Глава о пропущенном градоначальнике Салтыкова-Щедрина

Зимой 1818 года город Глупов всполошился, узнав некоторую новость: в город приезжает новый градоначальник. Жители были в ожидании; они ещё не видели своего будущего градоначальника в глаза, а уже ликовали и сетовали о том, какой же всё таки будет этот человек. Несколько жителей даже сочинили про него песни, настолько они были счастливы и нетерпеливы; другие выкрикивали уже не пойми что, "приукрашивая" заранее нового градоначальника: и высокий, и руки золотые, и красавец удалой и многое другое. Как же все были довольны! Приехал этот человек наконец в город Глупово, но не явился сразу на глаза своему народу- заперся у себя в спальне по прибытию и не выходил несколько недель. Стража носила ему еду из кухни, просовывая в небольшое отверстие внизу двери, а окна были вечно зашторенные, что и расстраивало людей, даже как-то пугало. Народу не понравилась такая "встреча" с градоначальником, посему решили как-нибудь да уличить момент, когда же градоначальник Иванов Никодим Осипович выходит из своей спальни, ведь не может человек так долго просидеть в своей спальне, да ещё и без солнечного света. Но этого не понадобилось, так как ровно через неделю после этих событий Иванову надоело прятаться в своей маленькой каморке и решил показаться своему же народу. Он объявил дату и время, когда жители города должны подойти к его дому, чтобы увидеть наконец приезжего человека. В людях снова запылало любопытство, как будто снова объявили о приезде градоначальника; все забегали, запрыгали, задёргались, словно им на месте не сидится, и всё смотрели на часы, когда же наступит то самое время. В нужное время и в нужный день у большого красивого балкона у дома Никодима Осиповича собралось много-много жителей. Все толпились, толкались, глаза были устремлены только на балкон. - Покажись, градоначальник! Умница наш, спаситель наш!- кричали наперебой глуповцы, чуть ли не забираясь по стенке от всеобъемлющего волнения. И тут все просто ахнули от удивления, а ликование быстро прекратилось среди жителей города. Наивные и изнеженные люди увидели на балконе совсем невысокого человечка, будто бы ребёнка, стоящего важно и гордо перед удивлёнными людьми. Он выглядел, как считал сам Никодим Осипович, так жизнеутверждающе и вместе с тем так душераздирающе смешно, как считал народ, что по жителям Глупова прошёл тихий смешок, переходящий в более громкий смех. Иванов молчал, в ожидании обводя своими маленькими детскими глазками народ. Наконец он сказал своим писклявым и немужественным совершенно голосом: - Отныне я буду вашим градоначальником! Благодаря мне этот город будет лучше и проще, как и его законы! Будете смеяться надо мной- повесить, будете чавкать во время трапезы- тоже повесить! На всё один исход, никаких больше поблажек! Ох, как всё трудно!..- и ушёл восвояси. В недоумении люди смотрели на непустующее ранее место, почувствовав после такого сильного смеха ещё больший страх перед новым градоначальником Ивановым. Припугнутые первой речью Никодима Осиповича, все пошли своей дорогой по домам, стараясь какими-нибудь путями забыть о только что услышанных словах. После своего выступления статский советник Иванов начал усердно работать над новым сводом законов, а точнее быть, переделывать старые законы под свой лад, делая их короче в объёме. Несколько пунктов были даже соединены в один, такие как убийство, грабёж свежевыпеченного пирога с подоконника, мошенничество, насмешка над ростом градоначальника и всё в таком духе. Объём законов всё уменьшался и уменьшался, его наказания были всё изощрённей и изощрённей: за ложь близкому человеку противоположного пола могли лишить двух пальцев левой руки, а за кражу чужого скота могли только дать 20 щелбанов по лбу. Последующие дни жители Глупова боялись выходить на улицу и вообще что-либо делать в своём же городе. Улицы опустели настолько, что не было слышно совершенно ничего, только пустота. Бездомные псы и кошки и то сидели тихо по своим норкам, будто бы зная, что будет, если они хотя бы мяукнут или гавкнут в неположенном месте, а уж если сосиску попросят у кого бы то ни было, то жди