***
Никто так и не узнал, почему взлетела на воздух та база. Да это никого и не волновало. Он сказал, что в бою зацепил трубопроводы, и объяснение приняли – главное, что кэп был спасён. Выговорили разве что за то, что сорвался к нему один. Один – это хорошо. Он резко ведёт плечами, вспоминая, что увидел в той камере, где держали кэпа. Отчаянный, повёрнутый внутрь себя взгляд, содранную кожу на запястьях – он рубил тяжёлые гранёные браслеты, а внутри всё клокотало от ненависти и жажды убийства. Он старался не смотреть на остальное. На ноги, покрытые кровью. На синяки. На прокушенные губы. – Наташа как... – хрип, шёпот... Сволочи! Хреново быть гением – ты сразу понимаешь всё. Кэпа бы им было не взять даже в этом положении, его бы убить раньше пришлось, но ему соврали, что Наташа тоже в плену. – В порядке она, жива и здорова. Всё хорошо, отдыхай. Выбравшись за стены, он уложил его прямо на траву. – Подожди меня, я скоро. Кэп не ответил. Смотрел на высокое небо, на солнце... А он вернулся и методично принялся за работу. Заблокировать выходы. Остановить внешнюю вентиляцию. Перерубить газопровод. Замкнуть энергосистему. Надеюсь, вы хорошо порезвились. Вот только за удовольствие надо платить. От взрыва содрогнулась земля.***
Сканирование обнадёжило – переломов у кэпа не было. Или были, но успели срастись. Он поставил капельницу, ввёл обезболивающее... В том, что ты – гений есть и свои плюсы, – ты учишься быстро и умеешь так много... Он перебрался за штурвал джета. В госпиталь решил не везти. Помог добраться до своей комнаты в башне. – Помочь ещё? – спросил, переступив порог. Кэп молча покачал головой. Кровь его он отправил на анализ. Трясся – а вдруг... мало ли... Но – обошлось. То ли эти твари были на подбор здоровы, то ли практиковали безопасный секс. Пусть в аду теперь практикуют. Кэп отлёживался двое суток. А Тони двое суток держал оборону: отшучивался, оправдывался, принимал нагоняи, показушно балагурил... Но даже на этаж к кэпу никого не пустил. Джарвис присмотрит. Совсем оставлять кэпа одного он боялся. Кто знает, вдруг он из окна шагнёт... Не шагнул. Вышел из комнаты через двое суток – подтянутый, выбритый, собранный. И вот такой ледяной. Что удивительно, другие ничего не заметили. На вопросы команды о плене, кэп коротко ответил: «Допрашивали» и молча выслушал шутки и прибаутки насчёт идиотов, которые не на того напали. И всё вошло в обычную колею. Только вот холодно ему теперь было. Всё время – холодно. Исчезли улыбки по утрам и заботливые взгляды «выспался ли неугомонный гений», пропала вечерняя болтовня ни о чём и взаимные подколки. Спаррингов тоже не стало... Кэп возвращался с базы заполночь – чужой, отстранённый – коротко кивал и исчезал у себя. Сколько он ещё так продержится? Тони бы посоветовал ему сходить к психологу, если б не понимал, насколько это всё безнадёжно. Не выйдет, не поможет... Кэп будет справляться сам. Вот только справится ли... Но смотреть на это спокойно Тони не собирался. Кэп ведь ещё так молод, так мало видел и знает. Что у него в жизни-то было? Ответственность, да война? Слишком большой груз для такого молодого человека. А теперь ещё и это? Нет. Нет.***
Он поднимает голову и прислушивается. Где-то вдалеке заработал лифт. – Сэр, капитан Роджерс в здании. – Слышу, Джарвис, запаздываешь с отчётом. Шаги у него чёткие, рублёные. Встал в дверях, будто на преграду наткнулся. – Тони. Они смотрят друг на друга через огромную комнату, залитую тусклыми синими сумерками. – Ты рано. – Канун президентского дня [1]. Сегодня закончили раньше, завтра отдыхаем. Как он и думал. Боже, храни Америку. Кэп коротко кивает ему и уходит прочь. А Тони прислоняется затылком к ледяному окну, спиной ощущая ждущую позади голодную пропасть. Чтобы взлететь – надо прыгать. Но кэп его друг, и он стоит любого риска. Тони отклеивается от стекла и направляется в его комнату.***
