Библейская картина

Питер боится Уэйда. Питер просто пиздец, как боится Уэйда. Уэйд ласково шепчет: — Если ты сбежишь, то мне придется принять меры, понимаешь, сладенький? А я, твою мать, не хочу причинять тебе боль. Уэйд облизывает пятки Питера, шепча то, что Питеру лучше не делать никогда в своей короткой жизни. Уилсон ластится, как гребаный кот, трется лысой в струпьях головой о нежные щиколотки Паркера, бережно покусывает мизинцы на ногах. Уэйд забыл смыть чужие кишки с собственных рук, поэтому когда этот чертов псих начинает гладить Питера выше острых коленок, втирая чужие внутренности в кожу, тот чуть не сходит с ума. Паркеру хочется сбежать. Он хочет свободы, и первый раз жалеет, что не встал на сторону Кэпа. Питер мечтает набрать Тони Старка и хрипло промямлить: — Мистер Старк, у меня большие проблемы. Сэр, мне нужна помощь. Ему хочется прыгнуть в ебанное окно, долететь до крыши соседнего дома при помощи своей чудо-паутины — своего главного оружия от всего мира, сбежать из этого злодейского логова, но он не может: Уэйд отрубил ему руки по локоть, лишив возможности даже нормально отлить, не обрызгав при этом себя и покрытые плесенью стены сортира. Питер истошно кричал, заливаясь слезами, а Уилсон заворожено смотрел, как из куска мяса хлещет темная кровь с примесью белой тягучей жижи. Дедпул шутит, что это сперма, а не долбанная паутина. Уэйд называет его Богом, а Питер не может дотянуться до его уродливого лица, чтобы культей хорошенько ему въебать. Паркер не может нормально спать. У лучшего наемного убийцы Соединенных Штатов, оказывается, фетиш на спящих маленьких мальчиков. Как только Питер начинает сопеть, он чувствует грубые ладони, мнущие его обнаженные ягодицы. Он приоткрывает глаза и видит перед собой огромный член. Библейская, блядь, картина. Крупная красная головка с раковыми ранками по краям проводит по губам Питера несколько дорожек, оставляя за собой влажный след от эякулята. Уэйд пальцами давит на впалые щеки Питера, и тот непроизвольно раскрывает рот. Паркер утыкается носом в курчавые темные волоски на лобке, заглатывая достоинство Уилсона по самые шары. Это, бля, хуевое пробуждение. У Питера слезятся глаза. Обрубками рук он пытается отодвинуть массивное тело Уэйда от себя, но тот лишь утробно стонет и никак не может кончить. Слюна заливает лицо Паркера, он задыхается, и чувствует, что вот-вот и он сдохнет: с членом меж гланд и нависшим над ним сумасшедшим героем. Питер не придумывает ничего лучшего, чем откусить Дедпулу его хваленный пенис. Уэйд рычит, Уэйд смеется, Уэйд плачет. Он падает и корчится на полу в болезненных судорогах, пальцами прикрывая хлещущую струями крови дыру между ног. Яйца безжизненно болтаются, и Уилсон отрывает их себе, задыхаясь от хохота. Пока Питер блюет себе на подушку, выплевывая остатки вялой плоти, Уилсон поднимается, поигрывая надбровной дугой, и произносит: — Питти-бой, а ты когда-нибудь трахал девушку? Или тебя с Гвен связывал только взаимный петтинг? Паркер охуеть, как скучает по Гвен, по тетушке Мэй и даже по доктору Беннеру. Он, блять, ненавидит Уилсона и мечтает, чтобы фантомная боль откушенного члена преследовала этого злоебучего психопата еще очень долго — также, как было с отрезанными запястьями Питера. Но у Питера нет способности саморегенерации, да и мозги у него на месте, а Уэйд — просто помешанный. Он может зажать между зубами гранату и дернуть за колечко, и уже через час, как ни в чем не бывало, покупать в магазине пакет с молоком, не дождавшись, пока на черепе восстановится кожа. Уэйд говорит, что Спайди ему понравился с первого взгляда. Сказал, что готов был наброситься на него прямо на поле битвы, и что не удержался, и, в самый разгар выяснения отношения между Кэпом и Старком, отошел в сторонку, чтобы спустить — настолько Питер его зацепил. Готов был прямо там назвать Спайди «Господом нашим», но один из голосов в его никчемной башке сказал, что это будет слишком. Иногда Питер слышит, как Уилсон разговаривает сам с собой, как дает себе пощечины и разбивает нос. Паркеру думается, что это гребаный «Бойцовский клуб». Это на самом деле страшно и берет похлеще любой наркоты. В другой комнате Уэйд говорит: — Я хочу облизать его бедра и шейные позвонки. Я хочу вылизать его, как сука своего щенка. Да, блять! Прижаться губами к изгибу локтя и лизать сухим языком его выступающие вены. Я хочу его ласкать так, как не ласкал никто, и подарить самые незабываемые ночи, а заодно и поездку на какой-нибудь необитаемый остров. Я буду продавать почку за почкой, чтобы обеспечить ему самую лучшую жизнь. Уэйд отвечает: — Нихуя. Пулю в сердце этому засранцу, он же откусил нам член! Но сначала хорошенько его оттрахать: у Спайди охуительная задница, созданная, чтобы на нее дрочить, глотая вздохи. А еще надо наказать его за наглость — отшлепать ремнем с эмблемой серпа и молота. А потом всадить пулю ублюдку! Просто пиздец. Он недостоин наших мучений. — Нет, мудак, это тебе надо всадить пулю прямо между глаз. Питеру кажется, что он выплюнет свои легкие, когда в комнату вбегает Уилсон. Он даже перестает дышать, а Уэйд улыбается отцовской улыбкой. — Не волнуйся, детка, я тебя в обиду не дам этому козлу. Он, знаешь, хочет сделать с тобой коварные вещи. Но я ему не позволю, нет, никогда. Уилсон на столе между катанами, презервативами со спермой (спермой Питера — Уэйд хранит ее как манну небесную) и острыми чипсами находит старый добрый браунинг. Он обхватывает его губами, кроша об твердый метал зубы и стирая десны. Уэйд подмигивает Паркеру, а затем нажимает на курок, и вот мертвое тело падает на пыльный пол, а стена позади вся в дедпуловских извилинах. Паркер уже не кричит. Он устало думает о том, что может спокойно поспать ближайшие тридцать минут, не боясь проснуться от того, что чей-то хер упирается тебе в дырку между ягодицами.

