***
— Я вот что подумал, — Марлин расхаживал по комнате своего лучшего друга, пытаясь как можно адекватнее преподнести тому идею, — они будут трахать мой мозг, пока не найдут что-то более подходящее. Пьющий до этого чай Вилберн поперхнулся, заляпав ворот своей рубашки крупными пятнами, вытер рукавом рот и многозначительно покрутил у виска, оставляя пустой фарфор на прикроватную тумбочку. — Они его тебе уже до состояния кашицы, по-моему, расквасили, — он откинулся на подушки и сложил руки на груди, выжидательно посматривая на друга, ранним утром возникшего перед дверью его съемной квартиры. — Так, — Марлин осмотрелся, подошёл к шкафу, достал из него мольберт, поставив его прямо перед кроватью, потом растворился в коридоре и возник уже с доской для заметок в руках, — демонстрирую наглядно. Вытерев все надписи тряпкой, омега в самом центре начертил большое и жирное "Марлин", а вокруг, как цифры на часах, вывел корявым, каким он и должен быть у всех врачей, почерком имена всех своих братьев, а потом, за границей, написал и обвёл в сердечко "Николас". — Сейчас ситуация такая, — от каждого брата омега опустил стрелку к себе, — видишь? — Что у тебя руки из жопы? — Вилберн усмехнулся от кривых полосочек и треугольников на их концах. — Нет же! — грязная тряпка полетела в сторону кровати, а потом, в отместку, обратно. — Для стрелочки Ника нет места! Марлин фыркнул, опустил мелок и задумчиво почесал подбородок, оставляя на нем белые следы от пальцев. — Я вот что придумал, — он стер ладонью указатели и нарисовал такие же, но наружу, — а вот так, — провёл стрелку от Ника к себе, — у нас будет возможность быть вместе! — То есть все эти стрелки — бедные омеги, которым не посчастливилось попасть под твой план? — Вилберн хмыкнул. — Где ж ты столько дебилов найдёшь? — Найду, — Марлин махнул рукой и подвёл мелок к Кею, — начнём со старшего, тем более, я знаю одного дурака, готового на такое. — И кто это? Марлин повернулся и провёл взглядом по худенькому рыжему омеге в одной рубашке и боксерах, улыбнулся, кивнул и мелком нацарапал его имя напротив стрелки. — Э-э? — Вилберн подскочил. — Ну а что? Ты же сам на моих братцев засматривался, а они все на одно лицо, да и тело. — Но-но, — он помахал пальцем перед носом, — мне нравятся они лишь как натурщики. Вилберн со своей маниакальной любовью к искусству, почти десятью годами художки и целой коллекцией скульптур собственного происхождения людей оценивал со стороны пригодности для своего творчества, а именно — позирования. Марлин с первой же встречи был признан "уродцем" и в мастерскую допускался лишь как шумный зритель, притаскивающий бедному художнику любимые мармеладки, в отличии своих братьев, на которых Вил пускал слюни, но шагов навстречу не делал. — Ой, я же знаю, что ты течёшь, как последняя шлюха, стоит появиться накачанному заду любого из моих альф в аудитории. — Много ты знаешь! — Тяжёлая подушка полетела прямо в Марлина, опрокидывая неустойчивое тело с настораживающим грохотом и стуком удара прямо на деревянную доску. — А у него член большой! — предприняв последнюю попытку, выкрикнул с пола омега, потирая ушибленное место и что-то причитая о вскочившей шишке. — Большой? — Вилберн заинтересованно подполз к краю кровати, перегнувшись через него и выпячивая свой зад кверху. — Насколько? — Стонать будешь от боли, как тугой девственник. — Стонать... — Вил заёрзал на одеяле, немного помолчал, взглянул на Марлина и выдохнув, аки обреченный на смерть, кивнул. — Я в деле. Что нужно делать? — Всё очень просто!***
— Что я тут забыл? — Вилберн топил свой стыд, как и голову, в кружке с пивом. — Ой, да ладно. Задом своим повертишь, глазки позакатываешь, и Ваш альфа со стояком в штанах готов, ну а там уж, как говорится, бери быка за яй... ну, ты понял. — Тогда почему я в этом тряпье? Марлин только цокнул: если бы его братья услышали, как толстовка их любимого футбольного клуба была названа иначе, чем сокровищем, то летел бы омега из дома быстрее ветра в поле. Но Висберна, в гардеробе которого маек в обтяжку, леггинсов и порванных джинс больше, чем в дешевом стриптиз-клубе, можно было оправдать: всё-таки фигурой подтянутый омега вышел — и понять его нежелание скрывать все свои преимущества под грубой тканью толстовки. — Правила помнишь? — Марлин вычерчивал непонятные закорючки на запотевшем стекле и смахивал образовавшиеся капельки на лакированную столешницу. — Помню, — пальцы Вила по очереди начали разгибаться. — Первое — упомянуть про его тело и выслушать о качалке. — Хорошо, дальше. — Потом нужно сказать о футбольном клубе, — омега похлопал себя по груди, где красовалась эмблема, — смеяться с его шуток. — И последнее? — Ну... — Вилберн оглянулся, убедился, что рядом нет официантов, — затащить его в туалет, где тщательно облапать и возбудить. Но, Марлин, — омега убрал прядку рыжих волос за ухо, — зачем последняя часть? — Успокойся, — ответил тот, комкая от волнения очередную салфетку, — он из тех, кто переспит, а потом ответственность на себя возьмёт. Поэтому просто затащи его в постель. Твоему заду хорошо, его члену просто отлично, а как моему счастью-то офигенно будет! О, вот и он! Высокий мускулистый альфа приближался к ним, обворожительно улыбаясь официантам и прочим омегам за столиками. Вил вздрогнул, напрягся, выпрямляя спину и невинно складывая руки на коленях, и почему-то негромко ругнулся. — Привет, — Кей махнул рукой брату, а потом, приблизившись и рассмотрев толстовку его спутника, а так же его спрятанное лицо, улыбнулся, игриво опёрся рукой на спинку кресла и усмехнулся, — с каких пор Вилберн — футбольный фанат? — Он всегда таким был, — заверил омега, лишь потом понимая, что его брат, по идее незнакомый с другом, знает его имя. — Вы знакомы? — Довелось, — как-то подозрительно хищно протянул Кей, усаживаясь, а Марлин насторожился, заметив, что его друг неотрывно смотрит на альфу, краснеет, а значит, уже потерян для реальности. — Так, котятки, — омега поднялся, — мне нужно отлить, а вы тут пока поворкуйте. Марлин