Больная любовь

Стайлз Стилински любит Дерека Хейла. Давно. Честно. И сильно. Об этом, пожалуй, знают все – от прозорливого Питера Хейла до крайней недогадливого Скотта МакКолла. Или… почти все. Дерек Хейл, например, на чувства одной кареглазой шатенки внимания не обращает от слова «совсем». Но чувства есть. И о них нужно как-то сказать. Так что однажды, глядя на то, как Дерек тренирует Кору в лофте, а Скотт и Айзек пытаются повторить их отточенные и закрепленные годами тренировок движения, Стайлз говорит: – Дерек, кажется, я тебя люблю. И все замирают. И смотрят с любопытством на Дерека, а тот устало вздыхает и просит: – Стайлз, хватит надо мной издеваться. Мне без того проблем хватает. Все попытки сообщить Дереку, что Стайлз не издевается, встречаются Хейлом насмешливо вскинутыми бровями и откровенным недоверием. В общем, попытка сообщить Дереку Хейлу, что его любит одна кареглазая особа провалилась. – Первая попытка, – шипит Стайлз, вырисовывая на доске какой-то странный план. – Это безнадежно, – вздыхает Лидия, прекратив красить ногти и любуясь на свои идеальный маникюр. – Ты же понимаешь, что Хейлы непрошибаемы? – Спасибо! – фыркает Кора, оторвавшись от конспектов по алгебре. – Хейлы, конечно, упрямы, но мой братец даст фору любому ослу. И чтобы он поверил… – Я приложу все усилия! – клянется Стайлз. Она подходит к Дереку еще пятнадцать раз. Пишет смс. Звонит. В итоге Хейл начинает от нее прятаться, и мастерски меняет свое месторасположение, едва лишь одна взъерошенная каштановая макушка появлялась в поле его зрения. – Стайлз, так нельзя, – однажды говорит Эллисон. – Я понимаю, что ты любишь Дерека, но дай вам обоим передышку. Тебе – от попыток донести до Хейла свою любовь. Ему – от попыток донести любовь твоим способом. – В смысле? – смаргивает Стилински. – Ты много болтаешь, – устало сообщает Кора. – Очень много болтаешь. – О’кей, – вздыхает Стайлз. – Поняла. Учту. На следующий день Дерек звонит Скотту и уточняет, не стукалась ли Стилински головой. – Почему ты так решил? – уточнял МакКолл, показывая большой палец друзьям и надеясь, что до Хейла все же начало доходить, что Стайлз его любит. – Значит, она пытается меня отравить, – подводит итог Дерек и отключается. Следующий вечер Стайлз совершенно по-девчачьи плачет в своей комнате потому, что Хейл выбросил с балкона лофта приготовленное ею печенье. – А может… – смотрит грустными глазами на подругу Эллисон. – Другой подход?.. Ты пробовала как человек… Почему бы не попробовать как… оборотень? – Кора! – указывает пилочкой на младшую Хейл Лидия. – На этот счет есть традиции? – Ухаживание? – уточняет Кора. Все дружно соглашаются, а Кора ухмыляется и сообщает: – Нужно дарить подарки. В животном мире – это пища. А в человеческом… кто до чего додумается. Мама говорила, что папа как-то приволок к нам домой виверну… хотя те, вроде, вымерли… и жили на другом материке… – То есть, – смотрит на нее Стайлз, – ты предлагаешь мне притащить Дереку какой-то древний ископаемый сверхъестественный реликт как доказательство своих чувств? – Ты должна убить этот реликт самостоятельно, – добавляет Кора. – И, конечно, чем больше, тем чувства сильней. – О’кей, – кивает Стилински. – Значит, будем искать динозавра. Как думаете, на меня сильно обидятся, если я завалю Несси? Стая смеется. Только Стилински не шутит. Потому-то Скотт и просыпается в три часа ночи от телефонного звонка и вопля крайне злого Дерека Хейла в трубку: – Какого черта у меня под окнами делает обезглавленный демон? Где Стилински демона нашла? – Она его уже убила? – растерянно интересуется Скотт и зевает: – А понял… А я-то