Великий Пейсатель гомоебли и его Муза

— Нет, ну ты только посмотри на это безобразие! — Оикава так внезапно быстро возник в поле зрения Ивайзуми, будто последний призывал дьявола, но Нечистого сегодня заменял вполне себе Чистый капитан Сейджо. Собственно, Хаджиме не видел особой разницы в этих двух персонах, разве что жителя Преисподней можно было святой водой и крестным знамением изгнать, а средства выведения Оикавы Тоору из этого мира пока не изобрели. «Безобразием» оказался планшет, а точнее, его содержимое – Оикава снова зашел в группу, посвященную не совсем нормальной любви ко многим парням, в том числе, к капитану Сейджо, и его филейная часть тела загорелась синим пламенем при виде основного контента. Спрашивается, зачем заходить туда, где твой взор оскорбляют разнообразными артами и фанфиками крайне непристойного содержания? Но шатена как магнитом тянуло в «Потные сучки», где он снова и снова ужасался фантазии психически неуравновешенных людей. К слову сказать, Оикава был далеко не единственной жертвой «Потных сучек», среди их знакомых там еще иногда мелькали Куроо с Бокуто, на чью долю тоже выпало немало творчеств, как в виде прозы, так и в виде высокорейтинговых рисунков, но поговаривают, будто они сами авторы таких вот чудачеств, что, собственно, было неудивительно. Вроде бы, Оикава должен уже был привыкнуть и забить, смирившись с обратной стороной медали знаменитости, Ивайзуми же, например, не парит себе голову тем, что он, как правило, фигурирует основным партнером в любовных похождениях этого петуха. — А следовало бы парить! Про тебя иной раз такую гадость пишут, что даже я на твоем фоне просто блекну! Вот, сейчас... — Оикава, у которого горело так, что Хаджиме буквально чуял запах сжигаемой плоти, пробежался глазами по тексту и, не обращая внимание на то, что они находятся в столовой, не самом лучшем месте для зачитывания вслух разнообразных мерзостей, произнес, даже не удосужившись понизить голос: — «...Хаджиме провел языком по своим по-блядски ярко-красным губам, собирая с них капли спермы. Не отрывая своего похотливого взгляда от раскрасневшегося лица Матсукавы, он сдвинул в сторону крохотные, ажурные трусики и медленными, плавными движениями стал растирать подрагивающую дырочку ануса, раззадоривая его и подготавливая к страстному сексу... » — Погодь, а крохотные трусики были на мне или Матсукаве? — Ивайзуми сделал максимально серьезное, крайне заинтересованное в данном вопросе лицо, но Оикава знал его достаточно, чтобы понимать, что его друг просто издевается над ним. — Не все ли равно? Сам факт того, что на одном из вас надето дамское белье, уже должен внушать отвращение! — На самом деле, это существенно, потому что когда я буду рассказывать Матсукаве о нашем с ним совокуплении, он, скорее всего, задаст тот же вопрос. Ну а дырку я чью разминал? — Свою, наверное, потому что ты потом был снизу. Господи, Ива-чан! Как ты можешь быть спокоен, когда про тебя пишут подобное? Я иной раз себе места не нахожу, все время боюсь, что в меня начнут тыкать пальцами на улице, считая, что эти мерзкие рассказики пишут с моей подачи! — Ты зря себя накручиваешь, всего восемь сотен подписчиков, не думаю, что у тебя будет возможность встретиться с одним из них самолично. Фанатей я, скажем, от гей-историй с участием Ушиджимы, я бы, по крайней мере, не стал бы ему признаваться в своих пристрастиях, там и до перелома шеи недалеко, — Ивайзуми отодвинул в сторону свой поднос, на чье содержимое нацелился Оикава. — А тебе я скажу следующее: выкинь это из головы. Ну пишет кучка девочек из средней школы про нас всякие глупости, так это не более чем безвредные девичьи фантазии касательно их кумиров. Лично моё мнение по этому поводу таково – они могут хоть до бесконечности писать про меня разнообразный прон, сам я это не читаю, следовательно, мне без разницы, кто и что про меня напишет, ебусь ли я с тобой, Матсукавой, Ушиджимой или императорским пингвином. Оикава, раздосадованный сначала очередным фанфиком, в котором его честь пятнали каплями спермы, потом провалившейся попыткой стянуть котлетку из обеда Ивайзуми, ничего не ответил. Он исподлобья смотрел невидящим взглядом куда-то вперед себя. — Я его вычислю, — буркнул Тоору, упрямо сжимая челюсть – кажется, его довели до самой