успел дойти до нужной двери и открыть её, как позади возник Вилберн, стыдливо опустил голову и зацепился пальцами за рубашку, как ребёнок в попытке скрыться за спиной родителя. — А теперь рассказывай, — уже внутри омега развернулся на пятках, сбивая со своей спины чужую руку. — Да нечего! — вскрикнул Вил, но его маковые щёки Марлина не убедили. — Просто однажды я с ним столкнулся, обозвал полудурком, а он мне в ответ, мол, влюбишься ещё в такого полудурка. — А потом? — омега крепко сжимал край керамической раковины, пытаясь на месте продумать план дальнейших действий. — Ну, а потом этот дурак стал назло мне мелькать перед носом, своим торсом и накачанной задницей светить, — Вилберн мял край толстовки, — и я ему в очередном разговоре как-то заявил, что футболом увлекусь, только если мой альфа им будет увлекаться. Но я же не знал, что это твой брат! Он даже имя своё не говорил! Марлин повернулся, даже не пытаясь скрыть своё удивление, подошёл к омеге в плотную, схватил его за воротник и притянул к себе. — Тогда какого чёрта он ещё не у тебя в постели и не просит, чтобы ты слез с его измученного дружка? — прошипел, заставляя Вила вздрогнуть и отвести взгляд. — Я просто не знал, как начать!***
Вилберн сидел напротив зеркала и старательно размазывал маслянистый крем от ушибов по красной, в крупных отметинах, шее. Чуть поодаль, возле исписанной доски, кружил Марлин, что-то дописывая и стирая на чёрной матовой поверхности. — Я смотрю, — он повернулся, — хорошо после моего ухода повеселились? Омега у зеркала отложил лекарство, вздохнул и довольно, как кот на сметану, улыбнулся, сверкая глазами, а Марлин ещё раз мысленно похвалил себя за то, что вчера свалил из того туалета прямиком домой, оставив голубков "начинать". — И как он? — любопытство, тщательно скрываемое за равнодушным видом, лезло через все дыры, а особенно — слишком радостную улыбку. — Ну... — Вил немного помялся, отвёл взгляд и приподнял свою рубашку. Омега присвистнул и, приоткрыв рот от восторга, подошёл ближе, нагибаясь чтобы получше рассмотреть: вся грудь, соски, дорожка от пупка к паху были покрыты посиневшими укусами и засосами, причудливым узором украсившими смуглую кожу. Чуть ниже, там, где боксеры открывали основания бёдер, было ещё одно скопление всевозможных меток. — А ты его перед сексом кормил? — Марлин ткнул пальцем в одну из ссадин, вырывая недовольное шипение у горе-любовника. — Может, он просто голодный был? — Этот голодный, — Вилберн отпустил край ткани, — меня всю ночь драл. А утром сказал, что у него теперь, видите ли, абонемент! Марлин хихикнул, но тут же схватился за рот, понимая, в каком состоянии его друг и сколько острых, а главное, удобных для броска предметов сейчас находится на расстоянии вытянутой руки. Но смех, вырывавшийся вместе с дрожью, было скрыть так же невозможно, как счастье пусть и вредного от смущения омеги. — Заткнись! — Вил толкнул своего друга ногой в сторону доски. — Давай с планом твоим разбираться дальше. Кто на очереди? — Джо-Джо, — Марлин вытер подступившие слёзы, глубоко вздохнул и уже спокойно, по крайней мере, устойчиво стоя на ногах, ручкой, как указкой, постучал по выведенным в паре именам. "Джо-Джо", или Джонатан и Джонти, были вторыми и сразу же третьими братьями по старшинству, но разума, как и адекватности, им это не добавило. — А почему они в паре? — Вил подтянул колени к груди и задумчиво склонил голову. — Ну... — Марлин опустил взгляд и начал хрустеть костяшками пальцев. — Нет! — омега на стуле вздрогнул, едва удержав равновесие, а его брови в ужасе поднялись. — Только не говори, что ты и правда собрался это сделать?! — А что такого-то? — Подумай о бедняге, которого ты втянешь. — Не такой он и бедняга, — Марлин сжал руки на груди, упрямо уставившись на друга, — какая разница-то, один альфа или два? — Вот такая! — Вил развёл руки, примерно отмерив двадцать сантиметров. — Ты хочешь, чтобы бедняга затрахался? Да и извращение это! — Извращение — трахаться с братом лучшего друга в той же комнате, где устраивались ночёвки, — омега нахмурился, — тем более, он сам любого затрахает! Морально, правда. Вилберн насторожился. Замечание пропустить сквозь себя было легко, тем более, вспоминая, с чего всё начиналось, а вот то, что у его порой сдвинутого друга есть омега на примете, нужно было проконтролировать. — И кто это? — Вилф, — резко, словно выплюнул гнилую ягоду, бросил Марлин. — Ой, — Вилберн скривился, — что ж ты раньше не сказал. Можем вообще всю пятёрку ему отдать. — Ну, мы же не звери, — усмехнулся Марлин и вывел напротив имён близняшек короткое имя.***
— Вилфусечка! — громкий крик ворвался в библиотеку, прерывая всех, кто пытался сосредоточиться на учёбе. — Иди нахуй, жиголо, — маленький скрюченный над столом и стопкой книг омега в очках с тонкой тёмно-коричневой оправой даже не оторвался от книги. — Ну, чего ты такой вредный? — Марлин, помахав всем, кто откликнулся на его крик, присел на свободный стул. — И я не жиголо, у меня даже парня нет! — Да похуй мне на это, — Вилф продолжал выписывать нужные формулы, полностью игнорируя собеседника, чем вызывал стойкое желание ударить и подправить его кислую мину, — вали отсюда. — Не хочу! — жантильно прижавшись к нему, Марлин тихо, прямо на ухо, прошептал: — Я пришёл к тебе. Ручка выпала из ослабевших рук, а омега с жутким грохотом, эхом разнёсшимся по библиотеке, отскочил от соседа, пряча своё ухо, покрасневшее, как и щёки, в маленькой ладошке. Явно ошалев от такого, Вилф замер, стараясь не то что не двигаться, не дышать. — Ты чего? — Марлин приблизился и провёл пальцем по худой шее, вызывая табун мурашек на бледной, полупрозрачной коже. — Я же так, по-дружески поболтать. — Что тебе нужно? — охрипшим голосом спросил Вилф, отталкивая от себя чужие руки. — Я тут от профессора Вуда услышал, что ты курсовую по психологии пишешь, — он выпрямился и положил ногу на ногу, давая время испуганному омеге прийти в себя и понять смысл сказанных слов. — Хвостом перед всеми преподавателями вертишь? — прошипел