Пикачу

Чонгук назвал себя покемоном, да не абы каким, а Пикачу. Носит кигуруми, виляет задницей и выглядит милым. В целом, это и есть его жизненная задача — излучать добро, свет и сексуальность. Стандартный набор идеала. Можно было бы драться за данный экземпляр, отбиваясь от моря желающих. Только есть загвоздка — их нет. Теоретически нет, а фактически на Чонгука слюнки пускают тысячи фанаток, визжа, когда их оппа делает что-то милое. Но то, что творит этот парень за закрытыми дверями комнаты — сокровенно. За подобные кадры девушки душу продать готовы, а мемберов эти выходки бесят. Ему девятнадцать лет от роду, а мозгов не прибавляется. Ходит всё по комнатам, крича 'пика-пика'. Нашелся покемон местного разлива, просьба забрать его или заткнуть. Каждый проклятый вечер одно и то же, это перестало быть забавным. Хёны орут на него, ругаются и просят угомониться с кигуруми; в ответ Чонгук лишь ехидно улыбается, мол, не дождетесь. Беспощадный монстр, простите, Пикачу. Мелкий вывел почти всех, но Чимин — редкое исключение. Не то чтобы он не согласен с другими парнями, просто молчит, когда те ругаются. Его забавляет ребячество Чонгука, веселит даже. Вдобавок, он готов записать на телефон мимолетное 'пика-пика' в чонгуковом воспроизведении и поставить на повтор, как любимую песню. Наверное, стоит подойти к Чону. Сказать о том, что совершенно не против выбрать Пикачу. Здорово будет и, кажется, незабываемо. Он может только смотреть на этот цирк каждый вечер и радоваться, что такую возможность никто не заберёт. Потом выдаётся неделька побыть в тишине и спокойствии, потому что кигуруми уже грязное, а стирать его сразу никто не будет. Тогда Чимин понимает, как тоскует без бредовых выходок Чонгука, скучает даже. Хочется спросить, почему бы тому не поторопиться со стиркой, но слишком подозрительно. Остаётся тихо смириться со всем этим. Желание быть любимым Чонгуком у Чимина появилось относительно недавно. Без повода. Просто однажды в голове что-то щёлкнуло, заставляя механизмы вращаться в другую сторону. Сказать иначе — Чонгук попал в него своей молнией, заряд прошёл сквозь тело, повлияв на мозг. Чимин мог бы всё спокойно спихнуть на странный фетиш, отмахиваясь, что сам когда-то аниме пересмотрел, а Чонгук ностальгию навивает. Проблема заключается в том, что это не так. Он даже в интернете ищет разновидности фетишей, чтобы убедить самого себя в подобном. Внутренняя истеричка и паникерша не хочет соглашаться на «мне нравится Чонгук». Отрицание идёт полнейшее, а глаза подолгу смотрят на чужой зад. Чимин заваливается на диван — листать ленту твиттера. Чонгук сидит в метре от него, увлеченный аналогичным занятием. Скучно, однообразно и привычно, пока у хёна не всплывает арт. Одному богу известно, как рисунок подобного содержания попал туда, но Чимин останавливается, открывая его. На однотонном фоне сидит Чонгук, широко раздвинув ноги. Смотрит пошло, приоткрыв губы (почему он так похож на настоящего?). На нём чёртово кигуруми Пикачу, расстегнутое наполовину. Снесённый волной эмоций и желания, Чимин делает скрин. Хочется обматерить и разбить к херам всё в этом доме. Чимин скоро начнет вслух дискутировать на ту тему, нравится ему Чонгук или нет. Можно задаться вопросом, а что, собственно, плохого в его симпатии? Чимин и сам не знает, что есть хорошо, а что есть ужас. Но внутренний голос заставляет бороться за право независимого парня… от которого остались лишь руины. — К чёрту, — выругивается брюнет, ударяя кулаком по кровати. Сидящие в паре метров от него Тэхён и Сокджин вздрогнули, посмотрели испуганным и недоумевающим взглядом. — Всё в порядке? — аккуратно спрашивает Джин, боясь задеть запретную ниточку. — Да, — коротко отвечает Чимин. — Всё нормально. По тону и настрою этого не видно. Тэхён хочет поинтересоваться, что действительно случилось, но прикусывает губу. Он знает Чимина, тот сейчас не будет говорить. За дверями слышится какой-то грохот, следом ещё один. — Пика-пика, блять, — раздаётся на всю общагу голос Чонгука. Оба парня подрываются с места, посмотреть, что происходит, но только Чимин остаётся