последней капли. — Почему ты говоришь о нем в мужском роде? — Это парень, вполне возможно, что кто-то из наших близких знакомых, наверняка кто-то из проигравших нам команд. Просто задницей чую. Хаджиме усмехнулся, положил котлету на кусочек хлеба и, перед тем как отправить в рот данный бутерброд, выдал: — Ну, такой-то раздолбанной херами задницей грех что-либо не учуять. — Ива-чан!! * * * — Матсукава, как ты относишься к ношению дамского белья? Оикава, источая прямо-таки физически ощущаемое презрение ко всему сущему, намазывал свою морду лица какой-то пахучей, белой мазью. Питание ненависти к тому, что его причисляют к лику гомосексуалистов, однако, не мешало иметь ему истинно бабские замашки при уходе за собственной внешностью. Одних только лосьонов, которыми следовало ублажать задницу во время принятия ванны, было такое множество, будто в квартире проживало как минимум шестеро любителей поухаживать за сракой, всяческие же крема-бальзамы для губ-тоналки счету не поддавались, Ивайзуми столько цифр не знал, чтобы сосчитать всю косметику в их общей однушке, честно снимаемой на пополам. Тоору, почувствовав спиной взгляд товарища, обернулся и, гневно взирая на глумящегося Хаджиме, медленно стянул с головы влажное полотенце. Ему не нравилось, что вместо того, чтобы хвататься за голову и поносить ублюдочного недописателя, Ивайзуми относится к подобному фанатскому творчеству слишком невнимательно, спуская неведомому парню все с рук. Брюнет практически смеялся над Оикавой, когда уговаривал последнего прекратить так остро реагировать на больную фантазию одолеваемых недотрахом подростков. Будешь тут спокоен, как усопший слон, когда кто-то где-то нагло, регулярно и бесстыдно выпускает новые и новые рассказики, проходясь по нежной натуре капитана Сейджо буквально ногами. Притом весьма обидно, что Оикаве некому посочувствовать. Матсукава с Ханамаки придерживаются того же мнения, что и Ивайзуми, только у этих двоих и вовсе не все дома. Иссей и Такахиро испытывали какое-то необъяснимое, извращенное удовольствие от чтения фанфиков, так или иначе посвященных их особам, и хотя им редко доводилось прочесть что-либо действительно горячее со своим участием, неведомого автора готовы были носить на руках. Собственно, Матсукава с Ханамаки еще в школе доводили Оикаву своими гейскими шуточками: то обжиматься начинали в раздевалке, то посылали друг другу томные взгляды с воздушными поцелуями, то за ягодицы друг друга жамкали. Когда бывшие игроки Аобы закончили школу, Тоору было понадеялся, что эти двое закончили со своими совершенно несмешными и порой очень даже странными подъебами, но не так давно Иссей опубликовал в своем блоге объявление, что отдастся автору непристойных фанфиков по Сейджо, если оный деанонится и согласится встретиться с ним лично. Судя по восторженным комментариям Такахиро и репосту записи, он целиком и полностю поддерживает идею друга и готов присоединиться к сему знаменательному совокуплению. Матсукава на том конце провода нещадно гремел кухонной утварью (видать, готовил ужин, в их сожительстве с неучащимся, но работающим Ханамаки Иссей отвечал за опции жены: стирал, готовил, убирал, встречал товарища после рабочего дня в фартуке и блуждающей улыбочкой на лице), а когда его баталия с кастрюлями временно приостановилась, он ответил на вопрос: — Если к белью приложишь пару тысяч йен, которых мне не хватает на покупку новых кроссовок, то я готов в женском неглиже неделю ходить, могу даже поверх этого полупрозрачную сорочку надеть. — Ну, за пару-то тысяч и я готов подобным образом обрядиться, — извечная тема студентов, которым стипендий настолько не хватает, что они готовы даже на самые отчаянные меры. С удовольствием отметив, как Оикава зябко повел плечами на данное высказывание (Тоору все успевал, и налеплять поверх белой маски какую-то вощенную бумагу, похожую на промокашку, и прислушиваться к разговору сожителя), Ивайзуми продолжил: — Читал новый фанфик от «Великого пейсателя гомоебли»? Я дико проиграл с момента, когда Оикава-учитель, желая соблазнить меня, провел языком по куску мела, а потом начал отплевываться, — у зеркала, оккупированного представителем домашней птицы, громко, протяжно, укоризненно вздохнули. — Да-да, тоже заорал на этом месте, когда представил