удивлялся, что за визг мне примерещился… Но про то, как Стилински наматывала круги от демона, отчаянно вереща, а после совершила святое усекновение этой пятиметровой туши при помощи хитроумной ловушки не узнает, пожалуй, никто… кроме одного друида, который решил проконтролировать, что за книги читает Стайлз и зачем она утащила у него все тома про демонов… ну, и тех, кому он решит показать видео, на котором одна храбрая охотница за демонами вопит: – Да не вызывала я тебя! То есть вызывала, но не тебя! Ты же здоровый! А вот дальнейшее можно узнать от Коры Хейл, которая, зевая, инструктировала Стилински по телефону: – Ты должна принести голову монстра… Желательно отдельно от тела. – Бензопила подойдет? – поинтересовалась тогда Стилински, с интересом разглядывая крайне недовольного демона, мечущегося в святой ловушке. – Только меч, – вздыхает Кора. – Мама учила нас… определять, чем были нанесены раны. Так что нужен меч. – Я у Эллисон один взяла на всякий случай, – признается Стайлз. – Так я должна отрубить демону голову? – Всего-то, – соглашается Кора, а демон очень пристально пялится на Стилински и та спрашивает: – Но кто сказал, что нельзя предварительно пристрелить этого монстра? Кора душераздирающе зевает и начинает бубнить: – Но это совершенно не соответствует заветам наших предков и… – Крайне практично, – перебивает ее Стайлз. – К тому же, чтобы ты знала, я – Стайлз сначала-стреляю-потом-спрашиваю Стилински. – Нет, ты скорей Стайлз уроню-пистолет-себе-на-ногу-и-что-нибудь-себе-отстрелю Стилински, – отзывается Кора и предлагает: – Давай… я проснусь, приеду… мы убьем этого демона… – Поздно, – хмыкает Стайлз и отключается. Пистолет – это хорошо. Но против демона нужно что-то потяжелее. Дробовик подойдет отлично. А Стайлз умеет готовиться заранее. В общем, ошарашенного таким обращением демона сначала пристреливают из дробовика – для надежности производится тридцать выстрелов. А после его старательно обезглавливают – старательно пилят мечом, потом мечом рубят, потом тихонько, оглядываясь по сторонам, добираются до шеи с бензопилой – и куда-то тащат! То, что демон мог встать и уйти – отдельная песня. Ему просто стало любопытно. Так что ошарашенному Дереку Хейлу рогатая голова выдала уверенно: – Не ценишь своего счастья, придурок. Горячая женщина! И изобретательная. А ты… Эх… После чего туловище встало, взяло голову, кое-как присобачило ее на место, и демон растворился в клубах дыма, оставив ошарашенного Дерека Хейла недоумевать и пылать праведным гневом в отношении неких нахальных кареглазых особ. – Ты так надо мной издеваешься, да? – рычит Дерек, прижимая Стилински к стенке в ее комнате. – Да люблю я тебя! – возмущается в ответ Стайлз, и Хейл ее отпускает. И руки этак брезгливо отряхивает. – Что? – смотрит на него обиженно Стилински. – Больная какая-то любовь, – сообщает ей Дерек. – И мне такая любовь… не нужна. Так что… Лучше не приближайся ко мне. Стилински кивает. Смотрит, как Хейл уходит, чувствует, что внутри все леденеет. Дышать трудно. Трудно. Больно. И слезы. Слезы. Слезы. – Правильно, – говорит себе Стайлз. – Правильно. Ты же одержима им … А так нельзя… нельзя… Через месяц она подходит к Дереку и извиняется. Хейл оглядывает ее с головы до ног и принимает извинения. Общаются они теперь суховато и деловито. Долго… А после что-то словно прорывает – Стайлз тянется к Дереку. Просто тянется. Если он не хочет ее любить… пусть… пусть… но хоть другом может стать, да? – Идиотизм, – заявляет Лидия. – Это словно… если бы я с Джексоном дружила! Или с Питером! – Может, – соглашается Стайлз. – А просто вырвать все из сердца не получится. Посмотри