* * *

Уэйду пришел заказ: один наркобарон из ближайшего округа ведет себя, как последняя мразь, за это ему стоит сломать череп. Дедпулу предлагают две тысячи долларов за изнасилование десятилетней дочки наркобарона, но он отказывается. Говорит в телефон, что он не мудак, и что ему хватит и других трех за голову торговца цветных снов. Говорит Питеру на ухо: — Понимаешь, Спайди, я не хочу тебе изменять. Я, бля, кто угодно, и способен, поверь («Верю», — беззвучно шевелит губами Питер), на что угодно, но изменять тебе никогда не стану! Понимаешь, малыш? Мой член только для тебя, клянусь, детка. Если бы я и трахнул эту девочку, то только с мыслями о тебе и о твоих аппетитных бедрах и премилых губах. Уэйд обнимает Паркера за плечи и целует его за ушком. Он трется об него, и Питер с неприязнью ощущает чужой крепкий стояк. Уилсону напрочь сносит крышу от трения через костюм отросшего члена о ляжки его собственного Человека-Паука. Спускать перед очередным убийством вошло в привычку Уэйда — это его ритуал. Уилсон сквозь маску покрывает мелкими поцелуями шею Питера, на которой никогда не сходят багровые засосы и лиловые синяки от удушья, когда Уэйду хочется поиграть в «убей своих любимых». Уэйд Уилсон скулит, как последняя сука во время течки. Он кончает, сжимая Питера пальцами, а потом треплет по голове, как послушного мальчика за хорошие оценки. Уэйд думает (определенно точно), что это лучший и самый крышесносящий оргазм за всю его блядскую жизнь. — Это лучший и самый крышесносящий оргазм за всю мою блядскую жизнь! Питер слышит это каждый раз после секса. Питер почти уверен, что однажды Уилсон встанет на четвереньки, завоет на луну и будет бегать за своим воображаемым хвостом. Но Дедпул поднимается и уходит с костюмом, полным супергеройской спермы. Паркер закрывает глаза, ему хочется уснуть (желательно навсегда), но он вдруг понимает, что не услышал щелчок замка. Уэйд н е з а к р ы л д в е р ь. В первые секунды Питер не верит в свое счастье. Это первый раз, когда Уилсон даже не повесил цепь на дверь. В первый раз за… месяц? Год? Паркер уже и не помнил, как давно он тут. Он верил, что однажды нагрянет облава, и Уэйда сцепят, мстители применят свои супергеройские способности, и Уилсона отпиздят всей кучкой, а старина Старк сделает Паркеру суперкрутой протез для рук, как сделал для Баки Барнса. Но время шло, у Питера между ног все слипалось и болело, а помощь не шла. — Да поебать уже, — шепчет Паркер. — Надо съебывать, пока этот уебок без катушек в башке не вернулся. Питер с трудом встает с кровати, от которой несет потом, мочой и нестиранными носками. Пока Уэйд его держал, он не позволял ему ходить. Иногда привязывал к кровати, а потом находил это весьма соблазнительным, и возбуждал Питера, чтобы потом попрыгать на его бледно-розовом члене. Паркеру больно передвигать атрофированными мышцами, но на боль ему глубоко плевать: он в шаге от свободы. У него не выходит плечом повернуть дверную ручку, поэтому он цепляется зубами. Он слышит хруст и чувствует острую боль, рот наполняется вязкой жидкостью с металлическим привкусом. Но Питеру Паркеру совершенно плевать. Ему семнадцать, его трахал один конченный мудак, который, ну, между прочим, называл