О любви

На поминки по дядь Васе приехала одна Дуська. Ионыч проводил её к яме, указал пальцем вниз, и Дуська разревелась, уткнувшись ему в плечо. Не теряя времени, Ионыч ухватил её за ляжку. — Ох, голубчик, — всхлипнула Дуська, — при Федечке-то не след: ревнует… — Я ему поревную, — грозно заявил Ионыч, косясь на сокольничего. В тот же вечер Федя был выселен в сарай. Дуська разместилась в спальне и всю ночь играла с Ионычем в мячик: туда-сюда, туда-сюда. Катенька сидела с Федей в сарае, слушала, как стучит мячик и заливисто хохочет Дуська, и вязала. Сбивалась и начинала заново: — Первая петелька, вторая… Дядя Федя, вам нехорошо? — Катька! — заорал Ионыч. — Где тебя носит, дура?! — Беги, — сказал Федя. — Нечего здесь сидеть. И Катенька побежала. На другой день Ионыч наказал ей нарвать мерзавочек для прекрасной дамы. — И чтоб жилистые были, слышала? Самых красивых бери! — Для какой дамы? — спросила Катенька, но Ионыч уже захлопнул за ней дверь. Катенька спрыгнула с крыльца и направилась в ближайший лес, в котором мерзавочки цвели круглый год и кусали всех, кто к ним притрагивался. Но в этот раз они суетились: Катенька сбилась с ног, да так и не поймала ни одной. — Мерзавочки, миленькие, мне дядя Ионыч велел вас нарвать… — уговаривала она, чуть не плача от усталости. — Зачем же вы так! Куда вы? Мерзавочки на тонких ножках поскакали из лесу: Катенька едва за ними поспевала. Тропинка вела к сараю, заводила внутрь, мерзавочки с писком толкались в щель, но Катенька остановилась спросить разрешения: — Дяденька, можно?.. Никто не ответил. Катенька вошла и в ужасе попятилась: мерзавочки облепили огромное тело, прыгали по огромной груди и жадно пили кровь, натекшую из горла. Катенька бросилась в дом, но споткнулась в дверях об сокольничего. Ионыч стоял над ним. — Гнида ты, Федька, — усмехнулся Ионыч, сунув руку за пазуху. — Зря только зубы мне заговаривал. — Дяденька! — крикнула Катенька умоляюще. — Не бейте дядю Федю, пожалуйста! Не хотел он тетю Дусю убивать! — Не хотел?! Ионыч визгливо заржал, вытащил ножик: — Конечно, не хотел! Это я Дуську пришил, шалаву грязную, за то, что с Федором спуталась. — Она сама пришла, Ионыч, — покачал головой сокольничий. — Я ей открыл, а она на меня сразу. Не могу я женщину ударить, так я её оттолкнул, разве ты не знаешь? — Всё я знаю! И как глазами нас пожирал, и как с рожей ревнивой в сарай пошел — всё знаю. Не досталась тебе баба — под шумок вздумал отбить, скотина… Твой черед! Ионыч схватил Федю за воротник, дернул кверху. Ножик в руке заблестел, по лезвию тянулась тонкая ниточка крови, и Катенька не выдержала: — Да разве он тетю Дусю ревновал! Он же… ой! Она зажала ладошкой рот, но было поздно: Ионыч глянул на неё так, точно впервые увидел. Сокольничий осторожно высвободился и взял его за плечо. — Федя, — растерянно сказал Ионыч, — я не понимаю. — Идем бухать, Ионыч, — предложил Федя жалобным голосом. — Сложно это всё. А от водки оно как-то яснее становится… Они ушли. Катенька развернулась и побрела в сарай. Отогнав мерзавочек мятой шалью, взяла Дуську за руку и потащила к яме. Тащить было тяжело, к тому же сил у Катеньки почти не осталось. В дыру Дуська не пролазила, и Катенька беспомощно села рядом. Под ногами туда-сюда металась мерзавочка. — Крохотулечка совсем, — ласково прошептала Катенька и протянула руку. Мерзавочка цапнула её за палец, и Катенька отключилась, свалившись на труп. За ней философски наблюдали пьяные в хлам мужики. — Вот и нету у меня теперь бабы, — сказал Ионыч. — Нету, — кивнул Федя. Они помолчали. — Не получается у меня с ними. Не понимаем друг друга. — В отношениях терпение нужно, — мудро заметил Федя и подвинулся к Ионычу. — Дуська вот не утерпела, и что вышло? Очередная бессмысленная смерть. — Твоя правда! — Ионыч печально вздохнул и раздавил прыгнувшую на крыльцо мерзавочку. — Ладно, Феденька, пошли домой. Там в шкафу еще заначка осталась. — А Дуська как же? — спросил сокольничий, беря Катеньку на руки. — Да хрен с ней, — отмахнулся Ионыч. — Завтра разберемся. Темнело уютной пьяной темнотой. Мерзавочки стайкой возвращались в лес. В спальне застучал мячик.