Вилф. — Хвостом? — Марлин повернул голову, взглянул себе на поясницу, немного поёрзал на стуле, изображая виляния, и серьёзно заявил: — Нет, его у меня нет. — Ты тупой или прикидываешься? — очкарик скривился от вида этого наивно-невинного взгляда, тут же резко выдохнул и отвернулся, потому что Марлин бесил его всем своим существом, хотя учился на три курса меньше и пересекались они лишь в фармацевтической лаборатории, где оба подрабатывали. — Тупой бы не получил все зачёты автоматом, — на секунду омега позволил себе стать серьёзным, чем напугал Вилфа, но тут же вернул приторные нотки в голос и глупость во взгляд, — у меня есть уникальный случай для психологии! Один мозг на двоих. Я серьёзно. Один на двоих. Вот адрес и время, — Марлин достал из кармана небольшую бумажечку, — если хочешь — приходи, не пожалеешь. А мне пора. — Не приду, — строго отрезал Вилф, пока его собеседник поправлял стул. — Тогда я расскажу профессору, кто приполз в лабораторию с течкой, оставив въедчивый аромат, и свалил, а пришедшие на практикум альфы-первокурсники чуть на одногруппников не попрыгали. Вилф пытался вжаться в лавочку студенческого парка и спрятаться за своими очками, лишь бы никто его не увидел и не понял, что заставило главного ботаника — и к тому же главную крысу — четвёртого курса сидеть в одиночестве на холодном ветру в ожидании своей судьбы, потому как даже гениальные умы допускают оплошности, например, как он: забывают лекарства-подавители в лаборатории, а потом попадаются интриганту всея университета. Вспоминая все истории, связанные с полугодовым присутствием Марлина в стенах высшего учебного заведения, омега мог лишь молиться о том, чтобы его учёба продолжилась, а имя было несильно запятнано позором. — Вы всё поняли? — Марлин стоял за углом корпуса, периодически проверяя, чтоб его "клиент" не посмел сбежать, хотя силы у того на это явно не было. — Да, — кивнул Джонатан. — Поняли, — кивнул Джонти, — но зачем тебе это? "Не мне, а вам", — исправил про себя Марлин, но озвучил совсем другое: — Личные счёты. Всё, вперёд. Близнецы переглянулись, синхронно пожали плечами и двинулись в сторону одинокого омеги, на всякий случай обговаривая дальнейшие действия по, как они думали, защите своего брата от Вилфа, печально известного всем как главного говнюка факультета. Уж больно много людей вылетели по его ябедам о шпорах, неявках и прочих радостях студентов. Близнецы знали его лишь косвенно, потому как учились в разных группах, а общие для всего курса лекции предпочитали пропускать, днями и ночами пропадая на практике в больнице. Ректорат усиленно закрывал глаза на все их проколы: где они ещё возьмут трёхкратных чемпионов страны по хирургической олимпиаде? — Готов? — хищно улыбнувшись, Джонатан сделал пару шагов вперёд, огибая лавочку сзади. — А как же, — усмехнулся Джонти, подсаживаясь к вздрогнувшему на секунду, но тут же собравшемуся омеге. — Так, значит, вот какие дебилы мне были обещаны? — выругался он, нахмурив брови и наморщив нос. — Такие-такие, — Джонатан сел с другой стороны от Вилфа и, пока тот не успел ничего возразить и, что было бы ещё проблемнее, убежать, схватил его за подбородок и накрыл его маленькие побелевшие от холода губы своими. Омега тут же задохнулся от подобного, попытался оттолкнуть от себя альфу, отползти от него, но упёрся задницей прямо в ногу Джонти, занявшего другую сторону лавочки и зажавшего маленько тело в тиски. — Сладкий, — Джонатан облизнулся и повернул голову в сторону брата. Вилф успел лишь приоткрыть рот, чтобы начать гневную тираду, но Джонти тут же перехватил его ругательства своим ртом, проталкиваясь внутрь и переплетая языки. — Сладкий, — согласился альфа, оторвавшись от чужих губ. — В-вы... — омега беспорядочно хватал воздух ртом, как выбросившаяся на безжизненную землю рыба, а его глаза, всегда с презрением и высокомерием посматривающие на собеседника, округлились от страха. — Кто мы? — с издевкой спросил Джонатан, всё ещё справляющий счёты любимого младшего братика. Тихие всхлипы разорвали тишину, постепенно стягивая довольные ухмылки с лиц альф, которые тут же уставились на омегу, вытирающего подступающие слёзы руками, каждый раз брякая очками и всхлипывая. Прикосновения, да ещё и такие интимные, для боящегося чужих рук — не то, что губ — Вилфа стали последней каплей в сосуде с терпением, и тщательно скрываемые за стеной из ругательств и едких замечаний эмоции вылились вместе с солёными слезами. — Зачем? — он уставился сначала на одного альфу, потом на другого. — Зачем вы это сделали?! Протяжный дрожащий голос как отрезвляющая пощёчина прошёлся по братьям, отдавая их на растерзание реальности, где между ними сжался в комок и рыдал маленький омега, совершенно не понимающий, что здесь происходит. Джонатан и Джонти переглянулись — короткое действие заменяло им все разговоры — и тут же спустились на корточки перед ним, с двух сторон наваливаясь со своей заботой. — Ты чего, солнышко? — Джонти осторожно убрал руки от лица плачущего парня, крепко сжимая холодные ладошки и переплетая пальцы. — Всё же хорошо, — Джонатан сжал рукав в кулаке и, подняв очки омеге на макушку, вытер плотной тканью слёзы, а потом сопли. Близнецы, хоть для обычной жизни, где двое никак не могли жить одной судьбою, пригодны были мало, всю свою юность провели в заботе о Марлине, который выл белугой при каждом падении на асфальт и содранной коленке. — Извращенцы, — Вилф судорожно дышал и шмыгал носом, пытаясь прийти в своё обычное спокойное состояние, но украденный первый, а значит, самый важный поцелуй не давал ему спокойно проглотить обиду, отчего он опять заревел: — Мхы-ы-ым. — Не извращенцы мы! — поспешили уверить близнецы, вновь присаживаясь на лавочку с двух сторон и приобнимая худое тело. — А кто? — всхлипнул Вилф. — А мы... — Джонатан взглянул на брата и, получив кивок, громогласно заявил: — А мы кавалеры! — Кавалеры? — Да! — Джонти крепче сжал его ладошки. — На свидание хотели тебя пригласить, да не удержались! — А куда? — Вилф хныкать