***
Джонин сворачивает на соседнюю улицу и замечает столб дыма спереди, поднимающийся, судя по всему, из-за взрыва. Проходящие мимо пешеходы удивлённо замирают, переговариваются и шумят, заметив, как небо скрывает тёмная сажа в виде густого облака. Во двор не заехать, там шум и гам, а потому Джонин тормозит снаружи, паркуясь сбоку от пожарной машины, чтобы не заграждать проезд. Тут же рядом скорая и машина отца, а значит он уже внутри. Чанёль и Сухён на подъезде, поэтому Хозяин Каннамгу решает не ждать и двигает внутрь, к воротам, чтобы войти во двор. Там шумно и людно, пожарные, медики, охрана, воспитатели. Джонин оглядывается в поисках знакомых лиц и спешит к отцу, замечая того возле носилок скорой помощи. Сжимая плечо отца, Джонин замирает рядом и зажмуривается, отворачиваясь. На носилках изувеченное, обгоревшее тело. - Это он нашёл бомбу, - объясняет отец, разворачиваясь к Джонину лицом и тоже отворачиваясь от мешка, молнию на котором поспешно закрывают. – И очень быстро отправил младшую и среднюю группы в Шёлковую комнату, а старшую и выпускную – вниз, в Стрельбищную. И в итоге накрыл бомбу собой, чтобы уменьшить взрыв. – Сынвон вздыхает. – Поступил, как полагается старшему воспитателю Дома смирения корейской мафии. Достойно выполнил свой долг, спасая мальчишек и коллег. – отец вздыхает, потупив взгляд и Джонин обнимает его, как в детстве, пряча нос у него на плече. Он помнит, прекрасно помнит Хозяина Йонсангу и его Вверенного, Ли Сыну, близких друзей его отца. Помнит, как часто те были гостями в их доме, когда Джонин был маленьким. Помнит, как Вверенный Йонсангу приносил ему шоколадки и обещал, что ему, Джонину, во Вверенные обязательно достанется самый потрясающий человек на свете. Пообещал и не соврал. Как только этому самому потрясающему теперь объяснить, что человека, который заменил ему родителей – воспитал и вырастил, больше нет? - Бог мой! – басит из-за плеча удивлённо Чанёль и Джонин отпускает отца, поворачиваясь к нему. – Что тут произошло? Словно военные действия. - Бомба. – Джонин кивает. – Хорошо, что ты вовремя узнал и развернул Бэка назад. - Есть погибшие? - показывается из-за плеча Чанёля Хозяин Кандонгу – Сухён. - Один. – Джонин вздыхает и шагает прочь, чтобы дать взглянуть. - Старший воспитатель. – Чанёль прикрывает губы ладонью. – Но…как его опознали? - По кольцу. – разворачиваясь к Хозяевам, объясняет Столичный. Следуют понимающие кивки. Джонин наблюдает за ситуацией во дворе, понимая, что из-за взрыва воспитанники Дома смирения и воспитатели по сути закрыты в тех бункерах, куда их отправил старший воспитатель, чтобы обезопасить. Спасатели разгребают завалы, чтобы освободить выживших, присутствующие Хозяева берутся помогать. Столичный отзванивается Национальному, чтобы распределить мальчишек по другим Домам смирения Сеула. Джонин возвращается домой несколько долгих часов спустя, почти пугая своим внешним видом охрану и Бонмина, и спешит переодеться и облиться в душе при гостевой комнате, чтобы не пугать своего воробушка ещё больше. Он просит Бонмина заварить успокаивающий чай и приготовить двойной виски и, забирая поднос из рук начальника своей охраны, двигает наверх. В обнимку с подушкой Хозяина, свернувшись клубочком, Вверенный дремлет: между бровей залегла складока, губы искусаны. Джонин присаживается на край кровати и ласково гладит по волосам, пропуская шелковистые каштановые пряди сквозь пальцы, стараясь не будить, но при этом прикасаясь довольно ощутимо. - Хозяин, - сонно зовёт Джунмён, открывая глаза и потирая их ладонями, словно маленький, и Джонин чувствует, как спирает дыхание – как дать ему знать? – Что там? – Джунмён садится на кровати, не выпуская его подушки из рук, и Джонин накрывает его щёку ладонью, поглаживая большим пальцем, да двигается ближе. - Малыш, - зовёт. – Никто из воспитанников Дома смирения не пострадал, – сообщает он, замечая, с каким облегчением выдыхает Джунмён, улыбаясь ему. – Их успели вовремя отправить по бункерам, чтобы обезопасить. - Воспитатель Ли как всегда справился лучше всех. – улыбаясь шире, Джунмён снова выдыхает с облегчением. Джонин же глядит ему в глаза растерянно, опечалено, и Джунмён вновь