Зарисовки

Она ненавидела его. Остервенело и беспощадно, её заветной мечтой была его обезображенная гниением оторванная голова на серебряном блюде. О, да, она бы с удовольствием наблюдала, как жалкая плоть боле не держится на отвратном ей теле. Как его дух покидает этот мир, а её цепкие коготки кромсают его, рвут на мелкие лоскутки, прекращая существование Алана Ганди. О, как жаль, что это было ей не под силу. Какой быть ей сегодня? «Соблазнительная стерва», - ответ витает в воздухе, хоть больше всего ей хочется разбить к чертям это ненавистное зеркало, так, чтобы осколки вонзились в тонкие руки. Чтобы алая жидкость, найдя освобождение, осквернила белый мраморный пол... Но вместо этого она подводит глаза. Делает аккуратные, неброские стрелки и в задумчивости прикасается к паллете с румянами. Легкий румянец ложится на щеки опытным прикосновением кисти. Её бледная, будто сияющая изнутри, кожа, холодна. Её мертвое сияние – лучший холст для опытного художника. Щелчок. Она подносит помаду к губам и создает алое великолепие. Аккуратный, приоткрытый бутон розы – манящий и соблазнительный. Легкая улыбка пробежала по губам, чтобы после застыть гримасой отвращения. В груди слишком громко бьется сердце. Это отчаянная попытка побега птицы из клетки… Он идет. Каждый его шаг сдавливает виски, заставляя склонить голову вниз. И он прекрасно знает, как его приближение действует на неё. Ганди в своём праве. Монстр с человеческим обличьем самодовольно ухмыляется. Слуги кланяются ему, боясь смотреть в глаза. Опасаясь ненароком навлечь на себя гнев своего Хозяина. — Моя belle morte, - произносит он, застыв в дверном проеме. Его глаза медленно изучают открывшийся взору этюд. – Мне приятно знать, что ты стараешься… Для меня. Ганди насмехается – открыто и непринужденно. Это давно стало нормой для их общения. — Bâtard moche, - улыбка в ответ. – Я бы с удовольствием вырвала бы твои глаза и оставила их на площади Сен-Жермен, смотреть на храм, где… Холодные пальцы сдавливают её горло. Ганди смотрит в её глаза, его клыки угрожающе удлиняются. Но чего ей страшится теперь? Угрозой для неё они были два века назад. Сейчас же – это бессмысленно. — Не забывайся, Агора, - говорит он, опускаясь к ямке на её шее. Также, как поступил два века назад, он впивается в неё клыками и пьет глубокими глотками то, что поддерживает в ней «жизнь». – Ты – моя. Но это не дает тебе права говорить что-либо, перечащего мне. Ганди останавливается, опускает взгляд на её напряженные руки, которыми она беспомощно держится за него. Насмехаясь, он отстраняется, оставляя её без опоры. Ему нравится наблюдать, как Агора, словно тряпичная кукла, падает на колени. Её щеки впали, кожа стала походить на пергамент. Лихорадочный блеск в глазах вытесняет сознание. Она покорна. Она ползет к нему на коленях с дикой мольбой во взгляде. «Прекрати это безумие...», - последняя здравая мысль в её голове исчезает с пришествием алого марева жажды. Как годовалый младенец, она хнычет, в надежде, что её покормят. Агора хочет отведать крови своего Мастера. Ганди подносит своё запястье к губам и прокусывает его клыками. Две струйки кровь скользят вниз, по пальцам. Он протягивает их к её губам, рисуя абрис губ... проталкивает внутрь и наблюдает, как остатки человечности борются с инстинктами вампира. Последние крохи осмысленности покидают Агору, стоит Ганди попытаться отнять руку... Она жадно втягивает пальцы в рот, своими маленькими клыками кусая их, жадно слизывая кровь. Сила гипнотизировала её, завораживала. Агора не имела возможности противиться ей... Ухмылка на его устах... Как же ему нравится наблюдать за её унижением! — Хватит, - приказ оглушает Агору, останавливая, заставляя отстраниться. Хоть ей хочется большего. Например, вцепится в глотку этому ублюдку и разорвать её собственными зубами. - Я запрещаю тебе кормиться неделю. Приказ Мастера связывает её холодными цепями Силы. Она не может сдержать жалобный животный стон, что сжимает её грудь. — Конечно, ты можешь хорошо попросить, - он мягко прикасается к её щеке кончиками пальцев. Нежно, они следует к аккуратному подбородку, чтобы властно сжать. Смотрит в её глаза мучительно долго... После чего молча отпускает, не скрывая пренебрежения, и покидает комнату. Оставляя её на полу, слизывающую капли его крови с холодного мрамора. Он прекрасно знает, что сегодня она будет смиренно ждать его в постели. Он прекрасно знает, что Агора будет исполнять малейшую его прихоть в надежде, что он отменит свой приказ. Агора, последняя из рода Истребителей вампиров, стала его жалкой марионеткой. И она давно потеряла гордость. Её желание существовать перешагнуло через долг семьи и Кодекс Чести. Он спускается вниз по парадной лестнице. Все встречные вампиры кланяются ему, почтительно, с уважением, кое-кто – явно скрывая злобу и ненависть. Поправляет манжеты, последний раз бросает взгляд на своё отражение. Самодовольная ухмылка не сходит с его лица, на его щеках появляются ямочки. Из-за них на долю секунды может показаться, что в нём есть что-то светлое... Но «поцелуи ангелов» в его исполнении выглядят одой Дьяволу, а не Божественным проявлением. Не дожидаясь швейцара, он распахивает двери и вдыхает прохладный, осенний воздух всецело принадлежащего ему города. Чисто человеческая привычка, от которой он так и не смог избавиться. Холодный ветер должен пронизывать его до костей, но Ганди давно утратил возможность его чувствовать. Огни Сент-Луиса заманчиво призывает его, игриво подмигивая. Город, словно огромная артерия, переливается всеми красками. Ночью он оживает, и люди, со своими радостями и горестями, заставляют биться это огромное сердце. Сколько таких "шестеренок" в эту ночь потеряет беспощадный механизм? Алан предвкушает пир. Он уже представляет завтрашние газетные заголовки... Его припаркованная машина ждет неподалеку, готовая к путешествию – неоспоримое преимущество двадцать первого века. Ключ в зажигании и салон заполняют первые аккорды песни...

Muse - Psycho Его ненависть разливается по заледеневшим артериям, подобно неконтролируемой огненной стихии, пожирающей город. Ему претит всё живое вокруг. Он презирает людей. И сегодня он будет Кровавым Агнцем. О, неоспоримо, этой ночью Ганди бросит вызов всему Сент-Луису. Ещё раз доказав, что Божественное правосудие вымерло, и что Великий больше не смотрит с Небес на детей своих. __________________________________________________________ Belle morte - прекрасная смерть. Bâtard moche - мерзкий ублюдок.