Небо, не падай

Листья большого дерева покачивались на ветру, мерно шелестя. Крона нежно смахивала с небосвода невидимые пылинки, постепенно окрашиваясь в багряные брызги заката. Небо в этот весенний день было какое-то мутно-синее и низкое, как летающие перед дождём ласточки. Небо, не падай. На ступеньках сидел ребёнок в соломенной заношенной шляпе и, вытянув длинные спички-ноги, ковырял кровящую ранку на разбитой коленке. Осунувшееся бледное лицо покрывали небольшие точки желтоватого света от лучей, пробравшихся в плетение шляпы; на разбитом курносом носу едва заметно темнела россыпь прозрачных веснушек. Глаза, покрасневшие и немного опухшие от слез, чесались и то и дело снова заплывали каплями, которые ребёнок смахивал запястьем, тихо сосредоточенно сопя. Мальчишка стиснул зубы и раздраженно пнул пыль, поднимая небольшое облачко, красиво поймавшее рыжие лучи солнца. Он завороженно приоткрыл рот, отвлекшись от своей болячки, и подтянул колени к подбородку, обхватывая их руками, задумчиво наблюдая за оседающей пылью. Каждый раз одно и то же. Почему он уходил? Больно, обидно? Что вело его сюда — смотреть на это огромное раскидистое дерево, из-под которого летними ночами не было видно ни одной звезды? Ребёнок потрепал замызганный отклеивающийся пластырь, прилаживая его к коже, и тихо вздохнул. Из-под шляпы выбивались мягкие прямые волосы до плеч. Они пушились из-за влажного воздуха и лезли в лицо, но, погруженный в свои мысли, мальчишка этого не замечал. — Опять ты здесь? — дверь за его спиной скрипнула, кто-то прошёл по маленькой разваливающейся веранде, шаркая поношенными великоватыми кедами, и плюхнулся рядом, тяжело вздыхая. — Они снова? Мальчик в шляпе тихо угукнул, хлюпая покрасневшим носом. — Ничего, когда-нибудь они вырастут, — пришедший грыз яблоко и говорил с набитым ртом, краем глаза поглядывая на маленького отшельника. — Не все. В тишине крона дерева зашумела сильнее, более яростно. Пришедший молчал, отстраненно и немного хмуро глядя на покусанное яблоко. Другой ребёнок приподнял край шляпы, загибая его вверх, и повернул голову в его сторону. — Не все, — повторил он. — Может, это и неправда, но мне кажется, я знаю. — Все может быть… — неопределенный ответ. Неопрятные засаленные волосы гостя были собраны в темный расползающийся хвост. — Ты же сам знаешь. Он знал. Поэтому, немного помедлив, перевёл взгляд на чужое бледное худощавое лицо. — Знаю. — Помнишь, — мальчик потер веснушчатую щеку, — Лось приходил? Я говорил тебе. — Да. Перед выпуском? — Он часто приходил ко мне, он единственный из взрослых верил в… — мальчик задумался. — В меня. Остальные считали, что надеяться бесполезно. Лось всегда был очень спокойным, но в тот день он нервничал, да и я, если честно, тоже. Точнее, начал нервничать ещё до его прихода, с утра. Паучихи даже запаниковали, кинулись мерить давление и назначили ещё несколько процедур вместе с анализом крови. Потом выяснилось, что по их результатам меня уже можно было переводить в другую палату, — шляпа снова свесилась на лицо. Гость протянул руку и стащил ту с его головы: — Ты обещал рассказать о Лосе. Что он тебе сказал? Мальчишка некоторое время молча смотрел перед собой, гость ждал. — Он сказал, что я пришел к нему во сне. Ветер закрутил пылинки в небольшой вихрь. Небо налилось кровью: солнце уходило за горизонт и в последние свои минуты заливало землю алым. — Смерть, — тихо выдохнул гость. — Смерть, — кивнули ему в ответ. — После выпуска я стремительно пошёл на поправку, но мне начали сниться кошмары. Когда меня перевели в общую палату, Кузнечик выпросил