Эмиграция

Поедая гамбургер в очередной забегаловке, Баки Барнс поднял глаза на экран телевизора, на котором общественность высказывала своё крайне ценное мнение о падении Заковии, и отчётливо понял, что пора валить. За последний год ему до смерти надоели американская глубинка; дурацкая работа в бесконечных автомастерских и на идиотских складах, впрочем, сезонная работа в полях допекла ещё сильнее; гамбургеры; неравнодушное американское население, так и норовившие устроить гражданский протест по любому поводу. В Штатах вообще было беспокойно. То Гидра суетилась вокруг, отращивая новые головы и пытаясь сохранить остатки движимого и недвижимого имущества. То недораспущенный Щ.И.Т. распылял повсюду какую-то дрянь. То записавшийся в террористы Рамлоу надоедал ему ночными телефонными звонками, уговаривая податься в бега совместно или податься к Роджерсу – тоже, видимо, совместно. То сам Роджерс метался туда-сюда по стране, как ополоумевший бурундук, потерявший свои орешки, и таскал за собой ошалевшего от такой активности птичьего чувака. В общем, всё это сильно доставало. Баки Барнс хотел, чтобы его просто оставили в покое и дали пожить самому по себе. Мир скопом и в лице отдельных представителей отказывался уважать его желания. Машинально дожёвывая картошку фри, Баки обдумывал мысль об эмиграции, которая показалась ему серьёзной заявкой на решение проблемы. Прикидывая, куда можно было бы переехать, Баки остановился на бюджетном варианте Восточной Европы. Возможно, из чисто ностальгических соображений – к тамошнему населению, пережившему коммунизм и социализм, Баки испытывал что-то вроде братской привязанности. Общий культурно-политический багаж, умеренный климат, лёгкий бардак и потрясающий пофигизм граждан, привыкших ко всему, – Восточная Европа подходила со всех точек зрения. Допивая Кока-Колу, Баки определился со страной. Заковия исключалась по понятным причинам. По-болгарски Баки говорил с акцентом, ужасно бесившим его самого. Венгрия отпадала сразу. Серьёзно, после того, что устроили в Будапеште эти два клоуна, Баки не мог думать о Венгрии, не краснея. Нет, он не подглядывал за Соколиным Глазом и Чёрной Вдовой, но был вынужден смотреть чисто по работе. Польша была слишком католической, в Молдавии делали слишком сладкое вино, в Чехии просто слишком много пили, а Словению слишком часто путали со Словакией, что создавало определённые сложности при заказах на Амазоне. Оставалась Румыния – и тут Баки очень кстати вспомнил, что в уведённых из-под носа Гидры запасах как раз имелся его румынский паспорт, а Дракулу он любил ещё в исполнении Белы Лугоши. Барнс решил – Барнс сделал. За следующие сутки он уволился, купил билет, собрал вещи, замёл все следы, от всей души попрощался с Рамлоу и попросил его при случае передать Роджерсу привет и обещание скорой встречи. Ещё он позвонил в агентство недвижимости и на безупречном румынском попросил подобрать для него какое-нибудь уютное холостяцкое логово. В качестве финального аккорда Баки опустошил один из секретных счетов Гидры – им всё равно уже не до того, а ему хватит на многие годы скромной жизни или на пару лет разгула в стиле Тони Старка. Румыния оправдала все ожидания. Мировая движуха обходила страну стороной, соседи обходили стороной Баки и он отвечал им взаимностью, на работу ходить было не нужно, местная кухня поражала приятным разнообразием, на рынке был отличный выбор свежих фруктов и овощей. В квартире Баки быстро устроил первоклассный бардак и даже заклеил окна газетами, потому что лень было мыть, а грязь всё-таки слегка подбешивала. На досуге, которого у него вдруг оказалось приятно много, Баки взялся за мемуары – не без робкой надежды на издание книги, простительной для начинающего писателя с амбициями. Жизнь Баки Барнса наконец-то вошла в колею, и он всё чаще задумывался о том, не пора ли начать восстанавливать старые связи, например, для начала поздравить старого друга с днём рождения. Возвращаясь с рынка, Баки как раз мысленно составлял текст поздравления, когда заметил, что люди на улицах начали с криками разбегаться, испугано оглядываясь на него. Это определённо было плохим знаком, предвещающим окончание спокойной жизни. Обнаружив, что его дом окружил спецназ, Баки даже не удивился. Не удивился он и при виде Роджерса, торчащего посреди его уютной маленькой кухни и бесцеремонно читающего его заметки к первой главе мемуаров. Вот только несъеденных слив было жаль до слёз – он так тщательно их выбирал.