– Тебе чего? Он смотрит настороженно, из-за плеча. Хочет вышвырнуть, конечно. Но надо отдать ему должное – сперва всё же решил спросить. Теперь надо беззаботно улыбнуться и поболтать перед его носом бутылкой. – Пришёл за президентский день выпить. Ты ведь патриот? – Тони. – Ну что мне, в одиночку надираться? Давай, Роджерс, поддержи компанию. Стив терпеливо вздыхает. – Мне нет смысла пить. Ты же знаешь. – Предусмотрено, – и он извлекает резную фляжку. – Асгардская выпивка, Тор из своих запасов отжалел. Стив холодно усмехается. – Однако ты подготовился. Ладно, подожди. Через пару минут он выходит из ванной уже в гражданской одежде. Его ждёт накрытый столик – бутылка, фляжка, нехитрое угощение... – Ну, давай. Первый тост, второй, третий... Тони щедро подливает Стиву в стакан, почти не даёт закусывать и болтает обо всякой ерунде. И следит, следит внимательно из-под ресниц, подмечая малейшие изменения на раздражённом лице. Есть. Вероятно, сам он от ядрёного торова пойла уже давно валялся бы в отключке. Стив лишь слегка расслабляется – чуть мягче становится линия спины, углы рта опускаются угрюмо, и взгляд замирает в одной точке. Молчать вдвоём – правильно. Сумерки давно превратились в ночь, далёкий город сияет нарядными огнями. – Ну, хорошо, – вдруг говорит Стив, – ты меня напоил. И что теперь? Будешь уверять, что всё в порядке? Умница. Им просто невозможно не восхищаться. – Нет, не буду, – качает он головой. – Какой уж там порядок. Но вот то, что случившееся – не конец света, точно. – В самом деле? – Говорю, что есть. – Ты не знаешь, каково это! – вдруг яростно выплёвывает Стив. – Знаю. И Стив замирает, споткнувшись... – Что?.. Тони кривит губы. Ну, вот и всё. Прыгнул? Теперь лети. – Шесть лет назад, – говорит он в мёртвой тишине, – меня захватили в плен террористы. Знаешь, давай-ка выпьем. Они пьют, и Тони неторопливо продолжает: – Они хотели, чтобы я делал им оружие. Я отказывался. Сначала они меня уговаривали, потом пытали. Но я был намерен сдохнуть, но не давать им в руки «Иерихон». И тогда они... Он усмехается одеревеневшими губами. – Арабы... Мусульмане. Для них обычное дело насиловать женщин. Врагов, видимо, тоже. Они ненавидят мужеложство, но для меня сделали исключение. Бурбон густой смолой темнеет на дне его стакана, горчит ядом воспоминаний. – Наутро мне объяснили, что умереть не дадут. Что у них ещё много... желающих. Что они будут... и дальше. Пока я не соглашусь. – И тогда ты начал делать броню... – голос Стива ломается. – Точно. А знаешь, что было самым трудным? Остановиться. Когда я выбрался из пещеры, и они попытались меня расстрелять. И Инсен уже погиб, а я включил огнемёты. Мне было трудно перестать убивать... Он выпрямляет спину и расправляет плечи. – Но я смог. Понимаешь, в мире есть не только ненависть и страдания. Я это пережил и живу дальше. Следы остались, конечно, наверное, на всю жизнь останутся. Например, я не могу находиться в толпе без брони, если гаснет свет, паниковать начинаю... – А кто-нибудь?.. – Нет. Даже Пеппер не знала. Ты – первый, кому я сказал. – И как же ты... – Работа помогла. Техника. Жизненный опыт, всё-таки я не был невинным юношей. Тебе, конечно, трудней. Будет и страх, и боль. Но пойми: неважно, чего именно ты будешь бояться. Главное, чтобы не жизни. Поверь мне, Стив, жизнь прекрасна. Несмотря на всё это дерьмо – прекрасна! А я знаю, о чём говорю. Стив смотрит на него и сейчас, когда тьма скрадывает его фигуру, он кажется совсем юным. Мальчишкой. Впрочем, он мальчишка и есть. Сколько между ними лет разницы? Сейчас Тони кажется, что целая жизнь... Они надолго замолкают. Стив думает, Тони не торопит. Тишина и темнота укутывают их тёплым пледом, и отблески городских огней бросают на потолок разноцветные блики. Вдруг Стив встаёт. – Тони. Я... хочу попросить тебя об одной вещи. – Говори. – Займись со мной сексом.***