подобную сценку. Хиро в голос взвыл в части, где Оикава пошлепывал себя указкой по заднице и терся членом об глобус. Когда дело касается соблазнения кого-либо Оикавой, «Великий пейсатель» либо утрирует, либо у нашего экс-кэпа и в самом деле проблемы по этой части. — Нормально у меня всё с этим делом! — завопил обладающий слухом летучей мыши Тоору, оскорбленный до самых глубин своей души подобной клеветой. — Да от моего шарма все девушки штабелями укладываются, снимая трусы! — Ой, он всё слышал? — судя по голосу, Матсукава не очень-то сожалел по данному поводу. — Ну, раз так, спроси у столь коварного обольстителя, раз ему каждая даёт, то почему он никого еще не взял? — Потому что я еще не встретил ТУ САМУЮ, — важно ответствовал Оикава, расчёсывая свою шевелюру. — И вообще, я свой член не на помойке нашел. — Угу, зато вот все остальные составляющие именно там добыл, — понизив голос, насмешливо ответил ему Иссей, но этого Оикава, к счастью, не услышал, иначе бы у него бомбануло, почище чем от фанфиков. Сославшись на возжелавший подгореть рис, Матсукава раскланялся, а Ивайзуми, закончив разговор с товарищем, только сейчас заметил, что Оикава уж слишком куда-то намарафетился. По крайней мере, перед тем, как ложиться спать, он себе волоски из ноздрей машинкой не выбривал. — Куда свисток накрасил на ночь глядя? Неужто забил стрелку своему недругу-графоману и отправишься к нему на автограф-сессию с битой на перевес? — Больно надо, — прогундосил шатен. — Куроо с Бокуто вчера в Токио на выходные приехали, вот, позвали меня сегодня в караоке. — Не сказал бы, что вы в школьное время прямо-таки общались друг с другом, — и впрямь, на межшкольных эти трое обычно мимоходом расшоркивались при виде друг друга, а если и заводили беседу, то крайне светскую, что называется, «ни о чем». — А у меня есть другие варианты? Ты со мной на танцпол пойти не захотел, одному мне лень тащиться, так хоть старые добрые деньки вспомним, про наши клубы байки друг другу потравим, глотки немного подерем, покадрим старшеклассниц, кости, опять же, Ушиваке перемоем. Как говорится, враг моего врага – мой друг. — Да у вас просто в жопе чешется с того, что он в Токийку поступил, а вы лапу сосете в более чем средних универах. А Бокуто так вообще в техникум загремел. На кого он, к слову, учится? На оператора швабры или облизывателя половников? Ой, нет, погоди, я знаю – на младшего бухгалтера, в чьи обязанности входит встряхивание деревянных счет. Оикава помолчал немного, а когда Ивайзуми уже устал ждать ответа и уткнулся в смартфон, играя в незамысловатую игру колхозной тематики, парень провещал: — Ты злой, сквернословный мальчишка, говорящий всяческие гадости про своих ближних. За это я сейчас намажусь ирисовым кремом. Услыхав упоминание цветка, чье зловоние Ивайзуми на дух не переносил, брюнет поспешно соскочил с кровати Тоору и предпочел самоизыдиться прочь. * * * Оикава ушел, унося с собой кредитку, небольшой, старушечий ридикюль (Тоору с пеной у рта утверждал, что это клатч-унисекс, вот только в это никто особо не верил) и запах ирисной сволочи. Перед этим он долго топтался на пороге, втайне надеясь, что Золушка в лице Ивайзуми все-таки соизволит отправиться на бал, вот только крестная фея была послана на этот самый бал в гордом одиночестве. Хаджиме предпочитал проводить вечера в компании каких-нибудь любимых, сотни раз просмотренных кинофильмов, некоторой порции пломбира и, по настроению, торопливой дрочки, пока он один в квартире. Вернее, так было до относительно недавнего времени. Проследив в окно сквозь полупрозрачную занавеску и убедившись, что Оикава пересек двор, поймал такси и уехал терзать слух Бокуто с Куроо своим истинно павлиньим пением, Ивайзуми прошел в свою комнату. Там он тщательно осмотрел все тумбочки, письменный стол, заглянул в платяной шкаф и пошарил ладонью по его антресолям. Ничего похожего на скрытую камеру он не нашел и вполне удовлетворился результатами поиска. Не то чтобы он был параноиком, заподозрившим в Оикаве любителя тайно наблюдать за перемещениями Ивайзуми по спальне, но от Тоору можно было всякого ожидать, включая нечто подобное. В конце концов, то, что они в детстве играли в Малдера и Скалли, (первым, как ни странно, был Оикава) могло несколько отразиться на его нынешнем