Безразличие и эмоции

-Кларисса! — вновь кричит Алек, -Бей сильней! -и ставит ей подножку, от чего она летит на пол. -Ай! Алек! -надломившимся голосом от боли крикнула Клэри, поднимаясь с пола. -Что «Алек»? Я уже 18 лет Алек! Следи за ногами, примитивная.-уже тише произнес лучник и начал снимать перчатки. -Я не примитивная! -крикнула девушка уже удаляющимся из тренировочного зала Алеку, на что он, не повернувшись, ответил: -Что ж, ты права, ты — не примитивная, ты — никто.-и, сильно хлопнув дверью, вышел из зала. Примерно такие тренировки проходят каждый день. Но сегодня Клэри не выдержала. Надоело ей все это. Вся та боль, которую ей причиняет Алек, все те оскорбления брошенные в ее адрес от любимого человека, а ведь она любит его. Пусть он и причинял ей столько боли, она любит его. Но теперь — любила. Она поняла, какой она была дурой. Она хотела признаться ему в этом. Она старалась ради него, чтобы увидеть в его глазах гордость, а видела только отвращение. И это добавляло огромный шрам на ее светлом, любящем сердце. А теперь она решила, что больше не будет плакать из-за него. Никогда. Она засунет свои чувства, эмоции в далекую и непросветную задницу. Она станет настоящим воином, сумеречным охотником, нефилимом. Да ей без разницы кем, лишь бы не чувствовать ничего. Лишь бы отключить эмоции, чувства. И все из-за Александра Гидеона Лайтвуда. Из-за этого гребаного охотника. Охотника, с синими, как море, глазами. Пусть он и причинял ей столько боли, она любит его. Но теперь — любила. Она поняла, какой она была дурой. Она хотела признаться ему в этом. Она старалась ради него, чтобы увидеть в его глазах гордость, а видела только отвращение. И это добавляло огромный шрам на ее маленьком, любящем сердце. Кларисса решила, что больше ни одна ее горькая слеза не прольется из-за этого нефилима. Её взгляд стал серьезным, бесчувственным. Она встала с мата и пошла к себе в комнату. Пока Клэри шла, она думала лишь о том, как она могла полюбить такого человека. И этот человек только сейчас понял, что он не ненавидит ее, а любит. Всем сердцем. От кончиков пальцев на ногах, до кончиков своих иссиня-черных волос. Любит ее, маленькую девочку, с морковными кудряшками и глазами цвета свежей травы. Глазами, искрящимися от счастья, любви, нежности, заботы когда она смотрит на него. И глазами, полными боли, отчаяния, грусти, и бесконечной надеждой, когда он ее оскорблял. Вот теперь он понял. Она любит его. Любит Александра Гидеона Лайтвуда. Любит ни смотря на то, как он к ней относился. И только сейчас он понял, какую боль он причинял ей. Он решил найти ее, извиниться, сказать, что любит ее. Он хотел снова увидеть ее глаза, полные любви и счастья за него, когда он улыбался Джейсу, Иззи, Максу, родителям, да даже Магнусу! Он понял, что она желала счастья ему, пусть и не с собой. И вот он уже бегает по всему Институту, крича ее имя. И находит. Она твердым шагом несет в руках все платья, которые ей подарила Изабель. Она решила отдать их своей законной хозяйке. Она больше не хочет носить платья, каблуки. Только удобные армейские ботинки, майки, джинсы и толстовки. И все черные. Как и подобает нефилимам. Больше никаких ярких цветов. Она даже думает подстричь свои волосы и перекрасить их в каштановый. -Клэри! Клэри, постой! -кричит ей Алек. Она останавливается и с выжидающе смотрит на него скептически приподняв правую бровь. -Клэри, прости меня, я… -он запнулся, когда не увидел в ее изумрудных глазах нежности, любви, заботы и счастья. Только безразличие, раздраженность и пустоту. -Чего тебе, Алек? -он просто опешил от ее тона. Такой безразличный. -Клэри, я… Что с тобой? -спросил Александр, немного отойдя от шока. -Со мной? Ничего.-раздраженно бросила она и поспешила отдать платья. -Ты такая… Холодная, -ответил он шепотом. -Я не холодная, Алек, я просто больше ничего не чувствую. Я отдала свои чувства тебе, а ты их просто растоптал, — и это был удар ножом по сердцу для Алека, -той Клэри-я-сочувствую-всем-подряд-Фрей больше нет, есть только Кларисса-я-ничего-не-чувствую-Моргенштерн. И мне это нравится, спасибо тебе за это, Алек. И они не помнят, когда он отдал ей свое безразличие, а она — эмоции.