Поразительно. Вот это смелость. Он ошеломлён. Не ожидал: чтобы решиться на такое, самому Тони потребовались месяцы, а Стиву хватило и минуты. Его снова переполняют восхищение и гордость за друга. – Хорошо, – легко соглашается он. – Если ты хочешь. Тони встаёт, и его пальцы чутко ложатся на широкое запястье. – Ты что? Невероятно. Не шарахнулся, не напрягся. Какая сила духа! И какая доверчивость... – Проверяю, протрезвел ли ты. Я не буду заниматься сексом с пьяным. – Да, я уже... – Тогда разбери постель. Спокойная сухость сейчас то, что нужно. Стив привык к армейской краткости, она его успокоит. – Джарвис, – говорит Тони, отойдя к двери, – пришли мою аптечку из спальни. А потом сразу же отключись от комнаты капитана Роджерса. Через минуту он забирает коробку у младшего брата Дубины и захлопывает дверь. Постель уже разобрана, Стив стоит рядом с ней, опустив руки. Тони спокойно ходит по комнате и зажигает ночники, чтобы мягкий свет был достаточно ярок. – А Джарвис не обиделся? – вдруг спрашивает Стив. – Он же машина и не умеет обижаться. – Я его всегда воспринимал как живого... – Ты просто добрый. Ну что, готов? Разденешься? Стив судорожно кивает. Ну, вот и страх... Но пальцы, не останавливаясь, расстёгивают пуговицы, и рубашка падает с плеч. Координация, кстати, не нарушена. Кажется, он действительно трезв. И какой же он всё-таки красивый... Конечно, Тони и раньше это видел, не слепой же он! Но слишком ценил их дружбу, чтобы желать ещё и секса. Да и держать своё неуёмное либидо в узде с возрастом научился неплохо, но теперь... Эта линия плеч, чистая кожа, гордый поворот шеи... Кэп даже майку ещё не снял, а у него уже пересохли губы. Но так нельзя. Нельзя забываться! Сейчас он вступает на минное поле, здесь каждый вздох может быть опасен, а ему нужно помочь Стиву. – Подожди, не надо дальше. Взгляд у него совсем беззащитный. Из одежды на Стиве остались одни трусы... – Хочешь раздеть меня? Пусть лучше сам. Стив медленно подходит и снимает с него пиджак, жилет, брюки... Брендовая одежда отлично смотрится на ковре. Тони глядит Стиву в глаза и говорит: – Если захочешь, ты всегда сможешь меня остановить. Достаточно одного слова. И мягко толкает на постель – ложись. Стив дрожит. Совсем незаметно, но он видит всё, и это хрупкое отчаянное мужество заставляет сжиматься сердце. Тони вытягивается рядом с ним на прохладных простынях и невесомо кладёт руку ему на грудь. Поцелуй лёгок, это просто касание, но его тепло буквально бьёт под дых. Запах Стива, смешанный с тонкой коньячной ноткой, сводит с ума, и нет ни малейшего желания отрываться от его губ. Впрочем, это и не нужно... Стив вздыхает и вдруг отвечает. Робко, неумело, но сердце ликующе подпрыгивает – вот так, умница моя, хорошо! На мгновение он отступает, смотрит в глаза, улыбается... Стив всё ещё перепуган, но как же он храбрится! – Ты поможешь мне? Я должен понять, что тебе нравится. Дай мне знать, хорошо? И немедленно целует в шею. Затягивается запахом, на пробу прикусывает ухо и скользит ниже, к ключицам, груди... Он двигается вслепую, наощупь, составляет карту его тела. И поводыри его – тихие вздохи, да едва заметные движения. Но опыт и навык – отличное подспорье, и скоро уже Стив крупно дрожит, растерянный, оглушённый новыми ощущениями... ...