"Музыкант прождал, и теперь, впервые, он почувствовал ядовитый привкус ревности".
Тсукишима опять закашлялся. Сидя на кровати, приложил руку ко рту, окрашивая пальцы в красный цвет, быстро вытирая кровь о низ перламутровой рубахи. Ему не нужно знать. Только не ему. Тадаши и не догадывался. С какой стороны не посмотри, а все равно правда вылезет наружу. В любом случае, ситуации. Тем не менее, Тсукишима не хотел тревожить разум писателя, такого чувственного, падкого на эмоции и нежность. Только не сейчас. Только не ему. Кей и не догадывался. Слишком много ушло сил и блестящих костюмов на то, чтобы отгородить для себя и от себя всех тех, с кем Тсукишима не хотел иметь дела, таинственно раскрываясь и бурно закрываясь от одних и тех же. Это была работа - красочная, красивая работа, в которой преуспевали лишь лучшие. Блондин был лучшим. Был Бриллиантом. Но, как известно, к сверкающим камням всегда тянутся взор и рука. И Ямагучи это понимал. Под сводами клуба, борделя, где он повстречал свое драгоценное, он понял трудности жизни Лучших Бриллиантов. Темная голова гадюки, затмевающая своей тенью доверие к ближнему, прокралась и в его душу. - ...Где ты был ночью? - Я лечился. Тсукишима опустил взгляд. Брюнет не поверит, не поверит ему! Скажи правду или ложь - не поверит. Такое всегда бывает в отношениях с людьми "на одну ночь" - простое нищенское подозрение. Все шло к этому. Не может быть и речи о продолжении отношений, Ямагучи достоин другого. Пусть не лучшего, но другого. Вечно ждать в своем маленьком алькове у салона, печатать гневные слова в адрес любого мужчины и разрывать листки, гремя печатной машинкой, слезно молясь на парижскую луну - разве этого он хочет? А Кей? Каждый день выносить такие липкие руки на бедрах, глотая подступающий ком несказанного предательства в окровавленном горле - разве это ему нужно? Блондин умрет. Умрет скоро и почти безболезненно, чувствуя на губах привкус подступающей зимы. Болезнь не отпустит его просто так, как не отпустит и Ямагучи. Смерть нужно скрывать до поры до времени. - Ты не должен мне лгать, - от заботы в голосе Тадаши хочется завыть и бросится с крыши, разорваться на части. Он не поверил. Кей вздыхает, будто равнодушно смотрит из-под полуприкрытых век в распахнутое окно. - Нам надо расстаться. Все уже знают. Укай знает, - это тоже была правда. Их поймали, так нелепо и смешно. Укай, как руководитель огромного коллектива, хотел для своих проституток лучшей жизни. Для Тсукишимы тоже хотел. Он продвигает его как актера, великолепную звезду, иначе зачем все? - Очень скоро это дойдет и до герцога. Двойная сторона медали. А под самой медалью выбор - прозябание в вечной славе с человеком влиятельным, но эгоистичным и совершенно нелюбимым; или возложение скромного дара на алтарь чистого чувства, из-за которого до сих пор сердце бьется в конвульсиях, а затем белое пятно под руку с талантливым, но бедным протеже Нишинои. - После премьеры я должен быть с ним. Тадаши не выдерживает. Отворачивается от блондина, что тянется к нему рукой, хочет погладить по плечу, стирая собственные слова из памяти. Но глаза Ямагучи раскрыты широко, и зеленые пятна на радужке плывут. Тсукишима напускает на себя привычную холодность, отдергивая руку, педантично покусывает щеку. Как бы невзначай подбрасывает еще льда в озеро: - И ревность сведет тебя с ума, - встает с кровати, босыми ногами на доски, ближе к окну. Не хочется смотреть на Ямагучи, слишком больно и правильно бьется сейчас его пульс. Что бы Тсукишима не отрицал, он чувствовал пульс Ямагучи сквозь пол. А Ямагучи горел. На лбу выступила испарина, уши покраснели от тех слов, что сказал будущий актер мюзикла. Чертово представление, из-за которого начались все сбои, все проблемы и интриги. Чертов герцог, упрямый параноик, он и права не имеет прикасаться. А блондин не находит ничего лучше, чем просто сдаться, отдавая себя невесть кому в сотый раз, предавая Тадаши? Брюнет встает с кровати, широкими шагами проходит к балкону. Лезет на перила, и ни секунды не подумав о высоте и раскинувшемся внизу Монмартре. Добирается до окна рядом, упирается солеными щеками в уставшие янтарные глаза, в которых не различишь уже скепсиса от грусти. - О, Тадаши... - Я напишу песню, - голос дрожит, умоляя. Ямагучи стоит коленями на подоконнике, возвышаясь над Тсукишимой. Ему необходимо быть выше. Руки сами тянутся к длинной шее. Брюнет надрывается, уговаривает, не имеет сил. А кристаллическая преграда Кея уже давно сломлена, уголки рта приподнимаются в грустной улыбке. Тихие "нет" то и дело слетают в ответ. Ямагучи обхватывает его лицо руками, целует бледными губами в переносицу. Тсукишима хочет запомнить все. - И как бы плохо не шли дела, что бы ни случилось, ты будешь петь эту песню! Ты будешь помнить, что я люблю тебя! - Тадаши говорит только правду. - Я не буду ревновать, обещаю! - Это ничего не изменит, Ямагучи. - мрачно отвечает любовь, отходя подальше. "Мы должны расстаться". Очень просто найти отголоски влюбленности в том, что тебе не по душе. Ты сделаешь что-то не ради себя, но близкого человека, и в поступке будут проскальзывать эти светлые ноты, звучащие только от тебя и только для одного. Тсукишима хотел совершить подвиг ради себя, ради трупы, и ради Тадаши. Такому человеку, как он, доверчивому, странному и до очарования доброму, не место с ним. Сердце не железное, а работа такая жестокая. Кей стоял в своей легкой блузе, устремляя взгляд на пику Эйфелевой башни, сверкающей в закатных лучах. Соленая вода теперь не только на веснушках. Ямагучи закрывает глаза, прислушиваясь к себе и шелесту ветра, крикам мужчин, парней и девушек "Мулен Руж". Ко вздохам Тсукишимы - танцору, певцу, продажному парню и смыслу всей его жизни. Куртизан и писака - что из них должно было выйти? Но... Блондин поворачивается к Тадаши. Тот приоткрывает губы. Ветер нашептал нужные слова. Бриллиант не хочет ничего слушать. Но... Ямагучи возвращает того на небо, на землю, к себе. Песня все сказала.And there's no mountain too high, no river too wide! Sing out this song and I'll be there by your side. Storm clouds may gather and stars may collide But I love you, until the end of time.