лежать. Будь это любой другой день, то он бы в первых рядах побежал проверить, что случилось с его любимым тонсеном, но только не сегодня. Он обессилен. Нет больше желания трепать собственные нервы, для начала нужно просто успокоиться и разобраться в себе. Понять, что важно, а что не очень. В конце концов, они с Чонгуком не чужие люди. Если дружба перерастет в отношения, то никто не расстроится. Пожалуй, разве что Чимину будет немного неловко. Перед стадией «отношения» нужно пройти множество препятствий. Хотя бы элементарно понять, реальные ли эти чувства или обычные гормоны. Потом признаться во всём самому Чонгуку и постараться быть не посланным на все четыре стороны (в лучшем случае). А вдруг всё сложится идеально — ему же лучше. Дальше и жить станет как-то легче, груз с плеч спадёт моментально. Тогда стоит выйти из своей зоны комфорта сейчас же и набраться смелости, совсем чуть-чуть. Будни Пак Чимина проходят под напряжением. Он Чонгука чуть ли не за метр обходит, перестаёт обращать внимание и на любую просьбу побыть с младшим, отвечает, что занят. Даже сам Чонгук замечает, что здесь явно есть какой-то подвох, ведь Чимин его почти посылает. Не открыто, конечно, но подобного поведения хватает. — Почему ты так себя ведёшь? — Гук почти что взвывает, задавая вопрос, когда они вдвоём остались в гримерной. — Как? — Хуево, — матерится мелкий и радуется, что кроме Чимина здесь никого нет. — Будто намеренно избегаешь меня. — Тебе кажется, — хён улыбается и трепет того по волосам. — Идём, у нас выход через десять минут. Будь это мультиком, то в этот момент у Чонгука задергался бы глаз. Его напрягает невозможность понять, что происходит у Чимина в голове, когда тот сначала чуть ли не домогается до Гука, а потом бегает, как целочка. Бесит всё. Достало. А сам Чимин мысленно кается перед мелким, себя корит за подобного рода выходки. Кто из них старше? «Возьми себя в руки, в конце концов», — мысленно вторит эту фразу Пак, стоя перед зеркалом в туалете. Такая задача кажется невыполнимой, словно прыгнуть выше головы и добиться всех благ. — Чимин, хватит сидеть на унитазе! Мы выходим! — орёт Намджун за дверью, хлопая ладонью по ней. — Я иду, иду, — щёлкает замок, на пороге растерянный Чимин. — И не долби так больше в двери, выломаешь. __ Ходить сгустком депрессии — не лучшее состояние. Чимин всеми руками и ногами поддерживает это выражение, а потом снова ругается. Ругается на себя, Чонгука, гребанные обстоятельства и всё, что попадется под руку в те секунды. Тэхён реально беспокоится — что творится? Потом Пак не выдерживает, запирается с Тэхёном в комнате, утыкается носом в футболку и рыдает. С подвываниями, не потрудившись смыть подводку перед этим. Тэхён утешает, хлопает по спине и подбородком утыкается в чужую макушку. — Что случилось-то? — басит младший, пытаясь выхватить из завывающих звуков что-то дельное. — Земля из-под ног уходить начала? Инопланетяне напали? Хён? — Мне нравится Чонгук, — пальцы на футболке сжимаются крепче. — Рыдать зачем? Проблема-то в чём? — В смысле, в чём? В Чон Чонгуке, — резонно, — так он мне не просто нравится, а в костюме Пикачу. Тэхён сдерживается, чтобы не рассмеяться, тем самым задев чужие чувства. — Какого хера? Что за фетишизм? — издаёт смешок младший. — Нашёл повод рыдать. — Что мне делать с ним? — Чонгуком? Признаться. Не будешь же ты всю жизнь обходить его за километр. Нет, ты, конечно, можешь, но не думаю, что от этого вам обоим лучше будет. Чимин всхлипывает носом и отстраняется. Подводка размазалась под глазами, волосы растрепались небрежно, по-домашнему. — Что? — Что? — Ты заметил? — Мне Чонгук сказал, что ты его избегаешь. Думаю, теперь понятно почему, — Тэхён треплет старшего по волосам. — Ну? — Я признаюсь… наверное, — Пак пальцами аккуратно вытирает подводку. — Не затягивай с этим. Не маленький. Чимин-то не маленький, но, скажем прямо, не альфа. __ В четыре утра можно делать две вещи: спать или не спать. Впрочем, ко второму типу обычно относятся только два человека — Намджун и Юнги. Те застревают на студии, выживая с крепким кофе и созданием новых