расправы. Все начали жить тихо и даже слишком скрытно, сидя в своих домах и каждый раз залезая в книжечку, где описаны все-все законы и их наказания. Люди жили в постоянном страхе за то, что могут получить за малейшую провинность. К следующему собранию градоначальник смог уменьшить свод законов в три раза, чего никогда не было и не могло быть за всю историю Глупова. Книжечка со всеми законами города была настолько маленькая и шрифт был настолько мелкий, что если поставить её вертикально на пол, она не будет превышать роста самого градоначальника города. Именно этого и добивался сам Никодим Осипович, так как очень ревновал, что какие-то законы выше самого главы. Теперь перейдём к самому собранию- в нём присутствовали все жители городка, не исключая маленьких жадных крыс, ворующих крошки с пола на кухнях жителей, и бездомных собак и кошек, которые, было ощущение, больше всего прислушивались к словам своего градоначальника. Во время собрания жители находились всё также внизу, а Иванов находился на балкончике, возвышаяся, как лев, перед своей стаей. - Теперь законы доступны и понятны всем, кому не лень!- радостно и гордо провозгласил писклявый прежний голосок, к которому все уже успели привыкнуть, и поднимая небольшую книжечку в руках. Но тут весёлое пребывание духа Никодима Осиповича прервалось возгласом одного из жителей Глупова, стараясь обратить на себя внимание главного: - Законы-то понятны нам, понятны, а вот сенатский указ никому не ясен! Я ведь прав?- спрашивал уже у народа один из жителей, осматривая ближе стоящих с ним людей. Все начали кричать и утвердительно кивать головами, смотря то на спросившего человека, то на градоначальника. Все были в ожидании ответа, поднимая неистовую шумиху среди всего этого недопонимая. - Успокойтесь! А ну быстро успокойтесь, иначе всем по 100 ударов плетью!- кричал злобно Иванов, чуть ли не с пеной у рта и горящими глазами смотря на того самого жителя. Все тут же успокоились и опустили взгляды в землю, так как не хотели быть избитыми плетью. - Я... обдумаю ваш вопрос уже сегодня и уже через неделю издам более точный сенатский указ, вот увидите! С этими словами градоначальник метнулся в свой кабинет, сев за свой высокий от подложенных книг стульчик и смотря в пустой листок. Жители разошлись по домам, уже менее побаиваясь Никодима Осиповича, так как знали, что тот не выйдет из своего кабинета, пока не напишет новый сенатский указ. Дни всё шли, а он не выходил из своего кабинета, закрывшись там без сна и отдыха. Только страже было разрешено приносить ему завтрак и ужин, от обеда бедный градоначальник отказался. Жители в то же самое время волновались за него, начиная придумывать всякие небылицы: что градоначальник давно бросил дело и просто заперся в очередной раз у себя в кабинете, как это было по приезду в город; другие утверждали, что тяжёлые думы его ещё больше уменьшили и сейчас он бегает по всему дому ростом в дюйм, пытаясь найти выход. Жители были правы лишь в том, что градоначальник не унимался и правда проводил время в тяжёлых думах, напрягая свои брови и устремляя тяжёлый взгляд на всё ещё пустой листочек на столе. В одну тёплую и тихую летнюю ночь 1819 года раздался громкий и ошеломительный взрыв, от чего все жители повыскакивали из своих постелей и удивлённо вытаращив глаза на улицу. Везде был выключен свет, кроме кабинета градоначальника. Несколько жителей пошли проверить, что это был за страшный взрыв, словно сама земля была в гневе, но так и не найдя источника шума, отправились по своим кроватям. Наутро стража как обычно приносила завтрак в кабинет Никодима Осиповича. Постучавшись в дверь, ответа не последовало, что и насторожило стражу. Тогда те вошли в кабинет со словами: - Господин Иван...- и не смогли договорить. По всему кабинету были раскиданы беспорядочно лоскутки от одежды градоначальника, а его растрёпанный парик вместе с головой валялись на полу. На столе лежал листочек с последними черновыми записями, недописанными градоначальником Ивановым. Стража сказала жителям, что их градоначальник скончался от натуги над усилиями постичь сенатский указ и написать его доступным для всех языком.