В поисках Ируки

Очнулся Ирука уже в Конохе. Сразу и не сообразил, что дома: захохотал довольно, наивно думал, что умер. Решил даже, что боги коварны, с юмором, но коварны – после смерти отправляют в подобие родной деревни? Ну что же, хотя бы привычно. Интересно даже: кто тут Хокаге? Первый? Второй? Третий? Четвертый? Оказалось, что Цунаде, а еще то, что жив, что в Конохе. От неожиданности появления главы деревни в его палате Ирука сложил печать и выкрикнул: «Рассейся!». Хокаге рассмеялась, до слез, потом все же сосредоточилась на осмотре. - Хокаге-сама, - Ирука знал, что весть о его возвращении в деревню строго засекречена, и не мог не попытаться выяснить причин, хоть и догадывался, - могу я попросить о вмешательстве сенсоров? - Зачем? – Цунаде удивленно вскинула бровь, перевела взгляд с медицинской карты на чунина. - Потому что не уверен, что не слил информацию о Конохе. - Слил, не слил – значения не имеет, - Хокаге отложила папку на прикроватную тумбочку, подтянула стул и уселась, - что вас так волнует, больной? – хмыкнула, закинула ногу на ногу, пальцы сцепились в замок на коленке, глаза заискрились теплом. Ирука растерялся окончательно: - Меня? Меня ничего не волнует – я спокоен. - Вот и славно. Ирука, - Цунаде наклонилась ближе и почти шепотом сообщила, - надо было проверить, адекватен ли ты, не слишком ли ты там мозги растерял. Зачем Конохе знать, что ты жив, если чокнулся. Понимаешь? Чунин заулыбался: - Понимаю, но… - Уже, Ирука, тебя уже проверили сенсоры, пока ты в отключке был. Доволен? - И? – Ирука с мазохистским нетерпением заерзал на койке. - Молодец. Чисто работал. Могу сказать, что не зря в Академии преподаешь. - Спасибо, - смутившись, пробормотал Ирука. - Кстати, к тебе конохский еж зайти хотел, морду начистить обещал до синевы, - Цунаде поднялась со стула, улыбнулась, - не завидую я тебе. Ирука решил промолчать. Да и что было говорить? - Завтра утром выпишу. К работе приступаешь через неделю. Вопросы? - Никаких, Цунаде-сама. - Вот и хорошо. Отдыхай, - главный медик Конохи подхватила папку и ушла, цокая негромко каблуками. А Ирука остался отдыхать: наслаждался воздухом, солнцем, а потом и луной. Тупо смотреть в окно с кровати на небо было здорово, просто отлично! И кровать такая мягкая, не чета земле в камере. Крепко за полночь на подоконник запрыгнул гость: - Можно войти? – тихо, как-то даже робко, спросил. - Да, конечно, - Ирука подобрался на кровати. - Я хотел извиниться, - Какаши спрыгнул на пол, стянул маску – жест откровения, вдруг вспомнил чунин. Копирующий всегда снимал маску, когда хотел быть воспринятым всерьез. Дома эту тряпочку и вовсе не носил. Нет, в начале их отношений скрывал лицо, а потом совсем перестал прятать – от воспоминания сладко заныло сердце. Все-таки доверял? Открывался как мог? К черту все! Ирука заулыбался: - Извиняйся, - разрешил «милостиво». - Я мудак. - Согласен, - даже кивнул. Кажется, слова у Копирующего закончились: думал-думал, решал-решал, столько всего хотел сказать, а в итоге – не лезут слова, никак не даются. - Извини, - тихо прошептал. – Не могу. Не выходит. - Понимаю, - Ирука хлопнул ладонью по простынке. – Садись, расскажи, что ли, как меня тут хоронили. Мне же интересно. Умино надеялся, очень-очень хотел, чтобы Хатаке хоть чуть-чуть расслабился, чтобы было… ну, как тогда, когда они встречались: касания, шутки… легкость в отношениях. Ирука просто соскучился, соскучился до кончиков волос – все остальное было неважным, несущественным. Какаши страдальчески посмотрел в потолок, выдохнул и начал: - Началось все с Генмы. Прибежал, значит, он в Коноху, весь растрепанный, грязный, шальной и давай вопить, - Копирующий присел на край кровати и продолжил, - караул, мол, сенсея убили! Беда-беда! Ирука хохотнул, но морду скорчил серьезную: - Прямо так и вопил? - Да разве я тебе когда-нибудь врал? – наигранно возмутился Какаши. - Не перебивай. Так вот, вопит Ширануи как резанный, а за ним Намияши бежит-спотыкается. - Тоже, небось, вопил? – предположил Ирука. - Нет, - Какаши покачал головой, - что