Не бросай меня

Остановив автомобиль, Итачи вышел, негромко хлопнув дверцей. Приятная прохлада тенистых аллей спасала от изнурительного зноя середины лета. Этот высокий, хорошо сложенный и, по всем меркам, очаровательный молодой мужчина с тоской в бездонных черных глазах оглядел очертания родного дома. Высокие стены и огромные окна, все так же, приветливо, манили к себе. Бледно-голубой цвет двери ярким пятном выделялся из-под терракотовой крыши веранды. Поместье и окружающие его постройки заметно разрослись с тех пор, как он был здесь последний раз, что свидетельствовало о процветании семьи Учиха и ее успехе в бизнесе. Итачи покинул отчий дом сразу, как только поступил в университет, тогда ему и семнадцати не было. Собственная квартира в центре столицы не имела ничего общего с этим внушительным, монументальным особняком. И только теперь он понял, как сильно скучал по этой уединенности и почти интимной тишине пышных садов, окружающих дом надежной стеной. Учась на юридическом факультете, Итачи пришлось взять на себя бразды правления небольшой адвокатской конторой отца, желающего расширить свое влияние в столице. Сам он не любил шумные города и предпочитал уединение сельской жизни, так что все свои чаянья возложил целиком на старшего сына, единственного, кто пошел по его стопам и решил продолжить семейные традиции. Не прогадал. К окончанию обучения Итачи создал успешное предприятие, нанял достойных профессионалов, с которыми делил годы обучения, и собрал компании Учиха внушительную клиентскую базу. Он и не помышлял вернуться в родной дом. Дела в столице складывались столь удачно, что лучшего будущего для себя Итачи не видел, однако возраст и здоровье отца, а также наследственный бизнес, потребовали его возвращения. Фугаку Учиха, человек строгих правил и норм, выражающий своим внешним видом вопиющую суровость, но умеющий быть кротким и нежным с любимой супругой, собирался отойти от дел и передать все старшему сыну. На младшего он надежд не возлагал. Саске всегда был своенравным и весьма характерным молодым человеком. Даже будучи целиком закутанным в пеленки он добивался того, чего хотел. А хотел Саске лишь одного — признания и одобрения брата. Когда учеба и постоянная занятость отняли Итачи у еще маленького Саске, он и вовсе отбился от рук. Окончив школу, Саске так и не решил в каком направлении двигаться дальше и уже три года пребывал в поисках. Одно время он хотел стать хирургом, другое — военным, третье, и вовсе - художником. Все знали, что Саске желает отыскать нишу, в которой бы преуспел больше, чем его старший брат, однако душа Саске была столь непостоянна, что любые занятия ему вскоре наскучивали и он погружался в меланхолию, делаясь раздражительным и несговорчивым. В такие моменты он запирался в своей комнате и никого не впускал, кроме лучшего друга с младенческих лет — Узумаки Наруто. В свои двадцать, в глубине души, Саске продолжал быть маленьким и капризным ребенком. Фугаку уже успел отчаяться дожить до того дня, когда Саске возьмется за ум и найдет себе достойное место в обществе. Однако и совершенно ничтожным Саске назвать было невозможно. С его обширным кругом интересов он разбирался во многих областях и никогда не отказывал отцу в помощи, если таковая требовалась. Его острый и хлесткий, точно удар кнута, ум могли создать из него выдающуюся личность, знай Саске, какое место занять. Если Фугаку интересовала лишь карьера его детей, то мать семейства Микото мечтала совсем о другом. Самая красивая женщина их префектуры, кроткая и деликатная, щедро поделившаяся своей неповторимой красотой с обоими сыновьями, она мечтала лишь о том, чтобы и у Итачи, и у Саске сложилась семейная жизнь, как когда-то у них с отцом. Микото рано вышла замуж, как только родители посчитали, что ей пора обзавестись мужем. Ее руки просили многие, но покорить сердце надменной красавицы смог лишь Фугаку, причем и по ныне этот суровый мужчина не мог осознать, чем заслужил такую честь. Он был далеко не красив, да и с возрастом черты его лица не делались более привлекательными, строг и часто раздражался. С Микото они производили удивительный контраст и совершенно не смотрелись вместе. Однако в искренности их любви друг к другу и преданности можно было не сомневаться и теперь. Зная, насколько хороша бывает совместная жизнь, Микото мечтала, чтобы и ее дети смогли насладиться этим счастьем. Пусть не Саске, но Итачи уже давно пора было обзавестись семьей. Микото так сильно ждала этого часа, что иногда просыпалась, услышав топот маленьких ножек, воображаемых внуков. Все подруги Микото и их дочери были готовы на все, даже поубивать друг друга, лишь бы заполучить в зятья или мужья, кого-нибудь