А Тони ведёт бой. Он собран и сосредоточен – жар желания надёжно отодвинут на задний план и заперт силой воли. Ему нужно намертво переломить в Стиве память об этих тварях! Лаская его, он сражается с ними, отнимает у костлявых призраков их добычу. Ничто, ничто в его действиях не должно напомнить Стиву о пережитом, ни единое движение, ни малейший звук! Сейчас и здесь есть место только терпению, спокойствию, нежности... Стив немного расслабляется. И Тони позволяет себе вернуться к его губам. Чуть откровенней, но не менее ласково – он мягко целует, гладит щёку, чуть слышно шепчет всякую чепуху... Что эти сволочи не делали с ним? Бешеный всплеск гнева – прочь, прочь! Они уже мертвы! Но если бы мог, он убил бы их снова... Ладонь медленно скользит вниз, туда, где уже побывали губы. Кружит около пупка, касается низа живота. И снова испуганный вздох. Ничего, смотри, это я. Просто я. Не бойся. Стив крепко сжимает ноги, он напряжён. Но и возбуждён немного... Тони чуть приспускает резинку трусов, и медленно, сладострастно и напоказ склоняется к его паху и втягивает в рот член. Тихий вскрик служит ему наградой. Тони неторопливо ласкает уздечку, смакует, скользит языком вдоль ствола, мягко толкается в дырочку... Остальное не трогает, его руки почти целомудренны... Член наливается тяжестью, Стив судорожно дышит, слегка выгибается, его тело неопытно, и движения хаотичны. Наслаждение захватило его, застало врасплох, отключило разум – сейчас оно разбивает оковы страха перед близостью. Это – первый барьер. Стив толкается вверх, и Тони добавляет жара – чуть сжимает и поглаживает яички, пропускает член в глотку. Ну, давай же! Короткий вскрик, Стива сотрясает оргазм, и как же жаль, что Тони не может этого видеть! Его лицо сейчас должно быть прекрасно... Он прилежно вылизывает член, пока тот не обмякает, и лишь после этого подаётся вверх. – Как ты? Его тут же притягивают в объятья. Кожа Стива покрыта испариной, она мягкая и горячая, а дыхание его – господи, ещё чуть-чуть и Тони начнёт цитировать Песнь Песней... – Тони. Стив смотрит смущённо, но и с ноткой требовательности. – Продолжим? Храбрец ты мой. Не остановишься ведь? Ну и характер... – Если хочешь. И с залихватской улыбкой Тони стаскивает с него трусы и зашвыривает их в угол комнаты. Падает на Стива, комически тискает. Немного дурашливости сейчас не повредит. – Ну-ка давай сюда эту подушку. – На... А зачем? – Ну вот сразу тебе всё и расскажи. Так, попу вверх! Стив смеётся и краснеет. Тони критически оглядывает результат. – Ну что, поехали? Ноги у него, между прочим, тоже красивые. Он бережно массирует их, тычется носом, целует всё ближе и ближе к внутренней поверхности. Нельзя давить, Стив должен всё сделать сам. Тот понимает, что от него хотят. Стив борется с собой, да, это трудно и очень страшно. Но... У Тони на мгновение перехватывает дыхание – Стив медленно разводит перед ним ноги и смотрит, смотрит прямо в душу. И опять дрожит. Но... Ты же веришь мне? Веришь... Конечно, гораздо удобней было бы уложить Стива на живот, но это мгновенно пробудит в нём самые худшие воспоминания, так что чёрт с ней, со спиной, которая завтра будет болеть... Тони приподнимается, ловит его руку, переплетает пальцы. Стив не сможет его видеть, но зато почувствует... Язык нежно касается входа. Обводит, просится внутрь... Ничего, мы справимся, мы вместе, ты же так тогда говорил? Его терпение вознаграждается стоном. Прекрасно! Он добавляет пальцы. Слегка, едва-едва. И чуть больше. А теперь смазку. Она хорошая, с обезболивающим эффектом. Не хочу тобой рисковать... А вот сейчас можно и подняться. Пальцы теперь мягко погружаются внутрь, гладят, ласкают... Он целует согнутое