посещение и рассказал мне о случившемся. Я вдруг понял, почему ко мне перестал приходить Лось, почему так опустел Могильник и больше не звучит гитара из соседних палат, почему на окнах больше не сохнут цветы. Я понял это все, и мне стало страшно. Я не мог спать, потому что я видел тех, кого не видел никогда раньше, — мальчишка забрался рукой в карман, вытащил из него мятый лист в клетку и протянул его другу. — Что это? Тот осторожно развернул обрывок и долго молча смотрел на изображение: — Откуда? — Видел во сне. Ты знаешь, что это такое? — Если правильно понимаю, то, да. — Тогда скажи. — Я не уверен. — Мертвец, — названный ощутил на себе пристальный взгляд, и его пробрала дрожь. — Художник ты так себе, но я вижу тут Анубиса — то ли существо, то ли какое-то божество из египетских мифов. Я плохо их помню, мне больше нравились скандинавские. Темноволосый вытащил из-за уха помятую сигарету. Сложный возраст: взрослеешь, но ещё не взрослый. В сопливые четырнадцать лет все только начинается, а хочется уже всего и сразу. Его собеседник тяжело протяжно вздохнул. — Давит? — осведомился Мертвец. — Немного. Они замолчали, наблюдая за прыгающей по двору галкой. — Смерть. — Что? — Ты собираешься терпеть и дальше? — Хламовник трещит по швам. Ещё немного — и стены не выдержат, — на губах появилась едва заметная улыбка. Смерть улыбался. Редко, но улыбался, иногда даже смеялся. Но его глаза не улыбались никогда: — Я уйду. — Говорят, Певчие объявили себя стаей, — темноволосый потер тёмные некрасивые мешки под глазами и кинул огрызок куда-то в кусты. — Они не любят Хламовник, — подметил Смерть. — А Хламовник и не за что любить. — Хламовник не любят даже те, кто в нем живет, — он растянул губы в широкой улыбке, немного обнажая белые зубы. — Зуб даю, спят и видят, как бы удрать, но боятся. — Кого бы это? — Спортсмена, вестимо, — пожал плечами рыжий. — Что они сделали на этот раз? — Пылесос снова стал разбирать свои богатства, вывернул сундук. Тот — страшный, с чердака, — куда он всю эту гадость свою складирует, — Смерть поковырял ногтем царапину. — Я подошел посмотреть, а меня в спину пихнули и закрыли там, — он шмыгнул носом и убрал со щеки слегка подвивающуюся прядь, обнажая изуродованную заживающим шрамом кожу. — Мне щеку рассекло, потому что лицом ударился о бортик тот, металлический чёрный — хоть зубы целы, — ну и колено ободрал. Боялся, что спину повредил, но обошлось, вроде. — Вот как, — Мертвец покачал головой. — Кто толкнул? — Кажется, Пышка, — рыжий склонил голову набок; во влажных стылых глазах отражались последние закатные лучи, становилось прохладно. — Не знаю он ли, но ржал он громче всех. — Он всегда ржет громче всех. — Ага, — Смерть тихо хмыкнул. — Особенно когда меня бьют. Заходится, как больной. — Ну так его никто не трогает, вот и смеётся. — Да он, как три меня, ты попробуй его ударь, сам отпружинишь. Теперь уже рассмеялся Мертвец, но закашлялся, хватая ртом воздух. Он затих, однако продолжил ухмыляться: — Верно говоришь. — Я просидел там с завтрака до ужина, — рыжий снова посерьезнел. — Им стало скучно, потому что я сидел тихо, и они стали толкать сундук, но потом потеряли к нему интерес, только кто-то подошёл и шепнул, что ключ потеряли. Пылесос бухтел, что некуда его сокровища прятать стало, но его никто не слушал, говорили, что «ключик в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в шоке». — Юмористы. — А то, — Смерть нервно взъерошил волосы. — Они убежали ужинать, я остался один, и мне стало совсем страшно. Принялся колотить в крышку, но затем устал и просто позвал. — И тебя