напрягается. - Что? – интересуется, улыбка сползает с его лица, в глазах появляется заметная тревога. – Кто-то всё-таки пострадал? – спрашивает. – Кто? – начинает заметно дрожать. Джонин продолжает смотреть в глаза и не может подобрать слов, в его глазах столько боли, направленной на него, Джунмёна, за него, что Вверенный моргает раз, второй и вдруг всхлипывает, всё понимая. – Он не мог. – качает головой отрицательно. Джонин накрывает его вторую щёку ладонью. – Он не мог, он не… - цепляясь за руки, что прикасаются к его лицу, Джунмён ищет ответы в глазах напротив, и Хозяин коротко кивает, подтверждая страшную догадку. Джунмён теряется на мгновенье, следом всхлипывает ещё и ещё, и разрастается рыданиями, подаваясь в руки Хозяина, когда тот обнимает его, прижимая к своей груди. Вверенный прячет мокрый нос на его плече, безутешный, разбитый, цепляясь кончиками пальцев за рубашку на сильных плечах, словно пытаясь удержаться в реальности, здесь, с Джонином, а не утонуть в своей боли. Хозяин качает в своих руках, как маленького, усадив на свои колени и гладя по спине. Шепчет успокаивающие слова, сцеловывает солёные водопады слёз с любимых щёк, чувствуя как трепетно и доверительно жмётся к его груди любимый мальчишка, прося этим защитить, быть рядом, не отпускать. За окном темнеет, в спальне полумрак. Джунмён прижимается щекой к чужой груди, лёжа на ней, и смотрит куда-то перед собой. Хозяин зарылся носом в его волосы и обнимает за плечи, гладя через одежду. Висит тишина. - Как… - нарушает её Вверенный. – …это случилось? - Это он обнаружил бомбу. – осторожно отвечает Джонин, обнимая за плечи крепче и меняя положение тела, чтобы оказаться с Джунмёном нос к носу и заглянуть ему в глаза. – И тут же закрыл мальчишек по имеющимся бункерам вместе с воспитателями. А сам накрыл бомбу собой, чтобы уменьшить удар. – Джунмён кивает, потянув носом. Уставший, совсем опухший, Джонин ласково гладит по раскрасневшимся щекам кончиками пальцев. – Отец сказал, он поступил как настоящий старший воспитатель Дома смирения корейской мафии – обезопасил воспитанников и коллег. - В детстве нам всегда хотелось, чтобы все узнали, какой у нас старший воспитатель, - шепчет Джунмён, совсем осипший и охрипший. – Но не такой ценой. – снова тянет носом. - Конечно, не такой, – Джонин вздыхает, вновь прижимая к себе. – Малыш, - зовёт. – Я знаю, что говорить об этом ещё рано, но мы, люди такие существа – нам не свойственно помнить всё вечно. Сейчас больно, тяжело, но родной, это пройдёт, слышишь? Это переболит, боль утихнет и останется только светлая грусть. Уверен, воспитатель Ли не хотел бы, чтобы ты так расстраивался. Он очень любил тебя. – Хозяин целует в лоб, заключая любимое лицо в своих ладонях совсем осторожно. – До сих пор помню его первые слова касательно тебя, когда я приехал на следующий день после Смотрин. Мы поздоровались, немного поговорили, и он сказал мне: «Джонин, ты выбрал самого особенного мальчишку. Мальчишку, который в полной мере не знает, что такое забота, любовь, нежность. Мальчишку, который, познав, своего никому и никогда уже не отдаст!». – Джунмён, выслушав, сквозь слёзы улыбается, накрыв ладони на щеках своими. – Он ничего не говорил по поводу наших размолвок накануне, ни о чём больше меня не предупреждал, просто улыбнулся и пропустил к тебе в больничный блок. - Ты понравился Бэкхёну, - вспоминает Джунмён о том дне. – Он видел, как ты приходил ко мне. Сказал, что доверил бы меня тебе. - Спроси у него сейчас, уверен, он бы ответил иначе. – Хозяин негромко смеётся. – Жаль, ты не видел, как стойко и храбро он отвоёвывал тебя во время процедуры проверки. - Я наслышан, - Джунмён кивает. – Старший воспитатель на его Посвящении тоже поздравлял меня с окончанием. - Помнишь, ты говорил, что приехал в Дом смирения и нашёл воспитателя Ли без сознания в его кабинете? Словно его поразили какие-то известия? – интересуется Джонин и Джунмён кивает. – Это были известия о начале твоей процедуры проверки. По правилам, решая о дне начала, Хозяин информирует дом мафии, как негласных наблюдателей, Хозяина на ранг выше, как главного контроллёра и главу Дома смирения Вверенного. Джунмён вздыхает, пряча лицо где-то у Джонина в шее. - Когда похороны? - Завтра. – Джонин снова вздыхает, прижимаясь губами к чужому лбу. – Тебе нужно хотя бы немного поспать, иначе ты не сможешь завтра попрощаться с ним. - Я не смогу попрощаться с ним в принципе. – Джунмён отрицательно качает головой и прячет лицо у Хозяина на груди. - Я буду рядом. – обещает Хозяин. – Буду рядом.***
