Бегство - табу

Полноценный отдых в одиночку в каком-нибудь Богом забытом месте Мирон позволял себе крайне редко - раз в два-три года. Плотный график просто-напросто не позволял чаще. Но когда мужчине удавалось выбраться и оставить свою семью в лице Вани, Дарио и Ильи справляться со всеми делами самих, он отрывался по полной, улетая дикарем на какой-нибудь тихий остров в Атлантическом океане и за несколько недель сближаясь с природой так, как это, наверное, не удавалось даже местным жителям. Туры с некоторых пор Федоров принципиально презирал - его бесили назойливые гиды и слишком уж сильно улыбающиеся туристы с фотоаппаратами, некоторые из которых еще и узнавали в нем "того самого Оксимирона", и весь остаток отдыха не отлипали от бедного усталого мужчины. Это лето не стало исключением. В июле Мирон, отдав последние поручения своим менеджерам и помощникам на предстоящий месяц и пообещав друзьям по возможности быть на связи, улетел на прекрасный остров с прекрасным, но ни черта не произносимым названием. Первые два дня после прилету он провалялся в своем бунгало, поднимаясь лишь чтобы вежливо отшивать стучащихся к нему местных недогидов и "прекрасных женщин". На третий он выбрался к океану и даже сделал пару наметок для нового трека, который, был уверен мужчина, мгновенно станет хитом и будет разобран на цитаты разномастными оксидрочерами и рифмопанчерами. Федоров наслаждался свободой, свободой от обязанностей, от фанатов, от вечных вписок и пьянок. С синью Мирон тщательно старался завязать, и ему неплохо удавалось, пока была возможность вместо этого выкурить пару крепких косячков, заболтливо скрученных Ваней. Ваня. Это, пожалуй, был единственный человек, по которому мужчина сейчас скучал, и от чьего прилета уж точно бы не отказался. Они просто понимали друг друга с полуслова, полувздоха, и вместе бы отдохнули даже еще лучше. Но как отреагировали бы остальные, узнав, что "Евстигнееву, значит, можно, а нам нельзя". Именно поэтому Федорову ничего не оставалось, кроме как мысленно передавать лучшему другу приветы и теплые объятия. Мужчина с ног до головы намазался солнцезащитным кремом, так как его светлая кожа имела вполне логичную особенность обгорать до красного, после чего ее спасала только сметана, и Мирон не был уверен, что она имелась на этом острове, где люди, кажется, питаются только фруктами. Когда с экипировкой в виде шорт, шляпы и кроссовок было покончено, Федоров вновь отправился к океану, собираясь на этот раз уйти куда-нибудь подальше от лениво загорающих на побережье пожилых пар туристов, непонятно, что тут забывших, дабы привести вчерашние наброски в должный вид и даже, может быть, попробовать позачитывать. Ну а что? Чтобы там Мирон Янович себе не напридумывал, работа, а по совместительству любимое дело всей жизни не отпускало его ни на секунду. Даже во сне ему снились какие-то мудренные рифмоконструкции, от попыток вспомнить которые на утро голова наливалась тяжелым свинцом. Рэпер, преодолев путь, наверное, в добрых два-три киллометра, набрав полные кроссовки песка и приведя местных в шок своими трехэтажными матами на русском и бесконечным "fuck, fuck, fuck", наконец-таки добрался до безлюдного участка. Он даже уже присмотрел себе отличное место под пальмой, где можно будет спокойно наслаждаться горячими солнечными лучами и при этом не слишком то и загорать. Мирон комфортно расположился, прислонившись спиной к мощному стволу дерева и разложив на худых коленях листочки с текстами. Внеся некоторые корректировки и примерно подобрав нужный темп, он уже хотел было попробовать почитать черновик вслух, но тихое шипение остановило его. Федоров замер, прислушиваясь. У него, конечно, были проставлены все необходимые прививки перед отъездом, но мало ли, вдруг это вообще какой-нибудь удав, там никакая прививка не поможет, когда эта сука тебя задушит, а потом проглотит. Через мгновение шипение повторилось, и затихший Мирон неожиданно для себя отметил, что оно звучало совсем близко, словно... словно в голове. - Бля-я-ядь, - простонал мужчина. Он решил, что это проснулся давно не дававший о себе знать психоз. Все эти шумы, голоса, разговоры с самим собой - вот то, чего рэпер ожидал меньше всего, и, естественно, не брал с собой никаких препаратов, прописанных ему его лечащим врачом. - Только не это. "Не бойся" Мирон подпрыгнул на месте, когда шипение неожиданно преобразовалось в низкий мужской голос. "Точно обострение" - сделал он для себя вывод. "Обострение? Чего?" - Эх, надо возвращаться, - Федоров начал подниматься, но это, к его удивлению, ему не удалось. Ощущение было такое, словно подошвы кроссовок приклеили к земле на суперклей, а шнурки свзяали между собой. - Что за хуйня вообще происходит? "Ну куда же ты? Некрасиво, молодой человек" Мирон снова предпринял попытку встать, напрочь игнорируя предупреждающий голос, списывая его на стресс после длительного перелета и смены климата. "Какой же ты неугомонный!" Внезапно мужчина почувствовал слабость, а спустя мгновение - просто провалился в обморок. Последнее, что он видел перед собой, это нечто зеленоватое, обвивающее его худые лодыжки.