***
— Я понял. Уже Выезжаю. Мужчина сидящий в потрепанном кожаном кресле тяжело вздыхает, убирая телефон обратно в карман. В последнее время что-то слишком много всего накатилось, словно снежный ком. Нет времени даже сесть и позавтракать, о выходных местный шериф так вообще вспоминает с грустью в глазах. Нет, он не жалуется на жизнь или еще что-то в этом духе. Джон Стилински знал, на что шел когда с уверенностью в глазах и улыбкой на губах принимал повышение по должности. Но, сейчас немного все изменилось, рядом уже не было прежней поддержки в лице собственной жены. Джон скучает, что уж тут греха таить, он безумно тоскует по своей Клаудии, которая так рано оставила его и маленьким комочком их счастья на руках. Говоря о комочке, который тихо сопел в обе дырочки на немного жестком диване, который кажется не первый десяток там стоит. Глаза мужчины в миг наливаются нежностью, когда это неугомонное солнышко что-то щебечет во сне при этом так забавно изгибал светлые бровки домиком. — Что мне с тобой делать, ребёнок. Джон наспех накидывает на свои исхудавшие плечи немного помятую куртку, предварительно накрыв сына пледом, и удостоверившись, что его чудо все еще спит тихо вышел из кабинета. Джон не сильно переживал, когда ему вот так приходилось оставлять Стайлза наедине в своем кабинете. Это намного лучше чем серые стены дома и полная тишина. Джон больше переживал за своих коллег, которым придется проследить за этим мелким пакостником. Перриш, новенький стажер слишком сильно любит Стайлза, чтобы запрещать что-либо делать. Но, это не означало, что его участок был проходной двор или его товарищи по работе няньками для Стайлза. Стайлзу уже пять лет, и для своего возраста он был отнюдь не глуп, и достаточно хорошо осознавал, что хорошо, а что плохо. В участке каждый знал Стайлза Стилински, который с невозмутимым видом ходил по кабинетам таская за спиной папину куртку со значком, чем безобразно пачкая отцовскую вещь. Джон не мог ничего поделать или как-то отругать малыша, уж слишком безобидным тот был. Ребенок который пытался привлечь к себе внимание. Все же так рано потеряв мать, на Стайлзе это отразилось, что и не удивительно. Это связывало Джону руки по рукам и ногам, не хотелось чтобы малыш чувствовал, что одинок. Стилински корит себя за то, что его ребенок большую часть времени проводит в кабинете отца, пытаясь помочь в «особо важных делах», как говорил Стайлз. Джон считал себя виноватым в том, что большую часть времени Стайлз проводил в участке или же в гостях миссис МакКол, которая согласилась сидеть со Стайлзом. Да и с ее сыном Скоттом, Стайлз отлично ладил. Но, всегда есть лишь одно «но». Мелисса была в разводе, и сама обеспечивала жизнь себе и своему сыну. Потому и работа медсестрой в центральной больнице, где выходные были так же редки как и у самого Джона. Ему искренни ее жаль. Правда. Все это окупалось, ведь и Стилински не мог допустить того, чтобы из-за ночной смены матери, Скотт оставался один в четырех стенах. Скотт для Джона стал словно вторым сыном, за которым так же нужен был глаз да глаз. Джон не против. Джон любит детей. Но, эта работа отнимала слишком много сил. «Пап, ты сильный. И всем козлам дашь по рогам.» Вспоминается недавно вырванная фраза из уст ребенка, что не дает терять надежду и улыбку на усталом лице. Правильно. Джону есть за что жить. За кого бороться.***
Перриш пристально следит за тем, как жалобно искажается чужое личико, а нижняя бледно-розовая губа начинает дрожать. Глаза налитые вселенской скорбью непробиваемо смотрит прям в душу. Пытаясь вытрясти из нее все что можно. Ну что за невозможные глаза? — Стайлз, но шериф запретил тебе сегодня покидать его кабинет. И если он узнает, что ты снова без просу гулял один по участку, — делает акцент на последних словах парень, пытаясь хоть как-то не поддаваться под влияние этого негодника. — Он не узнает! Ну, дядя Перриш! Я просто погуляю, честно, честно! У папы в кабинете так скучно. Ты же знаешь! — Стайлз ноет на одной ноте, словно подбитый щенок, приводя как он думает весьма весомый аргумент. Перриш в последний раз смотрит в глаза малыша и думает, что его будущему Альфе, ой как не повезет. Этому мальчишке просто невозможно отказать. Джонатан думает, что Стайлз идя сюда, уже заранее станет победителем. Это не только домыслы парня, ну и слишком лукавая не по годам с хитрецой, белозубая улыбка. Ну что за сорванец? Стайлз довольный бежит по участку, совершенно забывая о том, что пять минут назад говорил строгий дядя Перриш. Но, Стайлз ребёнок, ему все можно. Кажется весь мир засиял красками, когда маленький Стайлз несется словно горная лань по