его Богом и держал на привязи. Питер даже не оглядывается, только сплевывает кровь вместе с куском зуба. Как только он придет в норму, он снова найдет это место и сожжет дотла вместе с Уэйдом Уилсоном. Питер будет ждать часами, пока из пепла начнет возрождаться позвоночник, а затем и остальное тело этого ублюдка, а затем Паркер молотком размажет регенерирующее тело, и так по кругу, пока всеми любимому Человеку-Пауку не станет скучно. Паркер выбегает на темную (должно быть, сейчас глубокая ночь) и пустынную улицу. Питер вдыхает свежий воздух полной грудь так, что ему становится больно где-то под ребрами. Ему хочется плакать, но он понимает, что еще рано. Он даст волю чувствам уже в Башне Тони Старка, которому обязательно разобьет губу за бездействие, или за недостаточно хорошо проделанную работу в поиске того самого Человека-Паука. Но Питер Паркер сначала хочет узнать, в какую жопу мира занес его гребаный Дедпул. Он даже не уверен, что находится в Штатах, но в этот момент благодарит Бога, того, который на небе заправляет всем, за то, что английский — язык распространенный и универсальный. Он бежит, в одних шортах, вляпываясь в чью-то блевотину, к единственно-ближайшему дому, где горит свет. Питер задыхается, в боку нещадно ломит, но он даже не оставляет себе мгновения, чтобы перевести дыхание: Питер молотит коленом по двери. Кожа уже сдирается, на металле остаются кровавые шоссе, когда дверь открывается и на пороге появляется милая старушка с приготовленным на случай чего газовым баллончиком. — Меня зовут Питер Паркер, — выдыхает Питер. До него только сейчас доходит, что по его щекам текут слезы, а сам он, должно быть, мало чем похож на человека. — И мне необходима помощь. — Пожалуйста, вызовите… Он не успевает договорить, потому что слышит глухой выстрел, и мозги этой милой старушки покрывают лицо Питера. На втором этаже слышен топот; Паркер оборачивается и видит перед собой блядского Уэйда Уилсона. — Малыш? Какого хрена? Питеру хочется поперек перегрызть себе вены. Уилсон ударяет его рукояткой дорогого револьвера по виску и Паркер теряет сознание.

* * *

Питер очнулся от тупой боли, которая охватила все его тело, и судорожных всхлипов. Он приподнимает голову с кровати и в знакомой квартире видит катающегося в истерике по полу Уэйда Уилсона. Он все еще в своем дедпуловском костюме, без маски и перчаток, зато его руки в крови, а сзади катаны, на которых болтается чужой пищевод. Уэйд смеется: — Питти-бой, ты сам заставил меня их прикончить. У этой суки еще и внуки там оказались, прикинь, пришлось и их заставить молчать. Ну ты понимаешь, сладенький, они ж могли копам сдать меня и тебя. Я не хотел тебя подставлять, вот в чем дело. Я даже чей-то желудок на память захватил, прикинь! Уэйд плачет: — Прости, малыш, я не хотел этого делать, но я тебя предупреждал! Я, бля, говорил, что они хотят сделать с тобой коварные вещи, и ты им позволил! О, Спайди, я согрешил! Уэйд рычит: — Так сученышу и надо. Питер Паркер не понимает, в чем дело. Он чувствует сморщенными комками кожи вместо запястий, что лежит на мокрой простыне. Питер опускает глаза и видит, что она пропитана кровью. Питер смотрит еще ниже и видит, что ниже колен у него ничего нет.