треков. Остальные спят и видят сны даже. Лишь Чимину делать нечего — бессонница достала окончательно. Пика-пика. Паку кажется, что это уже глюки. Не может он слышать такое ранним утром. Пика-пика. Может такое послышаться дважды? Чимин тихо поднимается с постели, босиком направляясь к кухне. Открывает двери аккуратно, боясь кого-то разбудить ненароком. Наверное, проблемы со сном появились не только у Чимина, ведь Чонгук и орёт прямо из кухни. Сидит на подоконнике, скрестив ноги, смотрит в окно; на нём всё то же кигуруми Пикачу. Создаётся ощущения вхождения в иной мир. Туда, где сутки напролет крутят ванильные сцены и проигрывают драматические сериалы по пять раз на недели. В адскую для Чимина вселенную. — Чонгук? — аккуратно шепчет старший, дожидаясь, пока тот среагирует хоть как-то. — Чимин? — поворачивает голову, и грустная улыбка озаряет его лицо. — Не спится? — Ну, да. — Мне тоже, — вздыхает макнэ. — Стрессую много, а проблемы выпускать некуда. Вот и маюсь фигней по вечерам. Дурачество отвлекает от проблем, знаешь, даже очень, — Чонгук корпусом полностью разворачивается к старшему, опираясь спиной на холодное окно. — Прости, если разбудил. — Всё хорошо, — машет рукой Чимин и идёт ближе, опираясь задом о стол. Никого не волнует вопрос, что им здесь же и есть. Они смотрят друг другу в глаза и ждут. Ждут чего-то необъяснимого, будто вот-вот и подкрадётся сзади, цепляясь пальцами за плечи, и утянет за собой. Между ними пробегают тысячи молний, а раската грома так и нет. Выжидают того самого рывка, влекущего за собой последствия. — Знаешь, я давно хотел тебе сказать, — Чимин подходит ближе, — Пикачу, я выбираю тебя. — подаётся вперёд, впиваясь своими губами в чужие. Он ожидает, что Чонгук оттолкнёт его и скажет: «Ты с ума сошёл». Всё происходит с точностью наоборот. Младший лишь углубляет поцелуй, проталкивая язык в чиминовский рот. Скользит по ровной линии зубов и залезает холодными руками под футболку. Чимин прогибает спину от ощущений холодка, тянет Чонгука на себя, заставляя слезть с хлипкого и пыльного подоконника. Толкает его в сторону столешницы и лапает зад, будто шлюху себе снял. Чонгук послушно садится на неё, ногами обвивает талию хёна и дергает ткань его футболки вверх, оголяя торс. Ладони скользят по рельефному прессу, намеренно задевают соски; с пухлых губ срывается стон. Они снова целуются, отчего крышу сносит конкретно. Чимин впускает чужой язык, стонет и поддаётся вперед, водя ногтями по позвоночнику. Чонгук вздрагивает и проваливается в пропасть, захватывая с собой хёна. Чимин теряется во времени и понимает — он хочет Чонгука. Губами опускается вниз, целует подборок и выпускает зубы, кусая шею. Тут же зализывает место укуса, Чонгук дышит тяжелее и приходит осознание, что он хочет Чимина не меньше. Губы мажут по шее, опускаются вниз, и старший оттягивает ткань, всасывая кожицу на ключицах. Его собственная цель — создать космос на этом ахуенном теле. Красные пятна будут постепенно становиться фиолетовыми. Интересно, сколько тональника уйдёт на их маскировку? Чимин раздвигает ноги мелкого и сжимает кожу на ляжках, ударяя по ним. Чонгук шипит и откидывает голову назад, стукаясь о стену. Плевать на это, настрой совершенно на другое. Руки на ногах сжимаются сильнее, а зубы смыкаются на шее; боль рассеивается по телу, заставляя возбудиться ещё больше. Чонгук мог бы подумать, что конкретный мазохист, но чувствует губы на мочке и отказывается от этой мысли. Кигуруми ничуть не маскирует стояк. Чимин всасывает тоннель и перемещает руки выше — на пах. Оттягивая мочку, резко отпускает. Смотрит в глаза и мысленно ликует — Чонгука распирает от желания, а взгляд мутный и полный похоти. Чимин сжимает сквозь тонкую ткань член и ставит на то, что младший без нижнего белья. Обхватывает пальцами ствол, медленно проводит вверх- вниз, раскрывая рот в ухмылке. Подаётся вперед и вовлекает Чонгука в поцелуй, засасывает язык и одну руку поднимает выше, чтобы царапать шею. От ногтей по коже младший шипит в поцелуе, пальцы путает в черных волосах и оттягивает назад. — Мне, вообще-то, больно. А