на Скотта и Эллисон. Они так упрямо «не вместе», что смешно становится. Вроде, Элл нравится Айзек. Вроде, Скотт засматривается на новенькую Киру… Вроде… А все еще любят. И не могут отпустить. Вот так и со мной. Нужно… – Она выдыхает и продолжает тяжело, по слогам: – Пе-ре-бо-леть… Лидия ничего не говорит. Стайлз это и не нужно. Как там говорят? Любовь живет три года? А вот такая? Больная? Замешанная на крови, смерти, боли?.. Но дружить у них… получается вполне сносно. Коре нравится Стайлз. Она тренирует ее. Помогает выучить традиции оборотней. Учит тайным жестам. – Зачем? – спрашивает Стайлз, повторяя следом за младшей Хейл странный жест, символизирующий о том, что она знает про оборотней. – Затем, что ты – человек в стае, – серьезно сообщает Кора. – Странно, что Питер не научил. – Я все еще надеюсь, что Стайлз станет волчицей, – признается старший Хейл. – К тому же я был некоторое время мертв… И немного обижен на ту, что послужила причиной моей смерти. – Я тебя убил, – серьезно возражает Дерек. – А смог бы без Скотта и Стайлз, которая и притащила тот коктейльчик? – усмехается старший Хейл и добавляет: – Ты так мило защищаешь этого славного олененка… Что? Забыл, что ты – волк? – Это – не твое дело, – сообщает Дерек. Стайлз чувствует, как ее сердце начинает биться отчего-то смутно похожего на надежду, и тут же понимает, как глупа ее надежда. – Питер, ты такой милый, что мне опять хочется тебя коктейлем угостить, – улыбается Стилински зомби-дядюшке. – Понял, – вскидывает ладони Хейл. – Молчу. И он молчит. Ни намека больше на то, что Стайлз была одержима Дереком. Ни одного намека. И это странно. Так что Стайлз готовится к какой-нибудь страшной гадости и практически не реагирует, когда Хейл мимоходом проходится по ее внешности, отметив, что покойники бывают посимпатичней. Стайлз мило посылает Питера к черту и на этом восстанавливает свой душевный покой, хотя паранойя бьет тревогу, сообщая, что что-то тут не так. А после к ней в окно забирается Дерек Хейл, будит ее и пугает этим до чертиков. – Что ты тут делаешь? – спрашивает Стайлз, когда ее бита оказывается на полу, а она сама – ловко прижата к кровати. – Кора хотела попрощаться, – отзывается Дерек. – Она ждет в машине. Должна ждать в машине. Она забегала к Лидии. Твои кошмары… всегда такие страшные? – Да, – просто отвечает Стайлз. А после этого начинается какая-то свистопляска. Маньяк, смерть, новенькая Кира – не оборотень, но что-то типа того. И приближается что-то похлеще, чем Стая Альф и Дарак вместе взятые… И не до любви, вроде… Совсем не до любви… А он почему-то всовывает в руки мешочек с травами и бормочет неловко про «чай, который помогает уснуть», и сердце от этого бьется… сильно-сильно, шумно-шумно. И взгляд у Дерека виноватый – дал надежду, которую нечем оправдать и подкрепить. Стайлз понимает это, хорошо? Она понимает. Вот только чай прилежно заваривает и пьет с глупой улыбочкой. И ловец снов, неведомо как оказавшийся в ее комнате, осторожно обмахивает от пыли. Пока не понимает, что давно собой не является. – Ты крадешь меня, – говорит Стайлз, разбивая свое отражение. – Ты сама отдала мне себя, – смеется ее отражение, показывая серебро на зубах и ртутно-серые глаза. – Своей слабостью. Своей ненавистью. Своей завистью… Но более всего – своим желанием обладать тем, кто никогда твоим не будет. И это не Стайлз, а Черная Лисица робко целует Дерека и говорит, что ей все это надоело, что он может подарить ей хоть это – одну ночь счастья, одну попытку понять, что ее любовь может быть… И Дерек отказывает Лисице. И перехватывает ее, уходящую, целует ее, гладит ее лицо