участку, попутно выкрикивая имена своих любимых мультяшных героев. И кто мог подумать, что ниоткуда вырастет стена. Хм, странно. Стена в участке? Стайлз, недовольно сопит, пытаясь подняться, лишь на честном слове старается не разреветься. Он же сын Шерифа! Тем временем, над головой кто-то смеется. Ну что за нахалы?! — Эй, ты цел? Бегать по участку нельзя, разве папа не говорил? — Стайлз заторможено кивает, попутно осматривая юношу, а в глаза бросались эти донельзя милые кудряшки, и такие теплые карие глаза. Невольно в памяти возникает такой родной силуэт, и в тоже время пугающе чужой. — У вас цвет глаз с мамой одинаковый. Вы ее родственник? Стайлз не понимает, что смешного сказал? Выстроив логическою цепочку из увиденного, грех ли не спросить? Хотя, слова растаивают тут же, когда огромные детские глаза сталкиваются с небритым дядькой, что с таким недовольством взирался по сторонам. Словно в поисках чего-то такого, что малыш не мог понять. — На… — эта стена, как думал Стайлз все же сдвинулась с места и немного опустил взгляд себе под ноги, встречаясь с влажными янтарными глазами. Кажется мальчик готов был разревется, от этой пугающей морды. На удивление «взрослых» он взял себя в руки, и без колебания тянет шоколадную конфету, которая кстати, была последняя, но он готов ей пожертвовать, этому хмурому типу, и ему кажется он делает правильные вещи. Как папа учил. Делиться — хорошо. А этот взрослый кажется нуждается в своей порций сладости. Потому на детском лице появляется невероятная милая улыбка, с чудными ямочками, как пропел этот кудряш. Которого умилялся всей ситуаций, и словно проникся всем этим невообразимым милым жестом со стороны маленькой омеги, что не сказать о последнем. Дерек стоит столбом словно не догоняя в чем собственно дело. Глаза цепко осматривают протянутую конфету. — Возьми. Может тогда вы перестанете ходить с таким кислым лицом. Вы мне напоминайте моего потрепанного волчонка, у него тоже были такие злющие глаза. Наверное и вас в детстве мало кормили? Стилински младший продолжает улыбаться, как замечает краем глаза как этот странный кудряш начинает кашлять и закрывать рот рукой, а все слова пересекает эта «стена». Стайлзу впервые жизни становится немного боязно, когда это НЕЧТО нависает над бедным ребёнком, хмурая морда, кажется хочет испепелить все вокруг своим колючим взглядом. Протянутую шоколадку культурно игнорируют, что не может не задеть юного Стилински. Который слишком резко отдергивает руку и прячет уже немного растаявшую сладость в кармане. — Ты его обидел, Дерек. Он же совершенно маленькая и миленькая омежка. Стайлз может лишь повторить имя этого страшного типа в уме, так как говорить что-то в слух совершенно не хотелось, а тело окутывал непонятно откуда-то взявшийся страх. И что это еще за омежка? Его имя вообще-то Стайлз. Ставя себе галочку, Стилински обещает себе не забыть спросить, у отца перевод непонятного ребёнку слова. Дерек кажется заметил изменения в лице малыша, на лице вдруг расцветает улыбка, хотя Стайлз готов поклясться, что заметил маленькие клыки. Он должен обязательно это рассказать папе! И то, что этот странный тип нюхает его? Да, верно. Втягивает носом словно от Стайлза чем-то воняет. Это неприятно знайте ли! Малыш пятится назад, а эта стена все быстрее надвигает, и когда нет пути назад, улыбка\оскал «Дерека» становится еще страшнее, маленький Стайлз перестал слышать вокруг. Чувствует лишь пульсирующую боль в висках. Сердце никогда прежде так не разрывалось в груди, словно делает сальто назад. А стоящего перед ним обидчика, да! И никак иначе. Кажется не трогает развернувшиеся сцена. — Беги отсюда, бемби. Стайлз следит как шевелятся бледные губы, что разъехались в пугающей ухмылке. Стайлз не трус. Абсолютно и точно. Но, сам того не понимая, он уже бежит к неподалеку находящему лифту. А в ушах так и слышится противный смех парней за спиной и стук собственного сердца. И эта вонь повсюду, кто разлил клубничный сироп? Стайлз не трус! Над ним не будут смеяться! Когда маленькая ручка тянется к кнопке нужного этажа, юный Стилински сквозь сковывающий страх, кричит в след удаляющимся парням. А точнее конкретному человеку. Дереку. — Сам ты олень! К огорчению или к счастью, двери лифта закрываются быстрее, чем Стайлз успевает увидеть повернулся он или нет. Услышал ли? Хотя, все же успел заметить, как идущие парни резко остановились. И кажется что-то крикнули в след. Но, что? Хочется вернуться и узнать, но с другой стороны инстинкт самосохранения просто вопил о том, что нужно уматывать куда подальше. И все же Стайлз горд собой и тем, что сумел дать отпор, отец будет точно гордится!