Чимину по боку и не ебет. Он готов нагибать Чонгука в любом вместе, в любую позу. Трахать до боли и сжимать пальцы на ягодицах, оставляя кучу пометок. У Чона по лбу стекают капельки пота, а внутри канаты натянуты до предела. Он елозит по столешнице, двигается ближе к Чимину и наклоняется предельно близко. — Трахни меня, — звучит жалобно, отчаянная просьба. — Как последнюю блядь. Принесите успокоительного, да побольше, иначе Чимин сорвётся за грань и никогда не вернётся. Ему в самых лучших снах снилось, как он дерёт мелкого, а сейчас это все наяву. Хотя, лучше был бы он, потому что Гук засасывает два собственных пальца в рот и сосёт. Слюна стекает по подбородку, а ему плевать. Смотрит ещё раз, немая просьба эхом повторяет последнюю фразу: «Трахни меня». Чимин скулит и ощущает, как в паху болезненно тянет. Пак не сразу догоняет, как расстегивается эта херовина, но потом вспоминает, что чувствовал пуговицы на спине. Расстегивает их одну за одной, нервничает, когда последняя не хочет выходить из петли. В результате старается стянуть всё так и, Господи, спасибо, что это вышло. «Лучше бы я этого не видел», — бьется в голове у Чимина и выносит мозг постепенно, медленно. Перед ним голый Чон, мать его, Чонгук. Обнаженные ноги хочется залапать до смерти. Рельефный пресс, где нужно выцеловывать каждый сантиметр, не пропуская хотя бы одного. Аккуратный член с выступающими венками, который хочется взять в рот и отсосать, как элитная шлюха. Насаживаться до предела и чувствовать, как тебя долбят в глотку. Пак обязательно так поступит, а сейчас Чонгук только шире разводит ноги, пальцами оттягивает свои соски, как девочка, и словно в бреду шепчет: «Трахни, хён». За такую картину можно отругать самого себя — не для чужих глаз. Лишь для чиминовых. В комнате полумрак, из-за этого линии кажутся более интимными и желанными. Чимин подаётся вперёд, кусает до боли плечо и руками гладит мягкую кожу. Чонгук стонет, дышит тяжело и ногами обвивает талию. Цепляется за шею и трётся членом о живот Чимина. Такие сильные тактильные ощущения, что от них прямо сейчас можно кончить и не будет стыдно. Ни капли. Чимин просовывает свои пальцы в рот Чонгука, тот их облизывает, тщательно смачивает слюной, что немного капает на живот. Когда слюны достаточно, Чимин немного наклоняется, отставляя корпус назад. Тянет таз Гука на себя, тем самым немного приподнимая. Сплевывает на анус и входит одним пальцем. Двигает им аккуратно, а Чонгук шипит. Не больно, скорее непривычно. Чимин смотрит в глаза младшего, выдыхает и тянется вперед — касается губами члена. Выпускает язык и проводит самым кончиком по всей длине. Чон шумно вздыхает, впивается пальцами в собственные ладони и жмурится. Пак отстраняется, совсем чуть-чуть, и дует на член, вызывая волну мурашек по телу макнэ. Затем аккуратно вводит второй палец, который входит труднее. Губами касается головки, вбирает её в рот и посасывает. Чонгук мечется между двумя эмоциями, какой поддаться: стонать от боли или удовольствия. Чимин вбирает глубже и начинает медленно двигать головой, точно в такт траха пальцами. Простите, процессу растяжки. Чонгук изводится на месте, возбуждение подходит к красной отметке; он роняет стоны и иногда смотрит вниз — на Чимина. Встречается с ним взглядом и от этого распирает во все стороны. Пак размашисто двигает головой и пытается добавить третий палец. Вбирает глубже и давится, когда пытается насадиться до основания. Тем временем, пальцы скользят быстрее и Чимин старается их развести, вызывая очередную вспышку боли. У Чонгука мир становится иным, приобретает другие краски, потому что прежде ему никогда не было так круто. Словно впервые пробуешь алкоголь или курить за школой — предельно напряженно и волнительно. Адреналин в крови, а в голове — пусто. Все мысли забиты одним человеком и совсем немного — матом. В любую секунду может ворваться кто-то из хёнов, а дальше — пиздец. Им влетит конкретно, потому что «учитесь контролировать свои гормоны», «мы знаем, что всех вас тянет друг к другу», «если и ебетесь, то, пожалуйста, тихо и в запертом туалете». А здесь