и ей шепчет тихо: – Не надо… Так будет только хуже? – Куда уж хуже? – спрашивает тогда Лиса, прибавив в голос лицемерной горечи. – Ты… не любишь меня, так? – Как друга, – тихо говорит Дерек. – Не бывает дружбы между мужчиной и женщиной, – отвечает тогда Лисица и целует его на прощание, и уходит с гордо поднятой головой, и шепчет Стайлз тихо: – Зачем он нам? Такой трусливый? Давай найдем храброго? Или стервозного? Как тебе другой Хейл? Или твой дружок Скотт? Или этот близнец? А может… Айзек? А еще папочка-Арджент хорош. Крис… Ммм… Охотники хороши… Может, найти нам охотника, как думаешь? А Стайлз не думает, а Стайлз хочет придушить Лисицу. Впрочем, скоро у нее появляется такая возможность… но до этого та умудряется посмеяться в лицо Дереку и шепнуть на ухо: – Она тебя больше не любит. А ты ее? И есть в горечи Дерека что-то… больное… неправильное… желанное. Но Стайлз уже не верит ничему, что так старательно показывает ей Черная Лисица. Лисы лгут. Эта – особенно. Она лжет, ни слова не проронив. Взгляд, жест, прикосновение, запах, улыбка… И все. Искусная ложь соткана… как паутина. Наверное, ей бы пошло больше быть пауком. Но Ногицунэ – Лиса. Родилась таковой. Таковой и сдохла. По крайней мере, они приложили к этому все силы. – Привет, – говорит Дерек, влезая в окно Стайлз и смущенно смотрит на нее, пытающуюся починить ловец снов, в который Лисица воткнула ножницы с сотней алых нитей. – С каких пор ты здороваешься? – смеется Стайлз. – Чувак, ты меня положительно радуешь. Что-то случилось? – Тогда… – говорит Дерек, неловко топчась у окна. – Я не уверен… но это не ты говорила со мной? – Что? – смотрит на него Стайлз. – Не я ли выпрашивала у тебя ночь возвышенной любви? – Она патетично прикладывает руку к груди. – Чтобы быть счастливой хотя бы одну ночь? – И смеется. – Нет, чувак. Я… – Она перестает улыбаться. – Я тебя люблю. Но вот так… Нет. Знаешь, я не настолько отчаялась. Я никогда настолько не отчаюсь. Самоуважение, чувак. Оно у меня есть. – Это хорошо, – кивает Дерек и уточняет: – А целовался я с… – А вот целовался ты, фактически, со мной, – усмехается Стайлз. – По крайней мере, Ногицунэ не использовала что-то, что я не умею. Но знаешь, я тут поняла, что запятнала твою честь! – Вовсе нет, – начинает отнекиваться Дерек, и Стайлз его перебивает: – Значит, ты меня оскорбил! Не определить, с кем ты целовался. Ай-яй-яй! – И смеется, и добавляет уверенно: – С тебя – кино, с меня – попкорн и собирать всю остальную стаю на киномарафон. Хорошо? – Хорошо, – соглашается Хейл и вылезает в окно. Только вот вечер с кино немного обламывается. Не совсем. Просто отец почему-то решает, что дохлый кабан на их лужайке как-то причастен к Стайлз. Домашний арест в исполнении шерифа полиции включает доставку в школу и домой на патрульной машине – хорошо хоть от следящего браслета Стайлз умудрилась отнекаться. – Назови мне хотя бы одну причину, чтобы тебя не убивать, – через трое суток требует Стайлз. – Я решил, что демон твоему отцу не понравится, они не вкусные, – хмыкает Дерек и добавляет: – Я принес попкорн. Стилински смотрит на него неверяще и уточняет: – Серьезно? И вот сейчас, после того, что произошло ты решил, что за мной неплохо бы поухаживать, потому что… что? Влюбился в меня? Реально? Ты хоть понимаешь, как это странно! Глупо! Нереально! И мне кажется, что ты просто хочешь поиздеваться надо мной и… – Стайлз, – перебивает ее Хейл. – Я не решал, что неплохо бы влюбиться в тебя. Это вообще не решения разума. Нельзя увидеть человека и сказать «он подходит, я буду его любить». Это невозможно. Но можно сказать «я его люблю, но я сломаю этому