Небо с утра хмурится, погода не ладится. Охрана старается даже не попадаться на глаза. Привычный завтрак невкусный, и кофе с молоком – горький, воздух, что входит в лёгкие – солёный, словно от слёз, и мелко дрожат ладони, прекращая на мгновенье только тогда, когда Хозяин ловит их в свои, сжимая. Подносит к лицу, согревает дыханием продрогшие пальцы и следом целует каждый, тянет поближе, обнимает, прижимая к своей груди, и Джунмён замирает на несколько мгновений, успокаиваясь и затихая. В его груди грохочет сердце – и это звук жизни, которая рука об руку идёт со смертью, в их способе существования и в любом другом. Хозяин пахнет домом, этот запах ассоциируется со счастьем, с любовью, с безопасностью и спокойствием, с тем, чего, кажется Джунмёну, так не хватает ему сейчас. Его прикосновения осторожные и совсем нежные, словно кроме душевной боли, он боится причинить и физическую тоже. Тёмные глаза полны боли за него, искреннего сопереживания, тоски. Джунмёну больно даже смотреть в его глаза, понимать, насколько сам он в это мгновение разбит, и как от этого болит Джонину. Хозяин пытается как-то успокоить, утешить, забрать часть его печали себе, заполнить эту пустоту, но Джунмён понимает – ничто и никто сейчас не способен восполнить эту утрату. Понимает, и оттого льнёт к Хозяину поближе, прижимаясь крепко-крепко, пока они стоят в кухне, и шепчет что-то о том, чтобы Джонин ни в коем случае не отпускал. Потому что его руки, его крепкие объятия – это единственное сейчас, что помогает чувствовать себя живым. Уже в спальне, наблюдая, как Хозяин облачается в чёрный костюм, Джунмён, застёгивая на себе пиджак от такого же, думает, что Джонину безумно идёт, но только не обстоятельства, при которых этот, эти костюмы вынимаются из дальнего угла шкафа. Конечно, Хозяин носит чёрные костюмы – с белыми, серыми или голубыми рубашками, но никак не с чёрной, без светлой бабочки или галстука, который сейчас такой же чёрный. Джунмён тянется пальцами навстречу, чтобы поправить его галстук, когда Джонин в очередной раз за это утро ловит его ладони в свои, целуя внутреннюю их сторону. Бонмин, тоже в чёрном костюме, ждёт у машины, молча придерживая дверь, когда Джунмён вспоминает о том, что забыл, и возвращается в дом на несколько мгновений. Хозяин встречает его коротким взглядом уже в салоне машины, узнавая вещь в его руках, и накрывая одну из его ладоней своими. По пути на кладбище начинает накрапывать дождь, от чего городской пейзаж за окном сливается в один неразличимый поток, как тот, что ощущает внутри себя и Джунмён – нескончаемый поток боли и пустоты, заполнить или перебороть которые нет никаких сил. Джонин сжимает его ладонь в своей чуть сильнее, чтобы привлечь внимание, и Джунмён, помедлив, поворачивается в его сторону, чтобы взглянуть в глаза впервые за это утро. А в тёмных глазах напротив, несмотря на всё сопереживание и боль за него, на самом дне зрачков – надежда. И Вверенный всматривается в эту надежду так жадно и так долго, в надежду на то, что всё будет хорошо в конце, и если сейчас ещё плохо – значит это не конец; надежду на то, что пустота рано или поздно исчезнет и её заполнят другие светлые чувства. Джунмён всматривается, буквально впитывает её и тянется ладонью к Джонину, накрывая его щёку ладонью, чтобы ласково погладить в следующее мгновенье. Глаза слегка остекленели, их щиплет, ибо Джунмён не даёт себе моргнуть, чтобы не выпустить наружу слёзы, но на Джонина так хочется смотреть сейчас, ведь он и есть – надежда. Ведь Старший воспитатель – тысячи миров и ролей в одном человеке, его отец и мать, воспитатель, учитель, наставник, старший брат, помощник и врач, семья, рано или поздно всё равно бы ушёл, оставил, оставил его в руках того человека, которому однажды передал, доверил и вверил, надеясь, уповая, что Джонин