствовать себя бесполезным. Однако именно так Люк и ощущает себя в последние часы. Бен Кеноби сказал бы ему, что джедаю не следует поддаваться отчаянию, и, разумеется, был бы прав, но Люк ничего не может с собой поделать. Но главное — он ничего не может поделать с Ханом, которому опять угораздило вляпаться в неприятности. Было ли это ужалившее его ядовитое растение или опасный представитель местной фауны — Хан не успел сказать ему. Он вообще ничего не успел сказать; Люк отыскал его уже в бреду со странным ожогом на запястье. А ведь он торопился сказать, что им не стоило разделяться на чужой планете. Нужно осмотреть повреждённый двигатель, чтобы они могли, наконец, убраться подальше из этого недружелюбного места, где совершили аварийную посадку. Но на починку требуется время — не слишком много для такого искусного механика, как Люк, но больше, чем он может себе позволить. Люку кажется, что если он оставит Хана без присмотра, тот сгорит заживо за несколько минут. Но его неловкую помощь трудно назвать настоящей помощью. Кожа Хана медленно принимает бордовый оттенок, и пот льётся с него градом. Люк видит белки его глаз, промелькнувшие под полузакрытыми веками, и на мгновение пугается не на шутку — ему кажется, что те уже сварились от жара в собственных глазницах. Но, конечно, ему это только кажется. Хана ещё можно спасти. Наверное. Вероятно. То есть — точно, совершенно точно, Люк абсолютно в этом уверен. Только он пока ещё не знает, как. Их скромные медицинские запасы бесполезны. Люк даже пытается использовать Силу, но Бен не успел открыть ему её лечебных свойств, а сам он слишком растерян и суетлив, чтобы открывать новые грани тонких материй, и жизнь Хана, поставленная под угрозу, нисколько не раскрепощает. В тщетных попытках успокоиться он глубоко вдыхает и выдыхает, прикасается к горячей щеке Хана, закрывает глаза и сосредотачивается. Блуждая неподалёку, он успел заметить не слишком подозрительный на первый взгляд водоём. Люк берёт Хана под мышки, чувствуя, как неприятное тепло обжигает кончики пальцев, и тащит его напролом сквозь плотные заросли, рискуя вновь встретиться с тем, кто напал на Хана — или кого Хан случайно потревожил. Вода в странном пруду не кажется чистой, но сейчас это уже не имеет никакого значения — риск слишком велик. Поскальзываясь на илистом берегу, Люк неуклюже стаскивает обмякшее тело Хана в прохладную воду подозрительного желтоватого оттенка и присаживается на корточки рядом, не замечая, как промокает его собственная одежда. Он почти удивлён тому, что с поверхности воды не поднимаются струйки пара. Что, если мозг Хана уже необратимо повреждён? Люк не может этого допустить. Хан не раз шутил о том, что из них двоих только Люк может похвастаться отменными мозгами. Но сейчас Люк понимает, что на его месте Хан не замешкался бы, как он не замешкался на планете Хот, где Люк замерзал. Люк тогда был в беспамятстве, но некоторые детали отложились у него в памяти неожиданно хорошо. Он отлично помнит, как Хан обнимал его, укрывая от снежной бури. Тепло умершего животного спасло его, но тепло человеческого тела грело гораздо сильнее. Люку даже кажется, что он слышал неразборчивый шёпот Хана, но это вполне может оказаться всего лишь ложным воспоминанием, галлюцинацией уставшего сознания, фантазией… очень неожиданной фантазией. Фантазией настолько цепкой, что Люк, наверное, был одним из немногих людей, кто любил вспоминать о мгновениях близости к смерти. Люк складывает ладони, зачерпывает воду и выливает тонкий ручеёк на грудь Хана. Мокрой рукой проводит по его волосам, и Хан поворачивает голову, отзываясь на прикосновение, и узел в груди Люка самую чуточку поддаётся. Лея не простит его, если Хан умрёт так глупо. Люк и сам себя не простит. Вспомнив о Лее, Люк не может перестать думать о ней. Лея с первой минуты знакомства казалась необъяснимо родной. Хан оставался непредсказуем: Люк редко понимал, как он мыслит, о чём думает и на какие проделки способен, но с ним всегда было больше, чем просто приятно иметь дело. Наверное, тут были замешаны какие-то основообразующие законы Вселенной, согласно которым друг к другу притягиваются противоположно заряженные частицы и субстанции. Встрепенувшись, Люк отсекает от себя ненужные мысли. Они оба бредят сейчас: Люк — необъяснимыми мечтами, больше смахивающими на блажь; Хан — странными обрывками слов, к которым Люк боится прислушиваться. Люк знает, что должен заставить себя дойти до корабля и приняться за экстренную починку — только так у него будет шанс спасти Хана. Но он не двигается с места, не может заставить себя подняться. Тащить Хана с собой тяжело и небезопасно, а оставить его одного… попросту невозможно. В душевное смятение Люка вдруг вторгается ещё одна неожиданная мысль: если на планете Хот он провёл ночь в чужом брюхе, где же ночевал сам Хан? — Что происходит? Радость переполняет Люка ещё до того, как он окончательно осознаёт, что происходит. А происходит то, что любитель попадать во всевозможные неприятности по имени Хан Соло в очередной раз вышел сухим из воды. Впрочем, нет. Он по-прежнему лежит в воде и с ног до головы по-прежнему совершенно мокрый. — Могу я узнать, как оказался в этом болоте? — Люку кажется, что Хан выздоравливает на глазах — не то действие яда оказалось кратковременным, не то многочисленные передряги Хана выработали у него особый иммунитет; и Люк безо всякой иронии склоняется ко второму варианту. — У тебя… была лихорадка, — лепечет Люк, одновременно опешивший и всё ещё не пришедший в себя от облегчения. — Я думал… Я попытался… — Эх, малыш, — вздыхает Хан. У него встрёпанные волосы, влажными прядями беспорядочно прилипшие ко лбу, сухие растрескавшиеся губы и нездоровый румянец на щеках, и Люк почему-то не может оторвать взгляд от этого родного лица. Странно, ведь с Ханом всё в порядке — тогда почему узел в груди и животе Люка не развязывается, а становится только туже? — У тебя никогда не получится меня остудить. Ты можешь только согреть меня. Пока ты рядом… меня то и дело кидает в жар. Люк надеется, что его собственный румянец не бросается в глаза. Хан ещё не до конца оправился от помутнения рассудка, и Люк не станет попрекать его этим случайным признанием. Помогая Хану подняться, Люк думает ещё и том, что Хану вовсе не обязательно было заталкивать его внутрь греющей туши, чтобы сохранить жизнь. Достаточно было произнести те же слова, и снег вокруг Люка растаял бы за пару минут.