ты! Рыдал! - Лгун, - беззлобно обличил Копирующего чунин во вранье. Чуть сполз с подушки, укладываясь поудобнее, закинул руки за голову. – А дальше что было? - А дальше рыдал уже я, - улыбка получилась совсем кривой. - Убивался так? – с интересом спросил Ирука, Копирующий кивнул. - Ложись, пожалею тебя, что ли, - дернул Какаши за рукав, вынуждая лечь рядом. - Я… - Какаши запнулся, подгреб чунина к себе, приобнял. – Это ты мудак. Как ты мог? Чем ты думал? - Я не думал, - честно признался Ирука. - Мудак-мудаком, - стиснул сильнее, чмокнул в макушку. Умино заерзал в захвате, он даже не предполагал, что так сильно можно соскучиться, по простым человеческим прикосновениям, не представлял себе, что так сложно переключиться на то, что не надо взвешивать каждое слово, что не надо больше придумывать сказки и пытаться себя убить. - Я все сделал правильно, - проворчал Ирука. - Думаешь? – Копирующий потерся щекой о волосы чунина, кажется, совсем забылся, расслабился. - Уверен, - Умино же напрягся: он ведь сделал все правильно? Зачастил, – шансы были нулевые, Генма и Райдо на грани. Вот что было делать? - В целом все было правильно, - согласился джонин, - а вот в частности, извини, но нет. Из-за тебя Наруто чуть Девятихвостого не выпустил. Ирука резко сел на кровати, вырываясь из объятий, нахмурился: - И? - Обошлось, - Какаши дернул чунина за руку, опять поймал в захват рук, гладил, ласкал. – Страшно было? – осторожно спросил. - А то, - Ирука хохотнул, блаженно щурясь от прикосновений, - очень. Я же не машина. Прикинул, скольких могу сдать – волосы дыбом встали: а охранную систему, а жизнеобеспечение – да ну нафиг такое счастье. - Поэтому убить себя пытался? - Ага, - легко и непринужденно сознался Умино, - последняя попытка должна была быть... - Неудачник, - перебил Хатаке, фыркнул в шею, - Ками-сама, как я счастлив, что ты такой неудачник, - зарылся носом в волосы, робко поцеловал ухо. – Прости меня, Ирука. Столько… я не… Замолчал. Опять не смог. Разговаривать с надгробием было очень просто, рассказывать камню, как жалеешь, что все-все бы изменил, а на деле – переступить не реально. Когда много лет, с самого раннего детства, выставляешь на обозрение только маску, то в один миг, пусть даже и такой важный, заставить себя полностью открыться, переступить – нет, в самом деле, нереально. - Забудь, - буркнул Ирука, потерся промежностью о бедро Какаши, - может, лучше… Конечно же, лучше! Зачем слова? Низкие глубокие стоны, жаркий бессвязный шепот, сильные толчки, звездочки перед глазами на пике – это точно лучше. И облегчение, простое чувство утомленности и легкости. Это все точно лучше. И до самого рассвета дремать под теплым бочком друг друга... Ранним утром, только-только посерело небо, в палату ворвался Наруто, еще на улице был слышен его ор, вроде он как раз вернулся с миссии. Копирующему в срочном порядке пришлось убегать. А Узумаки примчался, разрыдался, расхохотался, снова рыдал, опять смеялся, чуть ребра «ожившему» не покрошил, так сильно обнимал, а потом сокомандника выгнала Харуно, вернее вытащила за ухо в коридор. Сай переступил с ноги на ногу и тоже вышел, вроде даже смутился непонятно из-за чего. Кажется, Сакура угомонила Наруто «легким» ударом кулачка в коридоре и только потом объяснила, что в больнице нельзя вести себя так. А Узумаки было все равно. Главное, что жив. Вывалил всю радость и побежал дальше – тренироваться, спасать мир – в этом был весь Наруто. Ирука блаженно улыбался. Наконец-то в Конохе. Наконец-то все становится на свои места. Наконец-то все так привычно, обыденно. Наконец-то все будет хорошо. А потом пришла Цунаде и отпустила чунина домой. Ирука был готов порхать как бабочка. Мир постепенно возвращался в свой привычный ритм, в свои привычные формы. Это было хорошо, это было здорово, чертовски здорово! От размышлений о «прелестях бытия» и генеральной уборки своего жилья Умино отвлек стук в дверь. На пороге стоял Хатаке: чинный-важный, слегка смущенный. Ирука удивленно вскинул бровь, пропустил гостя в дом. Какаши клановую одежду, что ли, на себя