позаботиться о нём куда лучше, что защитит и будет рядом. Отсюда эта надежда на дне тёмных глаз, любимых тёмных глаз, в которых Джунмён видит данное Хозяину его Старшим воспитателем обещание – тебе достанется особенный мальчишка; данное Хозяином его Старшему воспитателю обещание – и я сберегу его. - Мы приехали. – шепчет Джонин, когда Бонмин оборачивается с водительского сидения. Джунмён кивает, съезжая ладонью с его щеки на грудь и оставляя там на несколько коротких мгновений, чтобы дальше повернуться к своей двери и подождать пока Хозяин поможет ему выбраться наружу. Вдоль дороги много машин, а впереди – людей. Джонин заключает его ладонь в свою, и они двигают к процессии, в первый ряд, где национальный и столичный главы, воспитатели и друзья со своими Хозяевами. Бэкхён, едва увидев, тут же шагает к нему, обнимая за плечи одной рукой, а другой поддерживая предмет, что Джунмён сжимает в руке. Смотреть ему в глаза так же тяжело, как и Джонину с утра было, потому что в глазах Бэкхёна – отображение его самого, их: общей боли, тоски, утраты, растерянности и скорби. Пальцы Бэкхёна такие же ледяные, переплетаются с его пальцами, пока вещицу подержать забирает Хозяин, левую ладонь сжимают слегка дрожащие пальцы Шина и Джунмён устремляет на него взгляд, так же понимающе переглядываясь без единого слова. Столичный глава, стоящий напротив, глядит на свои наручные часы и устремляет взгляд куда-то влево, куда уходят воспитатели, чтобы помочь, и вскоре Джунмён понимает, зачем. Прибывшие расступаются, освобождая место у свежевскопанной ямы, куда устанавливают закрытый гроб и Джунмён крупно вздрагивает, задышав рвано и сбивчиво, когда крепкие родные руки опускаются на его плечи, ощутимо сжимая, а следом вовсе обхватывая за них так, чтобы удержать на ногах. Джунмён глотает губами воздух, чтобы немного придти в себя и слегка оборачивается, ощущая, как Джонин прижимается губами за его ухом. - Я рядом. – роняет сжимая его плечи сильнее и давая почувствовать то, о чём говорит. Джунмён невпопад кивает, и через мгновенье понимает, что это действительно помогает – он опирается спиной о сильную грудь, ощущая Хозяина совсем рядом, ощущая себя буквально крошечным в его руках, защищённым, согретым. И пока Столичный и Национальный, коллеги и другие воспитанники говорят что-то, вспоминают о светлых, приятных моментах, Джунмён отчаянно концентрируется на своих физических ощущениях, чтобы моральные не затопили его, затащив с собой на дно отчаяния, в котором он на самом деле сейчас пребывает. О том, что он тонет, Джунмён узнаёт, когда состоящий из трёх секций гроб открывают посредине и Вверенный Каннамгу видит сложенные на груди руки в белых перчатках. Сначала волнами накатывает тошнота, вслед за ней головокружение, следом и слёзы. Далёкое осознание и понимание реальности маячит где-то на задворках сознания, понимание того, что эти руки, некогда одни из самых родных и заботливых, вечно тёплые, больше никогда не обнимут, не накроют его ладоней, не потреплют по волосам, не отвесят подзатыльника, не погладят по щеке, не сожмутся на его плечах. Ноги вдруг перестают держать, Джунмён остаётся стоять только потому, что приваливается к плечу Джонину, который не позволяет ему рухнуть, обнимая. Джунмён поднимает голову вверх, чтобы проморгаться от слёз, из-за которых совершенно ничего не видит, и снова глядит на сложенные на груди ладони. Отпуская руку Хозяина, он делает два коротких шага поближе и опускается на корточки. Медлит с секунду и тянется ладонью навстречу, накрывая теперь уже ледяную в перчатке своей, словно пытаясь согреть, поделиться своим теплом, своей жизнью, которой в нём сполна. У ещё не зарытой могилы рядом остаётся всего несколько человек. - Вы мне говорили, - зовёт Джунмён. – В день моего Посвящения, чтобы я никогда не стыдился и не боялся того, что люблю и во что верю. – Джунмён осторожно поднимает одну ладонь, сжимая своей, и кладёт туда принесённую с собой вещицу – старого потрепанного медведя, которого воспитатель Ли лично вернул ему на второй день после, как они попали в Дом смирения. Оставляет и накрывает второй ладонью, следом обеими своими. – Я не стыжусь и не боюсь, старший