человеку жизнь» и отрицать само наличие любви. И говорить, что любая попытка сближения между вами будет… дикой… странной… мерзкой… больной. И Стайлз вздрагивает как от удара. – Значит… Ты тогда… – Про себя, – кивает Хейл. – Потому что из-за всех сил старался не поверить. Не… дать себе любить. Стайлз смотрит на него, выдыхает тяжело, сжимает-разжимает кулаки и, кажется, сейчас бросится на Дерека, но она тихо, очень тихо, но очень твердо произносит: – Вон. Дерек собирается что-то сказать, но Стайлз просто не собирается слушать. Она выходит из своей комнаты, включает в ванной воду, долго полощет голову под холодными струями, пытаясь прояснить сознание, и банально плачет. Когда она возвращается, Дерека в ее комнате больше нет. И нигде, кажется, его больше нет. – Любовь живет меньше трех лет, – авторитетно сообщает Стайлз Лидии. – Или мне досталась бракованная. – Тогда, нам с тобой дико не повезло, – улыбается ей Мартин и смотрит в сторону Айзека и Скотта. – Или повезло. – Или повезло, – соглашается Стайлз, глядя на старающегося казаться сильным друга. Альфе ведь не пристало быть слабым, так? И выплакивать свою боль – тоже. Так что Стилински обнимает друга. Просто обнимает. И Айзека тоже обнимает. И Лидию. И Итана пытается обнять, но тот смущенно говорит, что пытался ее убить. И не только ее. – Не убил же, – улыбается ему Стайлз и все же обнимает. А они обнимают в ответ – делятся своим теплом, своей болью, своим сочувствием, дарят свою дружбу и в какой-то мере самих себя. И не нужен Стайлз больше никто… не нужен ей Дерек Хейл, который сам не понимает, чего хочет. Ну нужна эта любовь – изломанно-кореженная, замешенная на крови и смерти, болезненно-горчащая, ненормально-странная… больная. Стайлз больше не нужна эта больная любовь. И она отпустит ее от себя. Выжжет из своего сердца. Освободится. И после она сможет взглянуть на кого-то с любовью и понять, что он… – Стайлз! – кричит отец с первого этажа. – Фак! – выдает Стайлз, выглянув в окно. На газоне сидит знакомый демон с неровными стежками в области шеи и машет ей рукой. Нет, ей придется еще через многое пройти – например, изгнать демона и объяснить отцу, откуда этот демон ее знает и уговорить его не убивать Дерека Хейла, потому что она сама собирается. Но она избавится от этой больной любви. …А Дерек осунулся. И выглядит тенью самого себя… Обязательно избавится. …Он смотрит на нее с такой горечью и тоской, говорит, что понимает, что просто хочет быть друзьями… И нет, она не попытается… не попытается… Настолько больную любовь нельзя вылечить – только выкорчевать, выжечь. ...Стайлз тихо говорит, что не получится у них дружбы… И Стайлз справится. Обязательно. …А целуется Дерек Хейл все так же потрясающе… И любовь – больная, ненормальная, странная, нереальная. И выйдет им обоим она боком. И ничего толкового не получится. И все пойдет прахом – рано или поздно. И не быть им вместе – хрупкому человеку и сильному волку. И… И сто тысяч причин. А все так и есть. Может, они разбегутся. Может, убьют друг друга. Может, их убьет кто-то еще – это Бикон-Хиллс, детка! А может, они перерастут ее – больную, странную… Все может быть. Все. P.S. – Дерек Хейл, что, черт побери, на моем газоне делает демон?! – Мы поссорились. Ты выгнала меня из дома. – И поэтому ты опять притащил этого демона под мои окна?! – Стайлз… – В семнадцатый раз! Дерек, да ты ему уже на регулярной основе платить должен! – Стайлз… – Ты немедленно уберешь его с моего газона! Понял? – Да. – А еще купи хлеба. И ты будешь рагу на ужин? – Да, Стайлз. Ужин… в шесть? – Да. Не опаздывай. Жду тебя. – Люблю тебя. – Странно, но я тебя тоже.