перестал, лишь подставлял влажные щёки под мягкую ткань толстовки альфы. — А хочешь, мороженое сходим поедим? — очередной опыт близнецов по успокоению семилетнего рыдающего Марлина. — Не хочу, — надулся омега, забывая о том, что это он тут вообще-то непробиваемая ледышка. — Шоколадное. — А с орешками? — голос парня перестал дрожать, постепенно становясь радостнее и заинтересованнее. — Конечно! Марлин смотрел в спину удаляющемуся трио и радостно припрыгивал на месте, хлопая в ладоши. Сыграли! Обе его ловушки захлопнулись, и теперь можно было не сомневаться, что близнецы о Вилфе позаботятся, хорошенько достанут его, может, даже доведут до нервного срыва, но в лучшую сторону изменят и заласкают до дыр. Омега прошёлся вдоль корпуса, рукой задевая шершавую кирпичную стену и прокручивая в голове весь свой план. Всё же заставить близнецов, помешанных на хирургии, смотреть в сторону аутсайдера, а вредного и наглого зазнайку — в сторону прогульщиков было довольно сложно. Но Марлина спасли две вещи: знание коллекции порно всех своих братьев и, что пришлось проверять в библиотеке, абсолютная беззащитность Вилфа перед прикосновениями и нападками. Дальше дело уже зависело от реакции ботаника, потому что на фильмах для взрослых, хранившихся в папке близнецов, омеги в школьных формах рыдали, краснели и просили быть нежными, ведь это их первый раз, естественно, прежде чем начать профессионально, как заядлая шлюха, скакать на члене альфы. А порой и не на одном. Вилф же Марлину показался девственником в первую встречу, а потом, когда он отскочил от какого-то альфы, случайно задевшего его, то всё стало на свои места; оставалось лишь проверить, как реагирует омега на неожиданные ситуации с романтичным оттенком. — Марли! — из корпуса высыпался Николас и поспешил к омеге, который тут же заулыбался. — Никки, — парень подошёл к альфе, приподнялся на носочках и чмокнул его в щёку, — прости, котёнок, я спешу. Давай потом поговорим? — Но... — Николас попытался удержать его за руки, но Марлин ловко выпутался из объятий и, помахав, умчался в только ему известном направлении.***
— Прям так и поцеловали? — Вилберн развалился на кровати звездой, выставляя напоказ обтянутый кружевами зад, и довольно жмурился, зарываясь с подбородком в огромную для него толстовку, шумно втягивая только ему слышимый аромат. — Конечно, я же им так прям и сказал: "Поцелуете мелкого вредителя — спасёте братика", — Марлин радостно обвёл три имени на доске в сердечко, вздрагивая от неприятного до дрожи и мурашек скрипа мела по матовой поверхности, — даже слезу пустил, ну, чтобы поискренней смотрелось. — Логики никакой. — А разве она нужна, чтобы помочь любимому младшему брату? Да и Вилфу на пользу пойдёт, а то надоела мне его эта маска высокомерия, прячет своё смазливое лицо почём зря. — Какая же ты сволочь, — усмехнулся Вилберн, привыкший к тому, что все планы, какими бы глупыми они ни были, у его друга выходят с иголочки. — Что сволочь-то сразу, а? Я святой человек, судьбы этим горам мышц с мозгом между ног устраиваю! — Марлин окинул взглядом смятую наскоро заправленную кровать и одну из толстовок Кея на довольном Виле: ведь не мог же он не узнать то тряпьё, что приходилось годами стирать и гладить? — Я, похоже, не один развлекался. Подушка полетела в него так же стремительно, как омега нагнулся, избегая удара. — Ага! — радостно завопил он, наученный недавней шишкой на голове. — Нога! — крикнул ему в тон Вилберн и с размаху зарядил пяткой по слишком любопытному и наглому носу, отчего неестественный хруст и истошный крик оглушили комнату. — У-у-у, нечестно, — всхлипнул омега, хватаясь за лицо и притворно рыдая, но Вил своего друга знал слишком хорошо. — А ты в мою жизнь не лезь, — приблизился к краю кровати, крепко обнимая стоящего за живот, — не рыдай тут, я же знаю, что у тебя от такого даже кровь не пойдёт. — Да понял я, — Марлин запустил руку в его рыжие локоны, растрёпывая их, как холку лохматого пса. Он давно привык к вспыльчивому Вилберну и к его ударам, которые даже отдаленно нельзя было сравнить со "случайными" кулаками братьев, так же "случайно" оказывающимися возле его и так не слишком прекрасного лица. — Ну что, давай следующего бедолагу? Кто там? Клайв? — Клайв, — кивнул омега, — только с ним проблем будет поболее. Вилберн удивленно взглянул на Марлина, пытаясь рассмотреть в карих глазах, про какого "Клайва" он говорит, потому что Вил знал лишь одного, самого спокойного из всей шестерки. Будучи средним по возрасту, альфа поддерживал эту середину и в других показателях: красив был средне, высок и накачан тоже, да и популярностью не блистал. Единственное, что он взял сполна — адекватность, которой остальным братьям не хватало, как омегам члена в течку. Клайв ни разу не бывал в ректорате, потому что не разрисовал стены лекционной половыми органами различных размеров и — разве что природная тупость помогла — не оставил подпись "Митчелл. 12.05", не перемешивал все препараты в химической лаборатории, а потом не кричал: "Харди богат, Харди раздобыл золото", хотя вместо золота Харди тогда раздобыл знатных люлей от декана, и на пятом курсе — хоть до него альфа ещё не доучился — не пробивал окно в кафетерии тарелкой с винегретом только потому, что "Жарко было, я вспотел сильно, а вставать открывать было так лень, и Джо-Джо были со мной солидарны", да и преподаватели от него не разбегались по коридору, несмотря на всего полугодовое обучение и "слабый" пол. — В чём проблема? — В его вкусах, — подойдя к доске и взяв мел в руки, ответил Марлин, — вот ты кого из преподов любишь? — Я? — Вилберн задумался над неожиданным вопросом. — Профессора Вуда и, наверное, Конорса. — Вот и Клайву нравится Гейл, — почесал подбородок Марлин, испачкав его мелом. — Препод, что ли? — воскликнул Вил, пытаясь сдержать любопытство. — Гейл — аспирант. — Эм, а с чего ты его так называешь? — слышать имя мистера Конорса из уст Марлина было странно, если, конечно, не вспомнить, что в начале года он провёл исследовательскую деятельность по всем преподавателям. Слабые места врагов — а люди, способные одним своим решением испортить судьбу студенту — злыдни вселенского масштаба, — знать нужно всегда. — А я с этим аспирантушкой чай пью порой, — белый кусочек подпрыгнул в его руках, стремясь упасть на пол и совершить самоубийство — разбиться на мелкие кусочки, — двадцать семь лет, в отношениях не состоит, но хочет. На вид симпатичный, только патлы длинноваты, хотя он и сам длинноват. Я давно томные взгляды братца на нём замечал, да не собирался сватовством заниматься. А Клайв, бедняга, наверное уже задолбался правую руку качать... — Ма-арлин, — испуганно протянул Вилберн, — ты что задумал, дурья башка? — А почему дурак я? Не мне же нравятся взрослые омежки!***
