О, убитое время!

Дипперу шестнадцать — а значит, вовсю бушуют гормоны; разыгрываются маленькие трагедии в неразумной голове и расцветают уродливые фобии желтыми цикориями с прочными корнями. Чувствуя свободу, подаренную родителями, начинает вести себя вызывающее и ножом для бумаги портит исподтишка учебники главному предмету ненависти в своем классе — и потом вместе с остальными ищет виновника и поддерживает пострадавшего. Никто не подозревает его в совершенном: тихий и спокойный мальчик-одуванчик, не опускающий руку от первого до последнего звонка, любящий книги и, в особенности, Бодлера — с его прекрасными раздирающими душу цветами. Никому не кажется подозрительным то, что он относится с состраданием к бывшим травителям, еще год назад поджигающим его тетради и избивая за углом, где никто не мог вмешаться или мотивировать подростка дать отпор. Приходящий вечно с умело спрятанными синяками, — даже другие его избивали так, чтобы никто не мог увидеть раскрашенные в цвет млечного пути гематомы — он никогда не жаловался и приятно улыбался. И вот, стряхнув крошку мела с джинс, Диппер ни разу не дрогнувшим голосом призывает к себе своего старого смешного знакомого — демона, отпор которому близнецы дали еще давным-давно. Усмехаясь и щуря единственный видимый глаз, Билл крутит трость в руках и не то спрашивает, не то подтверждает:  — Значит, вот такого твое желание. И Диппер произносит вслух слова, которые он шепчет в подушку, задыхаясь от рыданий каждый вечер:  — Хочу, чтобы все люди исчезли. И Сайфер оглушительно хохочет, демонстративно смахивая слезу у глаза, но его голос звучит по-другому — мягко; с заставляющими вспыхивать воспаленный разум нотками серьезности. Нет, он не пытается отговорить, он готов хоть разрушить сотню миров — какого черта их отношения зашли так далеко? — его беспокоит тот факт, как будет вести себя человек в условиях абсолютного (почти) одиночества без возможности заговорить с кем-то. Кинувшись отрицать, Пайнс гнет свое, твердо уверяя в том, что другие ему не нужны — даже семья, как и некогда любимая сестра. Дрожащим голосом ведет в сторону того, что реакторы на атомных электростанциях плавятся и взрываются только через три недели; что можно прожить и без света и, в конце концов, есть магия — есть чудеса, безграничная — на этом моменте Билл хмурится и отводит в сторону взгляд — сила, которой обладает демон.  — Я не так силен, — нервно усмехается Билл и смотрит на испещренный кружочками большой лист — одна четверть из которых уже закрашена. Сайфер знает, что с недавних пор Диппер стал вести счет убывающих дней — и так будет до самого последнего вздоха. Терзаемый страхом перед ликами смерти, подросток обеспокоенно хватается за голову и пытается сделать свою жизнь не такой пустой и потраченной просто так. Любимый родителями и восхваляемый учителями, добродушный и скромный мальчик падает на колени, ругаясь сквозь зубы от боли, но не смеет поднять головы, складывая руки в мольбе. Ему надоели бесконечные прожитые напрасно года, проскальзывающими серебряными склизкими рыбками между пальцев. Ему хочется ухватить их тела и раздавить, выпуская наружу ниточки кишок и кровь вперемешку с другими органами; показать, кто действительно управляет всем. И для начала надо было избавиться от помехи — людей, не предоставляющих неограниченную свободу в действиях и передвижениях. Со слабой улыбкой и страхом в глазах Диппер повторяет раз за разом эти слова как мантру. И Билл сдается:  — Сделка. Разве он уже не совершал милые подвиги ради любимого человека, разрушая целые цивилизации и планеты? Еще один — не страшно.