услышали? Он кивнул: — Да. Я услышал копошение и стук, а затем тяжёлая крышка подалась и открылась. — Любишь ты интриговать. Ты ждешь вопросов? — Мертвец вытянул ноги, его сероватая кожа была покрыта небольшими язвочками и странными, похожими на круглые вмятины, рытвинами. Рыжий кивнул: — Жду, конечно. — И… Кого же ты увидел? — Оказалось, в Чумной уже добрые пару часов жались ушами к стене, пытаясь понять, что происходит у нас. Сиамцы топали на ужин, но услышали меня, когда выходили из Четвёртой, и, дав разворот, заглянули в Хламовник. Я и не знал, что когда-нибудь буду уважать в человеке умение взламывать замки. — Они выпустили тебя и… всё? Смерть широко ухмыльнулся. — Не совсем, но мне смешно рассказывать, — он сел по-турецки и сделал глубокий вздох. — Рекс приволок целую коробку с крысами и побросал их в сундук, мол Шакал их стащил в Чумную со всего дома, говорил, нужны умные домашние животные, а Слон и два кота оказались с этим не согласны, — рыжий хохотнул. — Макс говорил, они уже одну коробку прогрызли и разбежались по комнате, — он сбился, — в смысле крысы, а не два кота и Слон. — Вот Спортсмен обрадуется… — Ну да, мы же ещё развинтили сам сундук. Мертвец непонимающе приподнял брови, и Смерть продолжил: — Если они решат попинать его ещё, он рухнет, как карточный домик, и кто-то найдёт себе интересное занятие на ближайшие несколько дней. — Они тебя порешат, — с сомнением протянул темноволосый и хихикнул. — Так сундук заперт был, а ключ потерян. Как бы мне было его открыть? Не иначе, высшие силы вмешались и отомстили, — рыжий прыснул. — Ну в крайнем случае перегрызутся сами, если ключ все-таки был у кого-то из них. — Они и так тебя боятся, а ты ещё и запугиваешь. — Боятся и бьют, бьют и боятся. Надоело, — Смерть раздраженно засопел и снова подтянул колени к лицу, ткнувшись в них носом, но затем тихо добавил. — Рекс предложил переходить к ним. — Если ты вернешься за вещами в Хламовник… — Я уже перенес свой рюкзак в Чумную. — Оперативно, — одобрил Мертвец. — Рекс сказал, что уйдёт из четвёртой, когда ему дадут новое имя. — Стены уже говорили об этом. Он не останется в Чумной надолго. И все же, почему я тебя искал. Сейчас вижу, что не зря. Небо постепенно темнело и бледнело, по крыше веранды застучали тяжелые капли. Небо, не падай. — Эти гадости, то, что они делают — это их способ бороться со своими страхами. Чтобы выжить здесь, тебе нужно измениться, — Мертвец говорил спокойно, немного лениво. Его некрасивое отечное лицо не выражало ничего, но живые глаза чуть поблескивали в остатке света. Смерть молча смотрел на друга. Меж его бровей пролегла небольшая озадаченная морщинка, рыжие маслянистые волосы обрамляли бледное худое лицо и прикрывали шрам. — Ты притягиваешь их внимание к себе, своим глазам, к имени. Заставь их поверить в то, что Смерти нет. Заставь почувствовать себя в безопасности. Они будут рады забыть, лишь бы не бояться. Где-то вдалеке сверкнуло небо, и заворочалась, заурчала, начинаясь, гроза. Смерть молчал. — У меня есть кое-что для тебя, — Мертвец вытащил что-то из кармана и протянул рыжему. — Очки? — тот с интересом покрутил их в руках. — Мы с Викингом копались на чердаке прошлой ночью, нашли много всего интересного на Меняльный день. Я хотел оставить их себе, но потом понял, что тебе они будут нужнее, — темноволосый неотрывно смотрел в чужие глаза. — Поэтому оставь себе и никому не отдавай. — Мертвец, — Смерть провёл пальцами по серебристым потертым дужкам и, надев очки, посмотрел на товарища сквозь зеленое стекло. — А, если Смерти нет, то кто есть?  — Дом рассудит.