— Ну, Гейл! — Марлин влачился за быстро шагающим долговязым мужчиной в кипельно-белом врачебном халате. — Не "Гейл", а мистер Конорс! — Ну, мистер Конорс! — взвыл омега, обращая на себя внимание не только собеседника, но и всего коридора, заполненного студентами. Мужчина цокнул, схватил его за рукав и под общий шёпот затащил в ближайший кабинет, где за большим столом, окруженный кипой бумаг и папок, сидел старичок предсмертного вида. — Простите, мы вашей лаборантской воспользуемся? — проорал Гейл, но на его крик в силу возраста никак не среагировали, а молчание — это всегда согласие, если это не улица и рука маньяка не закрывает чужой рот. Поэтому, провернув ключ в замке, Конорс сначала толкнул дверь, грохнув её о стену, затем пинком затолкал внутрь шумного омегу и зашёл сам, защёлкивая щеколду. Марлин влетел в небольшое воняющее помещение, как отброшенная тряпочная кукла, но летать он привык: слишком много сильных и не очень умных людей, которым порой было проще не просить передвинуться, а просто перекинуть худое тело с одного сидения на другое, обитали в его доме. Больше его интересовали стеллажи с различными заспиртованными уродцами, почему-то казавшимися ему милыми. — Так что тебе от меня нужно? — строго спросил Гейл, отвлекая от любования прекрасным. Марлин повернулся, потупил взгляд в пол и скромненько начал шаркать ногой, потом поднял голову, ещё раз убедился, что подобное на омег, пусть и высоких, не действует, глубоко вздохнул и плюхнулся задницей прямиком на стоящий здесь стол. — А чего ты от меня бегал? — заёрзал по скользкой поверхности, поудобнее устраиваясь на прохладном дереве. — Только тупого из себя не строй, — Конорс хмыкнул, вспоминая, что именно это "наивное и невинное" существо лучше всех сдало приёмные экзамены, — тебя уже весь коллектив стороной обходит! А нас с тобой постоянно вместе видят, а я жив и здоров и, что главное, психически стабилен. Даже закономерность есть: если с тобой наедине замечают преподавателя, то совсем скоро этот бедняга увольняется, хорошо, если по собственному. — А я причём? Они сами, — мотыляя ногами по воздуху, омега пропустил упрёк и уставился на своего собеседника. — Только не говори, что семидесятилетний Адамсон, у которого, даже если лосиную дозу виагры ввести, не встанет, домогался до тебя на зачёте. И это совсем не из-за того, что этот импотент автоматы первокурсникам ставить отказывался. — Сам виноват, — признал Марлин, вспоминая своё первое успешное дело по устранению неприятностей на учёбе. Да и заставить Адамсона положить руку на зад в то время, как заходил декан, было проще простого. — Я вообще по поводу недотраха твоего, Гейл. Омега выпрямился, косо взглянул на своего ученика, умудряющегося говорить такие смущающие вещи с совершенно равнодушным лицом, и раздраженно цокнул. Потому что проблема уже стояла между его ног вовсю, почти год ожидая, чтобы кто-нибудь, даже если это будет не он, с ней разобрался, а может, и не раз. — Предлагай. — Клайв. — Клайв? — Гейл вспыхнул и тут же опустил голову: этого брата он знал слишком хорошо, но Марлину необязательно было это замечать, поэтому мужчина глубоко вздохнул и посмотрел на омегу. — А почему именно он? — Есть причины. — И что мне нужно делать? — Гейл заинтересованно подошёл поближе. — Ноги раздвинуть, — Марлин задумался, — и поцеловать брата. Можно ещё при этом шепнуть что-то из разряда пошло-невинного. — Хм, — халат смялся, когда омега опустился на корточки, сжимая голову в руках. Сомнений было не то что много — их была тонна. Роящиеся, как пчелы в улье, они сеяли страх и неуверенность. Но несколько течек, проведенных в одиночестве в пустой квартире, и пристальный взгляд зелёных глаз, следящих за его спиной уже долгое время, толкали на необдуманный и глупый во всех, кроме одного, смыслах поступок. — А чего раньше не предлагал? — Так раньше мне он и не мешал, — усмехнулся Марлин, понимая, что мистер Конорс согласен на всё. Клайв спешил, быстро перебирал ногами, поскрипывая резиновой подошвой кроссовок по пустым коридорам, стараясь не сорваться на бег. Этот путь, каждый поворот и ступеньку, он знал наизусть и мог пройти по нему с закрытыми глазами, потому что за год, когда в коридорах университета замелькал новый высокий силуэт с кудрявой чёлкой и крупными болотными глазами, набегался в это крыло прилично. Влюбился. Это слово обижало его больше всего, потому что звучало как-то по-омежьи приторно, словно это не он мужественный альфа, готовый порвать врагов за своих братьев, в особенности младшего. Но этот "мужик" расплывался в розовую лужицу, стоило ему встретить или случайно заметить нескладного омегу, словно сросшегося с белым халатом. Но сил признаться не хватало, ведь он — зелёный юнец, а Гейл — строгий мистер Конорс. Ему повезло дважды: четыре месяца назад и сейчас. Первый раз в том, что его брат подружился с его возлюбленным, позволив периодически забирать себя после их посиделок, и сегодня, когда Марлин оставил после чаепития кошелёк в обители Гейла. И Клайв радостно, с несвойственным ему энтузиазмом согласился сходить за кожаным прямоугольником, где хранилось лишь несколько кредиток и студенческий билет. Но причин для спешки было много, и одна была вновь связана с болтливым омегой, который по пути домой