поведении, и его товарищу совершенно не следовало знать небольшой секрет Хаджиме. Спящий Оикава был гарантом того, что Ивайзуми сможет хотя бы немного продвинуться в написании проды, а его отсутствие и вовсе благотворно влияло на создание горячей постельной сцены. К сожалению, нынешний выход в свет Оикавы совпал с моментом, когда Хаджиме начинал писать новый фанфик, и это значило, что сегодняшний вечер будет убит только на обдумывание сюжета и вводную часть с диалогами и сценками. Можно было, в принципе, не заморачиваться и написать PWP, вот только для данного жанра нужно было соответствующее, легкое и игривое настроение, которое пока что не наблюдалось. Возможно, комментарии читателей натолкнут его на шикарную идею? Пролистав пару страниц отзывов, в совокупности своей содержащих сплошную похвалу и малую толику критики (и то оная заключалась лишь в том, что Ивайзуми где-то не довел Оикаву до вышей степени блядования), Хаджиме, наконец, нашел хоть что-то, от чего можно было более-менее оттолкнуться. Один читатель желал увидеть страшное гуро в постельной сцене с Оикавой, второй возжелал лицезреть в тексте наличие леденца в форме петушка на палочке. Как истинно хитрожопый фикрайтер, не желающий заморачиваться с сюжетом для нескольких идей, Ивайзуми попробовал убить двух зайцев одним, но крайне сногсшибательным «пуф». Однако, как он ни старался, выходило либо что-то вроде хардкорного, но какого-то упоротого порно, где Оикаву сношали вышеупомянутым кондитерским изделием, либо описание того, как его самого, петушка, на эту самую палочку нанизали, посыпая все это дело сырым говяжьим фаршем и пропихивая в уретру Тоору любые подручные средства, своими габаритами для сих дел подходящих. В обоих случаях Ивайзуми было дико смешно. Будь он менее совестным человеком, он бы добавил в свою вереницу похотливых приключений Сейджо еще одного персонажа, Ушиджиму, чье наличие в рассказе уже само по себе являлось тем еще гуро, но это было слишком жестоко даже по отношению к Сракакаве, с него хватит сношений с Тобио и Кьётани. Еще немного помаявшись между двумя идеями, Ивайзуми склонился в сторону изнасилования леденцом и принялся торопливо строчить, желая как можно скорее «порадовать» свою музу новым произведением. * * * — Знаешь, Ива-чан, я догадался, кто пишет эту мерзость. Хаджиме было очень трудно испугать, учитывая, что его психика сызмальства закалялась общением с Оикавой, но он отчетливо почувствовал шевеление волос на затылке и неприятный осадок, фекалиями шлепнувшийся на донышко души. Неужели все-таки пошел на крайние меры и нанял какого-нибудь хакера, чтобы тот вычислил местонахождение Великого Пейсателя Гомоебли? Тоору, даже не подумав притронуться к своему завтраку, мрачно взирал на Ивайзуми поверх мешков, образовавшихся после спонтанно устроеного музыкального фестиваля. Хаджиме почувствовал себя неуютно, но, решив, что раз его пока не поймали с поличным за мошонку, то можно отнекаться любым более-менее правдивым образом, сделал участливое лицо и спросил: — И кто же сей побитый жизнью графоман? Оикава немного приподнял свои мешки и процедил с ненавистью, которой ласкают только самых злейших врагов: — Ушивака, кто же еще. Будь на месте Тоору кто-нибудь более наблюдательный, он бы обязательно отметил, что Ивайзуми как-то уж слишком радостно хрюкнул со смеху, возблагодарив небеса за пролетевший мимо снаряд. — Ты это серьезно, или вчера вместо курсов кройки и шитья заглянул в кружок юмористов? — Давай рассуждать логически, — видимо, все-таки заглянул, ибо предложение рассуждать логически, исходившее из уст человека, до девятого класса полагающего, что лягушки питаются мелкими грызунами, звучало весьма комично. — Ты заметил, что из всех моих знакомых по волейбольным клубам только он один избежал этих голубиных игрищ? — Ну, допустим, — осторожно согласился брюнет, про себя подумав, что некоторая часть разумных доводов здесь все-таки имеется, и Ивайзуми более-менее поверил бы в эту гипотезу, однако, в силу некоторых обстоятельств, бывший капитан Шираторизавы никоим боком не был причастен к фанатскому творчеству, тем более что и он сам пару раз мельках в «Потных сучках», чего Оикава, судя по всему, не заметил. — И тебе не кажется странным, что его, нашего главного соперника в