воспитатель. Мы все. – кивает, слыша всхлип Бэкхёна из-за плеча. – До самого конца, как вы нас и учили. И… - Джунмён опускает голову, борясь со слезами, и поднимает, когда Бэкхён приседает рядом. - …спасибо за детство. – договаривает за него лучший друг, зная точно, что он пытался сказать. Джонин помогает подняться, держа под другую руку, и отводит слегка в сторону, пока гроб закрывают и специальным техническим раскладным лифтом опускают на дно ямы, начиная засыпать. - Пойдём. – Джонин осторожно тянет за руку, которую сжимает в своей. – Пойдём, родной, пойдём. - Нет, - Джунмён отрицательно качает головой, порываясь остаться. - Маленький, - Хозяин предпринимает ещё одну попытку и шагает к нему в итоге, позволяя уткнуться носом в свою грудь и зайтись рыданиями. – Поплачь, - приговаривает, гладя по волосам и спине. – Тебе станет легче. Поплачь. Столичная мафия собирается в одном из крупных ресторанов города и всё это время Джунмён сидит молча рядом с Хозяином, склонив голову ему на плечо, и смотрит куда-то перед собой, не вслушиваясь в слова окружающих, не замечая никого и ничего, и прокручивает в своей голове, словно давно выученный фильм, счастливые моменты детства, когда оно действительно стало таковым в Доме смирения с лёгкой руки старшего воспитателя.***
- Малыш, - в щёку выдыхает Джонин, приятно её пощекотав, и обхватывает за талию, притягивая в постели к себе. Джунмён ворочается и распахивает сонные глаза, тут же обнимая за шею, фокусируя на нём взгляд. – Мне нужно на работу, родной. – объясняет Хозяин причину такого раннего пробуждения Вверенного. – Это важно. – уточняет. – Будем решать за твой Дом смирения. Джунмён невпопад кивает, обнимая сильнее. - Позвонишь, как будет принято решения? – интересуется. - Тут же. – Джонин соглашается, зарываясь носом в тонкую шею и вдыхая запах его кожи. – Люблю тебя. – целует за ухом. - И я тебя люблю, - Джунмён целует гладко выбритую щёку. – Возвращайся скорее домой, угу? - Угу. – Джонин отстраняется от его шеи, расцеловывая щёки, нос и в итоге оставляя поцелуй и на губах. Джунмён успевает снова уснуть раньше, чем Хозяин покидает их спальню. Уже несколько часов спустя Джунмён просыпается со стойким чувством тревоги. Садится в кровати, окидывая комнаты взглядом, подаваясь к тумбочке, чтобы снять оттуда телефон, где ни единого пропущенного вызова, а значит решение ещё не принято. Бонмин в кухне, что не странно, чистит оружие, сидя в небольшом кресле в углу и сложив на кофейный столик пистолеты. - А это обязательно делать на кухне? – интересуется Вверенный, подходя к кофе-машине. - Простите, Вверенный, - виновато тянет начальник охраны, пожимая плечами, но продолжая. – Хозяин сказал быть готовыми. - К чему? – Джунмён оборачивается тут же. – Что-то случилось? – уточняет. – Опять? - Нет, - Бонмин отрицательно качает головой. - Но нападение на ваш Дом смирения – определённо не случайность. Хозяин говорит, что это может быть только начало. - Неужели, опять Бейджин? – Джунмён усаживается за стол с чашкой кофе, подпирая щёку кулаком. – Я думал об этом, - кивает. – Но дети… Разве они способны на такое? - И не на такое, Вверенный, - Бонмин вздыхает. – Сейчас у Национального все, решают этот вопрос. – следует утвердительный кивок. Джунмён кивает в ответ, отпивая из своей чашки. - Только не говори, - начинает он. – Что я под домашним арестом. - Такого приказа не было, Вверенный. - Хорошо, - Джунмён допивает кофе и поднимается на ноги. – Потому что я уезжаю. - Я могу спросить – куда? – Бонмин схватывает следом, откладывая револьвер, который чистил до этого. - Немного покататься, развеяться. Машина пахнет парфюмом Хозяина – знакомо, приятно, головокружительно. Только вчера он брал её и Джунмёну кажется, что и кресло ещё тёплое, что, конечно же, правдой быть не может. Мотор приветственно урчит и Вверенный расслабляется, пристёгиваясь. До пункта его назначения недалеко. Здесь всё ещё полицейские жёлтые ленты, гарь и жуткий запах дыма. Паркуясь на противоположной стороне, Джунмён несколько мгновений глядит на свои ладони, сжимающие руль, и глубоко дышит, стараясь успокоиться. Уже пару мгновений спустя он хлопает дверью машины, пряча брелок в