обронил фразу, заставившую Клайва наконец взять свои яйца в кулак и превратиться из лужицы в альфу, сражающегося за своего омегу. "Я слышал, что Гейлу признались", — Марлин медленно вышагивал по коридору, размахивая полами своего пальто. "Мистеру Конорсу?, — альфа не изменился в лице, лишь крепко сжал ладони в кулак, до боли врезаясь ногтями в тонкую кожу. — И что он?" " Сказал, что раз других претендентов нет... — рука омеги опустилась в карман, посуетилась там, шурша фантиками от конфет, которые всегда скапливались в его одежде. — Ой, кошелек забыл..." — Простите, — Клайв постучал в приоткрытую дверь, делая глубокий вдох, прежде чем переступить порог и оказаться в просторном заставленном растениями кабинете. — Привет, — Гейл сидел за своим столом и почему-то старался не смотреть на гостя. — П-привет, — альфа здоровался с ним так неформально впервые, хоть и слышал, как его брат, которому только стукнет девятнадцать, орёт через весь коридор "Гейл, привет!". Атмосфера напрягала обоих, каждый нервничал, подрагивал и, втайне от другого, пытался придумать, как начать разговор. И Клайв взял огонь на себя, проглотив нервный ком в горле, прислушавшись к шумному дыханию Гейла, раньше заглушаемому громким стуком собственного сердца, подошёл к нему ближе, огибая стол — последнее препятствие между ними. — Мистер Конорс, — тихо прошептал он, замечая, что пальцы аспиранта побелели от тесного замка рук, — я бы хотел Вам кое-что сказать. — Давай, — охрипшим от волнения голосом ответил омега, опуская взгляд в пол. Как бы он не храбрился, как бы не пытался списать всё на недотрах, а смущенный мальчишка, каждый день мелькающий рядом с его аудиторией и с такой мольбой в глазах смотрящий на него, на его спину, заставлял вновь почувствовать себя первокурсником, не умеющим сдерживать свои эмоции. Прозвучавшее в той лаборантской имя стало полной неожиданностью для Гейла, но такой шанс, когда судьба будто сама подсовывала на золотом блюдечке и с бантиком на боку альфу, его нерешительного и скромного альфу, нельзя было пропускать. — Вы мне, — Клайв замолчал, пристально рассматривая краснеющие щеки и блестящие глаза омеги, — нравитесь. Гейл старался не дышать. Он застыл, прокручивая в голове эту фразу и истошно, как это делал Марлин, кричал в своих мыслях, внешне лишь меняя окрас кожи на лице и всё сильнее сжимая руки. Думать об этих словах — одно, слышать в реальности — совсем другое. Ему не нужно было видеть глаза альфы, чтобы знать — тот смущен не меньше, но Клайв стойко держался, и его голос почти не дрожал от волнения, в то время как Конорс думал о возможности слиться со своим стулом. Слишком много переживаний, чтобы легко, подобно взрослому, вынести их с равнодушным выражением лица. Его щёки с кончиками ушей, воспользовавшиеся этой лазейкой, горели от прилившей к ним крови, а в висках и груди раздавался быстрый, похожий на пулеметную очередь стук. — У меня есть хоть маленький шанс? — альфа нарушил тишину первым, не выдержав секунды томительного молчания. Он приблизился к лицу омеги, который даже не думал отпрянуть, и осторожно, чтобы не напугать, прикоснулся своими губами к чужим, согревая их горячим дыханием. — Я сделаю всё, что в моих силах. Он больше не ждал ответа, потому как он и не требовался: ему сказали всё, что нужно, тёплые немного подрагивающие губы, так неопытно и в то же время жадно впившиеся в него. Вместо слов омега прихватил чужую кожу, чуть оттягивая, дразня, и альфа это принимал, отвечая на ласки лёгкими укусами. — Что мы делаем? — Гейл упёрся руками в грудь парня и взглянул ему в глаза, ища там поддержки. — Ты же ещё студент. — А ты, — Клайв положил свою ладонь на его, сжимая холодные пальцы и притягивая для нового поцелуя, — строгий Мистер Конорс.***
— У-у-у-у, — выл Марлин, стоя раком на полу и положив голову на край кровати. — Успокойся! — Вилберн прошёл мимо и кинул на одеяло пачку таблеток и бутылку с водой. — Спаси-и-ибо. Омега так и не двинулся ни на сантиметр, продолжая рассматривать махру одеяла и крошки, застрявшие в ней. Течка. Слишком резко и неожиданно пришедшая, испортившая все планы и мечты о Нике. Рано утром, ещё до учёбы почувствовав своё состояние, Марлин успел лишь схватить пару вещей и сбежать на такси к Вилу, потому как оставаться в квартире с семью альфами в течку, да ещё и без возможности естественным путём облегчить все симптомы, даже для порой глуповатого и наглого омеги было слишком. — Мне пора, — Вилберн покрутился возле зеркала, поправил водолазку и подтянул джинсы, прежде чем исчезнуть в коридоре. — Куда ты? — отчаянно, на грани истерики спросил Марлин, привыкший пережидать это трудное для девственника время с поддержкой друга. — Кей позвал погулять. — И ты — Брут, — всхлипнул, протягивая руку к картонной упаковке, — одни друг друга любили, вторые вообще год не решались, — достал серебристый блистер, выдавил одну из таблеток и закинул её в рот, — я вам что, Купидон? Вроде в трусы лезть должны были, а не в сердце! Вилберн тихонечко прыснул, прикрыв рот ладошкой и стараясь, чтобы его хихиканье не услышали в спальне: было жаль, до боли и побега из дома к Кею, смотреть, как мучается его друг, как его тело отчаянно ждёт и жаждет альфу, ради которого пришлось устраивать сразу несколько судеб. Но Марлин был бы не собой, если бы не терпел, прокусывая губу до крови, глотая таблетки пачками и улыбаясь всем, кто бы ни спросил про его самочувствие. Лечь под любого альфу для него было подобно проигрышу, а проигрывать этот омега не умел. — Марлин, я пойду? — спросил Вил, натягивая любимый ярко-красный плащ, забавно сочетающийся с его рыжими волосами. — Конечно. Наведи там шухера за меня. — Будет сделано! Марлин дождался, пока в замке провернётся ключ и заглушатся шаги на лестничной клетке. В тишине его шумное сбитое дыхание разносилось по всей комнате и окутывало омегу в вязкое одурманивающее состояние, когда каждое прикосновение обжигало, каждая мысль, фантазия вызывала бурную реакцию организма и было стойкое желание выть, лезть на