кухня, столешница и стоны. Неплохое сочетание, будь они одни, а так риск предельно высок. Но им же похуй. Всем похуй, когда стоит. — Хватит, — выдавливает из себя Гук; Чимин прекращает движения головой, аккуратно выпуская член изо рта. Пальцы тоже уходят. Чонгук тянется за поцелуем, получая желаемое. Он мокрый, развратный и языки танцуют своё танго. Не отстраняясь, Чимин аккуратно надавливает членом на вход, проникая головкой. Чон кладет руки на спину и царапает ногтями. Красные полосы расцветают на спине, как розы. Чонгук сжимается от чувства заполненности и Чимин шлепает его по ляжке — расслабься. Избавиться от напряжения очень трудно и непросто, но младший перебарывает себя. Хён толкается чуть глубже и разрывает поцелуй, дабы набрать воздуха в легкие. Незаметно вдохнув, вновь прилипает губами к чонгуковым и мычит, потому что вошел наполовину. Чонгук постепенно, но привыкает, толкаясь навстречу. Боль почти ушла на «нет» и даже полностью вошедший член не приносит столько дискомфорта. Поначалу толчки вовсе неуверенные и это понятно — Чимин не знает, что не причиняет боль, поэтому старается замедляться. Но его в реальность вгоняет невозможное возбуждение, и мозг взрывается от этого всего. Сколько раз ему снилось, что он ебет Чонгука? Верно, раз-два и закончили, зато теперь подобные сны будут частыми гостями. Ему, вроде как, нравится Чонгук, и без одежды тот ходячая порно-звезда. Его тело, мышцы и голос. Задохнуться можно. А что сам Чонгук? Дите дитем, даже сейчас: мокрый, возбужденный и готовый на всё. Сжимает зубы на плече Пака, чем вызывает недовольство. Чимин двигается плавно, оттягивает моменты и льстит тем самым себе. Прогнуть под себя Чонгука, вау, честное и откровенное вау. Интересно, сколько раз на день о нём мечтают девочки? Хотя, кому какое дело — теперь Чимин имеет законное право брать и вставлять. Прямо как сейчас — ускоряясь постепенно. Чонгук двигается бедрами навстречу и невероятно кайфует от этого, постепенно входя во вкус. Их тела соприкасаются, издавая пошлые шлепки. Чон отпускает многострадальное плечо и стонет в губы. Дыхание сбитое, неустойчивое, но они недалеко ушли от старта. Младший забывается в этих крепких руках, не вспоминает, что он вообще-то альфа. Под Чимином можно. Под Чимином нужно. Стонать и ускоряться до сумасшедшего ритма, тоже двигаться и измываться от невозможности закричать во всё горло. Толчки отчего-то грубеют и становятся резкими. Чонгука не спасает даже чужая рука на губах, он гнётся в спине, показывая еле видные ребра, и бьет руками в холодильник рядом. Магнитики сыплются с грохотом, один даже разбивается. Не до этого сейчас вовсе. Гук стонет в руку, заглушавшую каждый звук почти идеально. Чимин затрахивает быстрее и проводит пальцами по мокрой челке, неприятно липнущей ко лбу. Создается впечатление, что вот-вот кто-то зайдёт. Допустим, что если это будет Намджун? Наорет ли? Жарче становится только от мысли, что их запалят в момент, когда кто-то кончит. Младший тянется к своему члену и вяло водит рукой вверх-вниз. В пустоте разбивается тяжелое дыхание, шепот Чимина, блокируемые стоны и склизкий звук. Это пугает. Действительно пугает, что всё настолько реальное. Каждая клеточка тела сводит получаемые ощущения к паху. Чонгук вздыхает, двигает рукой часто и резко. Бёдра чаще насаживаются на член. Чимин всё понимает и старается не сбиваться с ритма, потому что Чонгук близок к тому самому — острому и забвенному мигу. Всё смешивается в одно целое, белое пятно и размазывается перед глазами. Чонгук кончает бурно, пачкает свой живот, немного Чимина и часть столешницы. Рука с губ уходит, а Чимин делает толчок и опирается по обе стороны от мелкого — хрипит, не в силах сделать что-то стоящее. Он аккуратно вытаскивает обмкгший член, опираясь на руку. Даже ноги толком не держат. Им тяжело дышать и вообще совершать хоть какую-то деятельность. Зато ахуенно так, как никогда не было. — Хён, — тяжело дыша, подаёт голос Чонгук. — Нам нужно будет убрать. Другие встанут через пару часов. — Знаю я, — сокрушающе выдавливает Чимин и смотрит на разбросанные магнитики.