карман, и преодолевает расстояние к жёлтой ленте, наклоняясь, чтобы пройти под ней. Если бы не знал, как двор выглядел до этого, не смог бы представить его внешнего вида в первозданной его форме. Не смог бы представить здания в национальном стиле, просторного зелёного заднего двора, на лужайке которого они с мальчишками вырабатывали осанку; не представил бы тахты напротив ворот, где они с Бэкхёном так любили сидеть, кутаясь со старшим воспитателем в его большой тёплый плед; беседки, в которой они прятались дождливыми вечерами, и того, как Джонин подарил ему целый холодильник мороженого, здесь же, рядом. Переступая балки в кое-где расчищенном двору, Джунмён двигает внутрь здания, точнее того, что от него осталось – каркаса, входя через центральную дверь. Вместо коридора слева и справа остались дырявые стены, вместо спален – обугленные кровати и отсутствующие двери, даже тяжёлые металлические двери Шёлковой комнаты и те кое-где расплавились, испорченные снаружи силой взрыва. От кабинета старшего воспитателя, куда в итоге приходит Джунмён, не осталось ничего – даже стен, вместо мебели горы угля и обгоревшего дерева. Джунмён вздыхает, стараясь устоять на ногах, но приседает на корточки, зажмуриваясь и зажимая себе рот ладонью, чтобы не всхлипнуть. Воспоминания всё ещё живут в его голове, но картинки, те, что спрятаны глубоко в памяти, никак не сопоставляются с тем, что видят сейчас глаза, улавливает слух, что ощущает обоняние. Здесь всегда было тепло и уютно, здесь было светло, пахло вкусным обедом и свежей выпечкой, отовсюду доносился гул – даже ночью слышались редкие шаги, перешёптывания или смех. Дом смирения не засыпал ни на мгновенье. Он жил – голосами обитающих здесь детей, их смехом, наставлениями воспитателей, звоном палочек, редкими рыданиями, ударами бамбуковых палиц, вздохами и охами после изнурительных занятий. А сейчас…Джунмён слышит, как гуляет по некогда знакомым комнатам сквозняк, как шумят на соседней улице машины. И всё бы ни по чём, всё бы это можно было с лёгкостью, с лёгкой подачи старшего воспитателя пережить, только ему пережить этого не удалось. Джунмён вздыхает, берёт себя в руки и поднимается на ноги. Оглядывается да идёт прочь – довольно этого мазохизма, он думал, что в голове и в груди всё немного уляжется, явись он сюда, эмоции вскипят, но затем слегка затихнут, а оказалось всё с точностью до наоборот. У северной стены, на которую пришлось меньше всего силы взрыва, под камнями, оставшимися от стены Джунмён узнаёт тахту, вернее то, что от неё осталось. Он подходит ближе, в надежде, что хотя бы какой-то один крошечный лоскут пледа старшего воспитателя уцелел, и как же удивляется, когда выпачкав руки в саже, действительно находит обгоревший совсем крошечный кусочек. Рассмотрев узор, Джунмён крепко сжимает его в ладони и забирает с собой, пока встаёт на ноги и ещё какое-то время бродит по двору, не замечая, что на территории Дома смирения он больше не один. - Здесь нельзя находиться! – зовёт в спину полицейский, от чего Джунмён вздрагивает, оборачиваясь на голос. – Это закрытая территория. Пожалуйста, покиньте её. - Мои номера. – просто выдыхает Джунмён совершенно спокойно. Полицейские, коих двое, переглядываются, и один кивает другому сходить, проверить. - Вверенный, - возвращаясь, оба перекидываются парой слов и в уважительном жесте кланяются. Джунмён кивает в ответ вместо приветствия. - Я скоро ухожу, – сообщает он, разворачиваясь прочь и двигая дальше по двору в сторону второй двери. Звонок застаёт, когда Джунмён возвращается в машину, усаживаясь за руль, да складывает на нём руки, а на них голову, приходя в себя. Экран пестрит знакомым лицом и Джунмён тут же принимает вызов. - Хозяин, - зовёт в трубку, таким образом отвечая на звонок. - Было принято решение: детей с пострадавшего Дома смирения отдадут по другим таким же заведениям столицы. – совсем официальным тоном отзывается Джонин - И всё? – пытается уточнить Джунмён. – А остальные Дома смирения – в небезопасности? Им как-то усилили защиту? Их обезопасили? - Джунмён-а, - перебивает Джонин, позвав по имени, и выдерживает паузу. – По данному вопросу это всё. - Ясно. – коротко и холодно обрывает