стену, лишь бы отпустило. Напротив кровати стоял всё тот же мольберт, а на нём притаилась исписанная доска, где из шести стрелочек были отведены три. Омега лично обводил их, приходя к Вилу после успешного дела, и всегда радовался, чувствуя, как приближается и его судьба, названная Николасом. "Счастливые", — подумал Марлин, осторожно переворачиваясь на спину и усаживаясь на пол. Каждый круг — пара, а в одном из случаев даже трио. И омега был рад, даже несмотря на то, что не успел закончить вовремя, до течки, ведь он помог Гейлу, уже потом признавшемуся в симпатии к Клайву, за что, конечно же, получил нагоняй от первокурсника, и Вилберн больше не грустит, даже рисует спустя месяцы без вдохновения, хотя портреты Кея не тянут на произведения искусства. Джо-джо умудрились вляпаться сильнее всех остальных: говорят, заявление о переводе в другую группу накатали, Марлин даже представить не мог, что чувствует Вилф, потому как видел его в последний раз убегающим по коридору от двух альф с букетом. Вот уж точно — "кавалеры". И братья, по крайней мере, большинство, были счастливы и заняты, а что ещё нужно? Громкая трель дверного звонка вывела его из сонного от таблеток состояния, заставляя выругаться и подняться с такого приятного холодного пола. Вилберн часто оставлял какую-то мелочёвку дома и возвращался за ней, поэтому Марлин, дойдя до коридора, взял на трюмо ключи, подошёл к двери и открыл замок, впуская гостя внутрь. — Что забыл? — спросил он, расплываясь по холодной металлической поверхности, даже не сообразив взглянуть на пришедшего. — Я? — гость спросил удивленно, не ожидая подобного приветствия. — Ничего. А вот ты — совесть. — Со-о-овесть? — протянул Марлин, запирая обратно дверь и с трудом осмысливая происходящее и то, почему вдруг Вилберн зазвучал, как Николас. — Совесть, зайка, совесть, — Николас ловко подхватил его за талию и, пока омега, охреневая от происходящего, болтался на весу, гордо прошёл в спальню, скидывая свою добычу на кровать. — Ник! — радостно вскрикнул Марлин, наконец, сложив два и два. Но одного взгляда на альфу, на его раскрасневшееся лицо с напряженными венками и на сжатые кулаки хватило, чтобы понять: Николас зол. И, когда задница нащупала под собой что-то неудобно острое, а под спиной продолговатое и булькающее, омеге хватило остатков мозгов, чтобы вспомнить про течку. — Николас, тебе лучше уйти. — Значит, — альфа прошёлся вдоль края кровати, скидывая с себя кофту на пол и полностью игнорируя чужие слова, — бегать за мной тебе нравилось больше, чем быть моим парнем? — Нет! — Марлин подскочил, не сводя глаз с Николаса и чувствуя, как ёкнуло у него в штанах, стоило встретиться с ним взглядом. — Я хочу быть с тобой! — Тогда какого ты меня забросил?! — взревел Ник, испугав неожиданным криком омегу и его вставший член, поспешивший спрятаться обратно, ведь лежачих, по идее, не бьют. — Я не бросал, — тихонько прошептал он, приподнимаясь со скрипнувшего матраса, — я устранял помехи, чтобы была возможность хотя бы поцеловать тебя! — И как? — Что "как"? — Устранил помехи? Альфа перестал ходить вдоль кровати и остановился напротив омеги, а потом и вовсе повернулся к нему, вовсю обследуя того глазами, скользя по обнаженным ногам, по распахнутой на груди рубашке и приоткрытым губам. Крепкий, как хороший виски, разымчивый запах омеги, ёрзающего на кровати, напомнил Нику, о чём предупреждал Вилберн. — Д-да, — неуверенно прошептал Марлин, рассматривая выразительный бугор в штанах напротив него. Он чувствовал и видел, как меняется альфа, как остатки злости вымещаются возбуждением, как учащается его дыхание и краснеет лицо. И член омеги рьяно отзывался на такой манящий вид. — Остались ещё Харди и Митчелл — Не остались. Я им купил вертолёты на радиоуправлении. Кровать притворно скрипнула, прогибаясь под упёршимся в упругий матрас коленом. Альфа приблизился, хищно, как кот, заползая на кровать и втягивая манящий, возбуждающий до зуда в яйцах запах, и нависая над его источником. — Значит, — прошептал омега, подаваясь навстречу мускулистому телу, устраивая голову на широких плечах. Лёгкое прикосновение к голени большой прохладной с улицы ладошкой отозвалось ноющей, но сладкой болью внизу живота, и омега, как бы ни пытался держать себя в руках и продолжать разговор, с шумом выдохнул несколько слов, прежде чем окончательно потерять способность мыслить в этой ситуации: — Мы можем... — Да. Неконтролируемый, поглощающий все мысли, сомнения и принципы порыв накрыл их обоих с головой, окуная в горящее клейкое марево, где уже непонятно, где и кто, где шумные судорожные выдохи смешались с тихими стонами, вырываемыми из груди при малейшем прикосновении к пылкому телу. Опьяненный течкой, запахом своего омеги, отчаянно прижимающегося к его рукам, тающего от блуждающих по бледной коже подушечек пальцев, как масло на солнце, Николас зверел, неаккуратно скидывал одежду с себя, с худого тела напротив, вновь и вновь притягивая Марлина для поцелуя, накрывая его губы своими, кусая их и не давая возможности хоть на секунду отвлечься. Как изголодавшийся зверь, впервые вкусивший мяса, он не мог насытиться омегой и корил себя за то, что не попался в его паутину раньше, всё сомневаясь и убегая от своих чувств. Марлин был не против ласк и первый свой раз представлял каким-то нежным, приторно романтическим, но сейчас, когда было стойкое — во всех смыслах этого слова — желание накинуться на альфу самому, стащить с него трусы и оседлать твёрдый член, наконец почувствовать ощущение наполненности и что такое быть взятым, омега не мог уже терпеть, покрывался крупной дрожью, мурашками, когда чужие руки ласкали его соски, а губы оставляли засосы на выступающей ключице и шее, и, когда Ник оторвался, чтобы стащить с него намокшие до проступающих пятен смазки боксеры, взмолился: — Да трахни ты меня уже! Нижнее белье тут же полетело в сторону, альфа выругался, полез в карман джинсов, лежащих на краю кровати, и вытащил блестящий прямоугольник. Его руки дрожали, отказывались слушаться