колено, прислоняется к нему щекой и любуется, не в силах отвести взгляд. Стив прекрасен. Он разметался на постели – открытый, страстный, отзывается на каждое движение, кусает губы, его волосы взмокли от пота, напрягаются мышцы, и пальцы комкают простынь... Внезапно он вскрикивает, смотрит слепо и вдруг цепляется взглядом за Тони, стонет призывно, отчаянно... – а Тони всё повторяет последнее движение, принесшее такое наслаждение, касается простаты – настойчиво, упорно... – Стив мечется, жмурясь от нестерпимой муки, – а теперь обхватить его член... – господи, какой же ты! Всхлипы, вскрики... Он содрогается и выплёскивается, сильно, отчаянно, заливая свой живот и руки Тони. Тони чуть не кончает следом. Взгляд Стива плывёт, он, кажется, пытается приподняться, но тело не слушается, и он сдаётся. Тянет руки. – Тони... Хочу... Ты... войди в меня... Тони! Упрямец... – Стив, послушай... – он сам охвачен нестерпимой жаждой, но так нельзя... – Нет... Давай! Ну что ты будешь с ним делать. Он склоняется над ним и быстро шепчет: – Тебе будет больно, дурачок. У меня немаленькие габариты, а ты ещё... Но Стив отчаянно мотает головой. – Ты не понимаешь... Пожалуйста! И Тони вдруг отчётливо осознаёт, что сейчас именно та минута, когда рискованней всего не рисковать. – Ладно, – выдыхает он. – Как скажешь. Желание грозит выйти из-под контроля, и он яростно принимается за дело. Вводит два пальца, три... Ещё смазки, ещё, сильные движения по кругу. Рычит: – Смотри мне в глаза! Стив смотрит, подаётся, раскрывается... и, кажется, снова начинает возбуждаться. – Сейчас! Секундное промедление... и он входит, вцепившись в ладони Стива, не отрывая от него взгляда – короткими толчками, чуть замирая... и наконец весь оказывается внутри. Дрожа, он опускается на Стива, обхватывает его плечи и замирает, давая привыкнуть к себе. Тот вдруг тычется носом ему в висок, ищет губы... Тони полустонет-полусмеётся и сдаётся, целует, отбросив всякую сдержанность, заблудившись в эмоциях, раскрываясь... И качает бёдрами. Стив принимает его, словно тёплый берег прибой, и отвечает встречным движением. Они сплетаются в объятьях, и мучительный медленный ритм переходит в бешеные толчки, а поцелуи заменяют дыхание. Они движутся, мчатся вперёд, сгорая в агонии желания, прорастая друг в друга, и нет сил разомкнуть объятия и губы. Он впечатывает, вплавляет Стива в себя, открывая нехитрую истину, что это с ним навсегда, что вот так просто, это самый главный человек, его жизнь и гибель, дом и мука, горе и счастье... Отчаянный крик и сокрушительное объятье – Стив срывается с отвесного склона... и он бросается вслед за ним...***
Спустя какое-то время Стив мирно сопит во сне, а Тони сидит рядом и задумчиво перебирает его волосы. Сегодня он останется здесь, будет сторожить его. Кошмары вполне возможны, но он не даст им Стива. Ни за что. Как знать, может быть, сегодня для них началось что-то новое. А может быть, и нет. Просто у них в любом случае не будет, но это неважно. Важно, чтобы Стив жил. Не бился с демонами, не умирал в своей ледяной броне, а жил – любил, ошибался, шёл вперёд... Если он захочет, чтобы Тони был с ним рядом в этом пути, так и будет. А если нет... Тони смотрит на Стива, любуется его чертами и скульптурной формой тела и рук. Если нет – он отпустит его. И будет жить дальше. Для него в любом случае ничего не изменится – Стив навсегда останется главным человеком в его жизни, этот след неизгладим. И если будет больно, что ж... Когда прыгаешь – раны неизбежны. Но всё равно нужно прыгать... Если хочешь взлететь. ___________________________ [1] Президентский день – федеральный праздник США, приурочен к дню рождения Джорджа Вашингтона.