Вверенный, сбрасывая вызов, и снова опускает руки на руль, а на них – голову. Нет. Нет, нет и нет! Так не должно быть! Так за пару недель можно изничтожить все Дома смирения в столице, и нигде нет гарантии, что остальные старшие воспитатели так же вовремя обнаружат бомбу, спасут коллег и воспитанников да примут удар на себя. Джунмён делает глубокий вдох, окончательно приходя в себя, пристёгивается и заводит машину. Машина мягко тормозит у Дома мафии. За то время, что он Вверенный, Джунмён здесь впервые, и единственное, что он знает – это место ежедневно отбирает у него Хозяина и сюда не пускают… - Вверенный! – высокий худощавый юноша встречает в приёмной. Джунмён хмыкает, окидывая его взглядом, словно он пришёл на заседания акционеров какой-то крупной Сеульской компании. Но этот юноша, судя по всему, знает всех Хозяев или Вверенных в лицо, поэтому поднимается следом, когда Джунмён двигает к двери Переговорного зала. – Вверенный, вам туда нельзя! Но Джунмён уже не слышит - он бесцеремонно толкает двери и входит, от чего затихает тут же сидящий во главе стола напротив двери Национальный, а за ним и все остальные, устремляя на него взгляды. Джунмён подходит к столу совсем уверенно, замирая напротив главы корейского дома мафии, по правую руку у рядом сидящего Джонина и опирается одной ладонью на стол. - Господа! - обращается, но продолжить не успевает. - Вверенный Каннамгу, ты не можешь находиться здесь! - строго зовёт национальный глава. - Господа! - настаивает Джунмён, задрожав от такого напора и чувствуя, как незаметно под столом Джонин сжимает его руку. - Каждому из вас вверен человек, выросший и воспитанный в различных Домах смирения столицы. Этих людей вы избрали сами, ввели в семью мафии и назвали Вверенными, ибо их вверили вам старшие воспитатели мест, где их готовили к этому дню. Едва прошла неделя, как мой Дом смирения взлетел на воздух, отбирая бесценную жизнь при этом. Все мы понимаем, что это не случайность, а чей-то злой умысел. Поэтому прошу вас, господа, во избежание подобных утрат – пересмотрите своё решение. Обезопасьте столичные Дома смирения максимально, иначе вверять может оказаться некого. - Этот вопрос уже решён, Каннамгу - отзывается Национальный. - И обжалованию не подлежит. - Но Красный дом и тот защищается лучше Домов смирения! - Джунмён фыркает, причём открыто, чем вызывает всеобщее недовольство. - Я же сказал, этот вопрос... - Прошу, Национальный, выслушайте, ведь не стало Дома смирения, в котором и ваш Вверенный рос. - настаивает Джунмён, почти тараторя. - Основоположное правило нашего дома мафии гласит, что Хозяин выбирает себе юношу и полностью берёт на себя его защиту. Где ещё будущим Вверенным будет так же безопасно, как с Хозяевами!? - Джунмён разводит руками. - Почему не распределить мальчиков по домам Хозяев!? Места предостаточно, охрана на уровне, уроки никуда не денутся. Это ненадолго, пока не будет произведено расследование и зачистка. Хотя бы на пару недель. - Джунмён, ты предлагаешь устроить детдома у глав корейской мафии!? - обращается Национальный по имени. - Вся работа дома мафии станет в таком случае. - А если произойдёт ещё один взрыв!? А если не один!? - Джунмён закипает, повышая голос и сильнее сжимая ладонь Джонина в ответ. - Да какой к чёрту смысл будет вообще в доме мафии, если свой основной долг - оберегать город и страну, он не выполнит!? Или воспитанники Домов смирения гражданами города и страны не считаются!? - Джунмён разводит руками. - Мы не нужны вам!? Прекрасно! Тогда выстройте вдоль стены и собственноручно расстреляйте, если не хотите, не можете нас защитить! – голос в конце начинает дрожать и почти сходит на нет. Все голоса затихают. - Джунмён! - гремит голос главы корейского дома мафии в тишине зала. - Национальный! - следом оживает Джонин, поднимаясь со своего кресла и Вверенный интуитивно прячется за его плечо. - Прошу, не повышайте на него голос. – просит он более спокойно. - Выведи его прочь! - всё ещё кипит Тэвон. Джунмён поддаётся руке, что тянет к выходу, и оборачивается с порога, окидывая присутствующих Хозяев взглядом. - Езжай домой. - Джонин отпускает его руку уже в приёмной и направляется