Твоя Сosa Nostra

Отличное начало, но, кажется, пора заканчивать. Они заигрались, и Джонг нервно смеется, перебирая пальцами звенья цепочки. Отвратительные у них привычки: Кибом засыпает практически мгновенно каждый раз и сладко спит, ни о чем не думая, а Джонг всю ночь считает звенья, по кругу, сорок по порядку, сорок в обратную сторону и заново. Джонг столько раз был на расстоянии пальца от дула пистолета, столько раз играл со смертью в догонялки, но проиграл. Его смерть спала рядом. Его смерти снятся берега Италии и что-то из Шекспира. Босс, в лучшем случае, заживо вскроет Джонгу череп, а худший вариант - дело фантазии. Ведь Кибом, как минимум, парень из одного с ним клана, как максимум - сын босса. Это смертный приговор, Ким Джонхен, ты ведь знал. Абсолютно точно знал, считая шаги наследника клана по кабинету босса: сорок шагов до стола, столько же обратно. Кибом очень шумный и немного авантюрист. "А вдруг?" - наивно думал он каждый раз, перемахивая через забор, когда дом засыпал. Это емкое "вдруг" и глуповатая улыбка Джонга, поджидающего его за деревом, определенно однажды его погубят. Но Кибом был молод, самоуверен и в душе постоянно пьян. Папа снимет ему голову. В лучшем случае это была метафора, а в худшем - непреложная истина. Но почему от этого Кибому не страшно? Может, он слишком беспечен и глуп? Безусловно, ведь любовь - совершеннейшая беспечная глупость. Кто-то придумал правила семьи. Этот же мистический "кто-то" столкнул их лбами и повязал накрепко алой, как свежая кровь, нитью. Этот "кто-то", видимо, слишком нетерпеливо ждет их в Аду. Где-то за окнами - сирены и пьяная брань. Комнатка в отеле вся в цветастых пятнах от вывески стрип-клуба, что призывно мигает прямо перед их окном. Сирены воют, ввязавшись в погоню с каким-то нарушителем спокойствия. Кибому снятся чайки над Средиземным морем, а Джонг ждет, когда такие же сирены будут петь им отходную. Они доиграются. Кибом смешно морщится и во сне бормочет что-то на итальянском, совершенно не заботясь о том, что Коза Ностра в любой момент может перебить их. Так быстро, что он даже не проснется. У Джонга сотня причин бежать сейчас, две сотни оправданий и триста евро в кармане. Сейчас, пока никто не знает про них двоих. Кибом не идиот, он не сдаст его. Можно будет спокойно дальше существовать в клане, упросить босса отправить его в другой город, другую страну, за океаны и моря, за тысячи километров... Можно, но не получится. У Джонга ключ от номера 80, сорок звеньев на браслете, десять сигарет в пачке, две бутылки вина у кровати и одна причина, чтобы остаться. У Кибома же - ни одного выхода из ситуации, одно дурацкое чувство в двадцатилетнем сердце, семь патронов в куртке и десять таблеток, несущих мгновенную смерть на тот случай, если поймают. В конечном счёте им придется умереть. Потому остается только придумать, как сделать это красиво. Джонг выкуривает сигарету, долго и со вкусом, ругается на то, какое противное на вкус белое вино, и заботливо поправляет челку Кибома. Он же мог остановиться еще давно, когда Кибом предложил сбежать в бар в первый раз. Кибом сам пришел, но ты-то куда, Джонг? А Джонг следом, в Ад, прямой дорогой, порабощенный кошачьими глазами и беззаботной улыбкой. Джонг охраняет их покой. Он нежно целует Бома между ключиц и натягивает одеяло повыше. На тумбочке лежит пистолет, как наивная надежда на то, что они переживут эту ночь. А у Кибома перед глазами синева бескрайнего неба и Джонг в белоснежных брюках, зовущий его в теплую морскую воду. Солнце слепит глаза и целует их плечи. Знойный итальянский полдень, который Ки видит не в первый раз, как всегда, чарующе прекрасен. Но почему-то в этот раз крик чаек так похож на вой полицейской сирены.