натянул? С чего вдруг? - Ирука… - сенсей, - Копирующий прокашлялся и продолжил, - окажите мне честь… - Стоп! – чунин захлопнул дверь, сделал шаг к джонину. - Что это? Зачем это? – подергал рукав рубашки. - Я… не… да к черту все! – Какаши моментально вспыхнул, забормотал. - На свидание хочу пригласить, чтобы нормально, а не… чтобы ты знал, понял – я не отступлюсь. Выпрошу, вымолю, а нет – силой заставлю. Ты меня знаешь. Нет, не заставлю, - Копирующий устало уселся на пол, спрятал лицо в ладонях, зафыркал, смеясь, - что я несу? - Бред какой-то, - подсказал Ирука, сел рядом, толкнул кулаком в плечо Какаши. – На свидание хочешь? Я пойду, точно пойду, только ты… зачем так официально? – сам смутился, раскраснелся весь, было чертовски неудобно о таком разговаривать. - Я серьезно, Ирука, точно серьезно, - Хатаке глянул волком, забормотал-заворчал. – Я чуть не рехнулся. Понимаешь? Ты это понять можешь? Цветочки там всякие, конфетки, пылкие признания – это не про меня. Не такой я. Можешь ты это понять или нет? - Могу, - качнулся взад-вперед Умино, уселся на ладони, просто не знал, куда деть руки. – Раньше не мог, теперь могу. - Что поменялось? – рыкнул Какаши. - Да ничего особенного, - Ирука улыбнулся широко и открыто, - отношение к жизни, наверное. Пойдем? - Пойдем, - согласился Какаши, успокаиваясь и вставая с пола. - Учти, у меня нет клановой одежды, - на всякий случай уточнил чунин, накинул жилет, повязал хитай, – сгорела. - Ничего страшного. Как-нибудь обойдемся. А уже в баре, сидя вдвоем в кабинке, они разговаривали о всяком, так просто, словно и не разбегались никогда. - Ага, смешно, что уж там. Он сказал, что как выберется, то обязательно попробует; говорил, что прелести мужской любви его заинтересовали. - Испортил ты человека, - Какаши рассмеялся. – Зачем вы о таких глупостях говорили? - Да я откуда знаю? – Ирука откинулся на спинку кресла. – Может, чтобы не потерять себя как Туман? - Туман правильно сделал, - Копирующий нахмурился. – А вот ваш треп могли слушать. - Могли и слушали, - подтвердил чунин. - Что важного в том, что лично я педик, а Песок - гетеросексуал? Закос под? Не смеши. Где гарантия, что не врем? - Гарантий нет, - согласился джонин. - Да и говорил я, что трахаюсь с тобой, любовь у меня, - Умино спрятал улыбку в чашечке с чаем. - Чтобы ко мне пришли? – Хатаке улыбался, глаз же смотрел серьезно, кажется, только что до Какаши дошло, что чунин перестал быть тем наивным, маленьким идеалистом, с которым он когда-то начал встречаться. Ирука кивнул: - Ты бы узнал. Ты сам копируешь. Ведь узнал бы? - Не сомневайся. Пойдем домой? - Пойдем. - А про мое гендзютсу ты растрепал? – спросил уже на улице Какаши, не мог не спросить. - Не, не я. Я трепался о том, какой ты супер-любовник и какой член у тебя большой, - чунин открыто смотрел, не тушевался. Понимал. Понимал, что это важно, что это не сомнения в партнере. Все так просто оказывается. И бредя по ночной Конохе, Ирука, хмельной от счастья, откровенничал, признавался в… нет, не в любви, в глупости – своей и Какаши. А потом ворчал: - Если ты мне опять наставишь рога, то я тоже полезу к кому-нибудь в койку. Понял? - Не смей, - Копирующий поймал Ируку в захват, вывернул руку до упора, - покалечу. - Не боюсь, - расхохотался чунин, зашипел от боли, когда руку подтянули еще выше. – Пусти! Все равно залезу. Тебе можно, а мне нет? - Ты не такой, - Какаши отпустил Ируку и сразу же прижался всем телом, обнимая, - тебе секс не просто секс, потому что зачесалось. А для меня просто. Не шучу – покалечу. - Любишь так? - Люблю, - выпалил на одном дыхании Копирующий, сам не ожидал от себя такого и… и ничего. Ничего не случилось: земля не разверзлась, небеса не упали. Так просто? Настолько просто сказать люблю? – Люблю, очень, - прошептал в ухо. А ночью, когда Ирука уснул, Какаши рассказывал ему, спящему, о том, что чувствует, о том, сколь важен он в его жизни: - Когда-нибудь… я тебе все расскажу, я научусь. Главное - не уходи. Хорошо? Ирука завозился на кровати, сморщил нос смешно, видимо, ему что-то снилось. Конец