обратно. - Ты злишься!? - зовёт Джунмён в спину, и Джонин замирает. - Тебе стыдно за меня!? Хозяин вздыхает, оборачивается к нему и шагает поближе, сгребая в охапку, прижимая к своей груди. - Я не злюсь и не стыжусь, - шепчет. - Езжай домой, ладно!? - Хозяин опускает на него взгляд. - Хорошо. - Вверенный кивает, целуя в щёку, и провожает взглядом, наблюдая, как Джонин скрывается вновь в Переговорном. Он двигает назад к лифту, чтобы спуститься вниз и поехать домой, как и попросил Хозяин, но в поле зрения мелькает знакомая макушка и спина, отчего Джунмён замирает, присматриваясь. - Хён! – зовёт в спину, наконец, узнав. - Шинму-хён! – устремляется следом человеку, что уходит прочь по коридору. - Национальный Вверенный! – ускоряется, чтобы догнать. – Выслушайте. – шагает перед ним, чтобы взглянуть в глаза. – Вам позволено быть здесь? – удивляется следом. - Я – единственный, кто может быть здесь. – отзывается Шинму. – К тому же, я не врываюсь в Переговорные. – старший Вверенный кивает, обходит его и снова уходит, но Джунмён снова нагоняет. - Хён, - зовёт вновь. – Прошу, помоги. Повлияй. - Джунмён-а, если дом мафии станет, это будет самой большой глупостью, которую мы сами допустим. Мы станем открытой мишенью, и уж тогда всем нам точно не сдобровать. - Но… - Твой замысел благороден и он правильный, - Национальный Вверенный сжимает его плечо. – Но идея неподходящая и альтернативы ей нет. Хозяева и Вверенные не няньки. Джунмён остаётся один стоять в коридоре, провожая взглядом теперь национального Вверенного.***
За окном темнеет довольно поздно, а потому когда двора из окна Хозяйского кабинета не видно вовсе, Джунмён действительно начинает волноваться. Кресло Джонина – большое и тёплое, приятно греет, Вверенный тянется к телефону и поспешно набирает наизусть выученный номер. - Ты где!? - первое, о чём спрашивает Джунмён, когда понимает, что вызов приняли. - Привет. - зовёт Джонин и Вверенный тут же понимает по его голосу, словно что-то не так. - Всё нормально!? - Джунмён настораживается. - Где ты!? - настаивает. – Может, я приеду? - В парке у Хангана на нашей лавке. – следует короткий ответ. Джунмён сбрасывает вызов и спешит вниз к машине, прямо в домашней одежде, как был – в груди оживает тревога, которую он активно пытался заглушить в себе с самого утра. Бегом по ступенькам вверх, через парк, сломя голову, не разбирая пути к нужной лавке. Только подходя совсем близко, Джунмён сбавляет ход и запыханный, наблюдает за картиной, что разворачивается у него на глазах. Джонин и правда здесь – сидит на лавке с ногами, босой, прижимая коленки к груди, с бутылкой виски на перевес, пиджак висит рядом на спинке лавки. Джунмён узнаёт его и с облегчением выдыхает, плюхаясь на лавку рядом. - Джонин-а, - зовёт, прикасаясь кончиками пальцев к его плечу. Хозяин устремляет на него горький взгляд, вздыхая, и снова глядит вперёд, на реку, делая глоток из бутылки. – Ты пугаешь меня. - честно признаётся Вверенный. - Что-то случилось? - Ты случился, - отзывается Джонин, вновь устремляя на него взгляд, и тянется ладонью навстречу, чтобы накрыть щёку. – Понимаешь? Ты случился, и я стал беспомощным перед обстоятельствами, чтобы беречь тебя от всего, что может причинить тебе вред. Мой храбрый мальчишка. – ласково наглаживая щёку, заглядывает в глаза Хозяин. - А ты глупый, - Джунмён мягко улыбается и двигается поближе, чтобы примоститься у Хозяина под боком, прижавшись к нему. – Глупый, если думаешь, что плохо справляешься со своими обязанностями передо мной как Хозяин. Джонин вздыхает и поднимает руку, позволяя нырнуть под неё, и обнимает покрепче. Джунмён льнёт ещё ближе, и Хозяин прячет нос в его макушке, вдыхая аромат и следом целуя. - Национальный решил отправить воспитанников твоего Дома смирения в красный дом, и мальчиков из ближайших - тоже, все бы не поместились. - выдыхает он и Джунмён с облегчением выдыхает. - Ты молодец. - Джонин снова целует в макушку. - Я горжусь тобой. Хозяева не могут перечить Национальному. Но могут храбрые мальчишки без тормозов и субординации. - Джонин негромко смеётся. - Спасибо. - шепчет Джунмён, прикрывая глаза и расслабляясь впервые за пару недель в любимых руках.