The blood on his fingers.

Амалия сидела на краешке кровати и смотрела в окно. Заходящее солнце окрашивало все вокруг каким-то волшебным светом, и она подумала, что волшебство и красота, должно быть, придуманы в один день. Закат, птицы, ветер, порой ворчливый, а на самом деле очень веселый народ, который жил тут, удивляли красотой и волшебством-именно они отделяли этот город от всего мира, чтобы он всегда оставался неизменным и счастливым… Вздохнув, девочка достала толстую тетрадку, в которой она записывала свои мысли — не для того, чтобы увековечить их в назидание людям, а просто чтобы высказать словами все, что терзало и мучило, и тем облегчить свою душу. Амалия взяла ручку и аккуратно вывела: «Человек». Немного подумав, она стала строчить следующие строки: «Дорогой дневник! Я хочу поговорить о людях. Какие они? Есть люди богатые и бедные, есть счастливые или злые… Но есть люди одинокие или несчастные. Но из-за чего они такие грустные? Несчастный или злобный человек не так очевиден другому человеку своей несчастливостью или злобой. Он маскируется, прячет себя. И неясное взрослому человеку прекрасно известно нам, детям. Наверное, из-за того, что мы не умеем обозначать словами, мыслями видимое нам?» Амалия перечитала написанное и положила тетрадку под подушку. Она взглянула в окно. Скоро начнется новый день и с ним еще и еще много таких же скучных дней… Вдруг девочка увидела человека, идущего по улице. В ссутулившейся темной фигуре, размашистой походкой удаляющейся от кинотеатра, было что-то трагическое, какое-то пронзительное одиночество. Человек остановился. Только теперь Амалия могла разглядеть его. Это был парень, сколько ему было лет сложно сказать. На нем был черно-белый свитер в полоску, лица же не было видно. «На жирафа он похож, — подумала она, разглядывая парня. — Нет, он даже выше жирафа будет!» И действительно, этот странный и какой-то нескладный человек был очень высоким, гораздо длиннее других людей, которых видела Амалия. Он был довольно худым и издалека он, наверное, напоминал березу. Объект слежки резко повернулся к окну, где сидела Амалия. Он не моргающими взглядом стал изучать девочку. Правый глаз у парня был красным, а зрачок — узким. У второго вместо зрачка был крест. Глаза у человека горели уже с будто бы какой-то злобой. Пасть раскрылась в оскале и сверкнули заострённые передние клыки. Амалия вздрогнула и отодвинулась от окна. Ей стало как-то жутко от этой игры в гляделки. Девочка зевнув, посмотрела на часы. Было ровно двенадцать часов. Натянув на себя огромную рубашку, которая была больше ее в три раза, Амалия плюхнулась на кровать. Завернувшись в огромное одеяло, которое весило в два раза больше ее самой, она закрыла глаза. Амалия никогда не лежит долго в кровати, внимательно изучая потолок, она не размышляет с закрытыми глазами, представляя перед внутренним взором то, что может произойти и то, что не произошло. Сон для нее — лишь необходимость, и если бы она могла, то избавилась бы от сна как такового, чтобы оставалось больше времени для куда более важных дел. «Было бы здорово, если бы кто-нибудь меня удочерил, наверное хорошо иметь маму или папу…» — подумала Амалия проваливается в измененное состояние сознания, иначе — в сон.