школьные годы, даже ни разу не попытались совокупить со мной? — продолжал парень, гневно тараща глаза, в которых плескалось игристое и пенящееся, словно шампанское, торжество. Оикава смаковал сей момент, когда он хоть как-то, да прижучил Ушиваку. — В моей заднице все побывали: и Тобио, и его малявка, и Куроо с Бокуто, и Терушима, и бог весть кто еще, кого я только по названиям клубов знал! И этот обмудок допустил промашку, когда не стал писать еблю про себя, сразу выдал себя такой грубой ошибкой! — Ты в самом деле думаешь, что у него есть на это время? Он сейчас в Токийке, потом планирует профессионально волейболом заняться, если верить его твиттеру, ему тупо некогда на тебя страницы ворда переводить. — Всё мстит за то, что я не попал в его распрекрасную Шираторизаву, — Оикава и слышать не желал опровержения собственной гениальной мысли, в великом волнении он вскочил на ноги, опрокинув табуретку, и засеменил вдоль пищеблока туда-сюда, лихорадочно обдумывая план действий. — Что я могу сделать? В суд на него не подашь, чтобы бить ему морду, я не в той весовой категории. Может быть, самому про него всякие гадости писать? — бледноватое от недосыпа лицо озарилось. — Точно. Я даже сюжет для первого фанфика знаю – его в темной раздевалке ебут Карасуно всем составом, включая двух менеджеров, тренера и куратора. Как тебе? Хаджиме вскинул брови, но, не найдя, что сказать на подобный пассаж, громко сюрпнул чаем. В любом случае, надо будет потом почитать творение Оикавы, вдруг окажется, что Ивайзуми живет под одной крышей с человеком, которому сами боги велели всяческие непристойности в прозе излагать? Тем же вечером Ивайзуми постигло разочарование. Среди множества талантов, которыми мог бы быть наделен Оикава, писательства явно не было. Описание страстного полового акта, постигшего несчастного Ушиджиму, было довольно сухим и было похоже, в лучшем случае, на репортаж новостей, которые могли смотреть дети. Сам Хаджиме мог часами раздумывать, подбирая эпитеты, допустим, к члену Ханамаки, а Оикава, наспех разобравшись со своей неудержимой местью, скинул документ с фанфиком в предложку группы «Потные сучки» и был несказанно разочарован, когда его пост был отклонен по причине «крайне не литературного содержания». — У меня в школе были самые высшие баллы за сочинения и изложения! — возмутился несправедливости бытия Оикава, потрясая перед лицом Ивайзуми ноутбуком. — А у меня – по пению, но, как видишь, я не собираюсь связывать свою жизнь с эстрадой. Если тебе будет легче, можешь считать, что эта группа попросту не для твоего уровня творчества, — Оикава выглядел обескураженным, и Хаджиме не решился подъёбывать несостоявшегося петушиного фикрайтера. — Но, знаешь, если сравнивать тебя с Великим Пейсателем гомоебли, то ты даже немного превзошел его. Хотя бы тем, что он не додумался использовать девушек в постельной сцене, где главные роли отведены парням. Позволив падкому на всяческие нюни Оикаве прижаться к его груди, Ивайзуми грубовато погладил спутанные, вьющиеся волосы и отстраненно подумал, что, собственно, пора бы и прекратить терроризировать впечатлительного парня. В конце концов, помимо Тоору есть и другие личности, достойные жарких рассказов на радость фанатов, и Ивайзуми знает двух довольно придурковатых особ, которым будет только по кайфу, если количество фанфиков с их участием заметно возрастет. Конец. ОМАКЕ Среди множества сообщений, ежедневно, ежечасно, ежеминутно приходящих Ушиджиме Вакатоши, внезапно появилось одно особенное, от человека, чье послание бывший капитан Шираторизавы ни коими образом не ожидал увидеть. Вакатоши подумал, что Оикава раскаивался в своих глупых годах юности, в своей необдуманности, когда выбирал старшую школу, но ничего подобного в сообщении не было. Если опустить все бранные ругательства и бессвязные словесные обороты, все сводилось к тому, что Ушиджима якобы что-то там нехорошое про него, Оикаву, писал, и Оикава сем фактом сильно был недоволен, что Вакатоши должен прекратить свою писанину, иначе САМ ЗНАЕТ ЧТО. Угроза была настолько абстрактной и дающей простор фантазии, что парень сначала подзавис, а потом ответил: «Ты не поступил в Шираторизаву, поэтому писал и буду писать». ОМАКЕ № 2 — НУ ВОТ ВИДИШЬ, ИВА-ЧАН!! — О, боже, да оставь ты его в покое!