и раскрывать упаковку, поэтому Ник протянул презерватив Марлину и кивнул на свой стоящий член, мол, хочешь — надевай. Омеге хотелось взреветь и зарядить ногой по ухмыляющейся роже, лишь бы не делать сейчас, когда все эти мелочи оттягивали время, ничего подобного. Но история родителей — семейные фотоальбомы с постоянно беременным папой — даже в течку была отличным мотиватором и пинком в ответственность. Его движения были суетливые, ни на каплю не спокойнее, чем у альфы, и лишь спустя несколько попыток, матов и пошедших в ход зубов, Марлин приблизился к стоящему члену, осторожно прикасаясь к головке сквозь тонкую резину, сглатывая, чувствуя в руках горячую возбужденную плоть и шумное дыхание альфы на своей макушке. Когда с ним было покончено и омега упал обратно на кровать, выжидательно всматриваясь в серые глаза, Николас, прекрасно осознавая, в какой агонии сейчас его любимый, словно нарочно провёл рукой по его животу, бокам, очерчивая худую фигуру и любуясь, как выгибается, отдаётся Марлин на такие невинные в обычное время движения. Но альфа и сам не мог терпеть, чувствовал, как налились свинцом яйца и увеличился член, когда омега своими дрожащими ладошками натягивал презерватив, да и что скрывать — от одного вида чуть не кончил. Поэтому он приподнял его за талию, переворачивая на живот и нажимая на поясницу, чем заставил Марлина прогнуться и развратно выпятить зад. Омега затаил дыхание, сжал простынь в кулаке и закусил губу, стоило Николасу прижаться членом к сжимающемуся кольцу мышц, потереться об него, размазывая выделившуюся смазку между разведенными в сторону ягодицами. — Медленно выдохни, — прошептал альфа, нагибаясь к уху сжавшегося от страха парня, и слегка прикусил мочку. Марлин послушался, чувствуя, как с каждой секундой внутрь него проталкивается что-то горячее, распирающее изнутри, и как шумно дышит Николас, нависший над ним. Смазки было предостаточно, чтобы боль, какую ждал омега, решила не появляться, уступив дискомфорту и странному обжигающему чувству внутри. Но первые медленные толчки заставили Марлина вздрогнуть, прикусить нижнюю губу, а потом, погрузившись в сладкую истому, негромко застонать. Нестройное мычание стало для альфы последней каплей в чаше терпения и выдержки, и, прорычав что-то про "Моё, не отдам!", он ускорился, вырывая из омеги громкие вскрики, дрожь и протяженный опьяняющий оргазм, из-за которого Марлин, запачкав одеяло, отключился. Он проснулся уже к вечеру, когда рядом мирно посапывал Николас, а его рука лежала на груди омеги и мешала тому дышать. Поэтому парень осторожно убрал давящую конечность, убедившись, что альфа не проснулся, и попытался встать, но острая боль в пояснице вернула его в прежнее состояние. "Чёрт", — выругался про себя Марлин, потирая больное место. Но вставать пришлось, потому как губы пересохли, а вода стояла аж на столе. Взяв себя в руки и сжав кулаки, омега поднялся, понимая, что кроме спины у него ноют ноги, и медленно поковылял к столу, включив тусклую лампу, которой с трудом хватало на маленькую комнатку. После нескольких живительных глотков Марлин обвёл помещение взглядом, остановившись на смятой кровати и голой спине посапывающего альфы, и напомнил себе, что нужно бы поблагодарить Вилберна, явно принявшего в этом участие и одолжившего квартиру. Сейчас омега чувствовал себя счастливым и больше не одиноким, о чём не давала забыть зудящая задница. Его всю жизнь окружали альфы, и их забота стала привычкой, давящей рутиной, в то время как отношения, начинавшиеся у многих ещё в старшей школе, были чем-то недозволенным, чем-то, что хотелось попробовать. Но не кидаться же на каждого? И Николас стал этим "не каждым" — Кстати, — Марлин прошёлся до доски и взял уже совсем маленький мелок. Он стёр пальцами вопросы напротив Харди и Митчелла и нарисовал там кривой, словно после попадания нескольких ракет, вертолёт, хотя нечто, похожее на кружок с несколькими палочками вместо лопастей, на летательное средство походило меньше всего. Но помня любовь младших альф ко всему военному и радиоуправляемому, омега обвёл эту троицу в большое сердечко, понимая, что любовь будет такой же длинной, как крепость игрушки и срок службы батареек. — Марлин? — тихий голос раздался позади, и Николас приподнялся на локтях, сонным взглядом ища в комнате сбежавшую подушку для обнимания. — Я тут, — последний штрих — и он опустил мел на подставку. — Хорошо, — выдохнув, ответил альфа и расслабленно опустился обратно на подушку, — а то сначала я подумал, что ты сбежал. — Сбежал? — Марлин заинтересованно повернулся. — Почему это? — Ну, то, что было, — голос Ника заглушался ладонями, в которые он спрятал лицо, — ты отключился, и я не успел почти ничего сделать. — Тьфу ты! Напугал, — улыбнулся, стараясь не рассмеяться в голос со стыдливого альфы. Но Ник накрутил себя серьёзно, потому как сверху ладоней на лицо приземлилась ещё и подушка. Омега вздохнул: что-что, а успокаивать альф он умел, тем более, если взять в расчёт, что Николас был его альфой. — Мы же всегда можем попробовать ещё раз. — Правда? — светлые волосы показались из-за нежно-розовой наволочки. — Хоть сейчас, — подавив смущение в себе, прошептал омега и медленно пошёл к Нику, который выполз из своего кокона и заинтересованно уселся. Марлин нервно сглотнул, стараясь скрыть растущую дрожь и возбуждение, что без одежды было невозможно, и аккуратно уселся на край кровати спиной к альфе, не решаясь пойти дальше и быть тем, кто начнёт. Но Николас это понимал и был не против взять эту роль на себя, приближаясь к худому телу и сгребая в объятия. — Люблю, — прошептал альфа, распуская руки в свободную прогулку по бледной коже. — Да, — согласился омега, подставляясь под приятные ласки, — и я. — Вижу, — усмехнулся Николас, кивая на доску и накрывая его губы своими. Чёрная матовая поверхность была исписана вдоль и поперёк, а в центре скопились плоские продолговатые сердечки, в одном из которых по краям от стрелки были выведены — пускай криво и неровно — имена целующейся парочки.