из братьев Учиха. Микото была крайне горда тем, что ей приходилось отгонять настырных невест от собственной двери. Она напускала на себя гневный вид и выдворяла девушек за пределы поместья, а вернувшись в дом, тихо радовалась, словно школьница. С отъездом Итачи в столицу подобные случаи прекратились и несколько лет они жили в относительной тишине, пока Саске не пошел в старшую школу. Тут-то все повторилось вновь и тропа невест к их дому не успевала зарастать. Совсем недавно Микото стала свидетельницей очередной сцены, на одном из благотворительных балов, куда с огромным трудом затащила младшего сына. Подкупило Саске лишь то, что отец не мог сопровождать мать, знаменитую меценатку города, по причине занятости. Две девушки, окружив Саске, горячо спорили о том, кому из них он принадлежит и кому должен улыбаться. Сам же Саске стоял с таким выражением лица, точно желал провалиться сквозь землю и больше никогда не показываться на поверхности. Положение спас Наруто, он всегда вытаскивал Саске из сложных ситуаций с противоположным полом. Наруто, как и его мать Кушина — супруга недавно избранного мэра города — не отличался молчаливостью и терпением. Они всегда говорили лишь то, что думали, никогда не пытались лукавить. В высших кругах общества подобные манеры сочли бы оскорбительными, но Микото была рада иметь такую подругу, как Кушина, при которой не нужно было притворяться и держать марку. Сейчас, заметив в окно автомобиль старшего сына и, не скрывая радости видеть его лицо, Микото отчетливо осознала, что должна женить Итачи и как можно скорей, пока он снова не решился бросить отчий дом ради собственной свободы. У Микото на примете имелись несколько кандидаток, которые, по ее мнению, могли понравиться Итачи, и она была готова начать это опасное сражение. Конечно, требовалась значительная доля хитрости, чтобы Итачи не догадался, что его мать занялась сводничеством, но она обязана была воплотить свои мечты в реальность. Открыв дверь, она с оглушительным криком радости бросилась на шею старшего сына, крепко обвивая тонкими руками его мощные мышцы. Оставалось лишь гадать, где Итачи успел приобрести столь внушительный рельеф, совершенно незаметный под строгим угольно-черным костюмом. — Мама, — несколько озадаченно, протянул Итачи, не ожидав от нее такого всплеска радости, и легонько приобнял ее за талию. — Я тоже рад тебя видеть. — Не настолько, очевидно! — возразила Микото и нехотя отстранилась от сына. Ее черные, такие же как у Итачи и Саске глаза, блестели тысячами звезд, а губы подрагивали. Женщина была готова разрыдаться от счастья. Любовно, словно Итачи не был живым человеком, а призраком ее грез, она разглядывала его возмужавшее лицо с гладкими, правильными чертами. Его тонкий, прямой нос, большие, чуть вздернутые уголками кверху глаза, которые становились похожи на кошачьи, стоило ему лишь немного сощуриться. Тонкие, вздымающиеся ко лбу брови, как крылья птиц, плотно сжатый волевой рот и мужественный подбородок. Микото была готова поклясться, что никогда, даже будучи младенцем, ее сын не был так красив, как теперь, став настоящим мужчиной. От него веяло надежностью и твердостью, совершенной защитой и глубоким пониманием. Она утерла рукавом темно-синего платья, выступившие на глаза слезы. Никогда им не понять, какую гордость испытывает мать, видя, как ее сыновья взрослеют и мужают. — Мам, давай только без слез, — предупредил Итачи. Он никогда не мог видеть слез матери, даже если те были от счастья. В его памяти, Микото всегда улыбалась особенной, ласковой улыбкой и такой должна была оставаться. Слезы — признак горечи, а именно ее Итачи не хотел для женщины, подарившей ему жизнь. — Прости, — она виновато отвела взгляд, смахивая с длинных ресниц оставшиеся слезинки, и вновь обратила к нему взор. — Просто, я так давно тебя не видела, что едва могу поверить глазам. — Ты ведь знала, что я еду. В моем появлении нет ничего удивительного, — парировал он. Микото нахмурила тонкие брови, но предпочла промолчать. Ей ли не знать, что Итачи не любит чрезмерного проявления нежности. Микото вновь осмотрела его с ног до головы, ища возможность сменить тему и избавиться от ненужных и совершенно лишних извинений. Впрочем, долго искать ей не пришлось. — Твои волосы стали такими длинными, — заметила она и Итачи не смог сдержать почти незаметной улыбки. Эта давняя дилемма, успевшая приобрести оттенок комичности, никогда не оставляла в покое его мать. Когда Итачи был маленьким, Микото самым тщательным образом следила за его внешним видом. Будучи женщиной занятой и постоянно появляющейся на публике, она хотела, чтобы и ее сын выглядел подобающим образом. Перед каждым значимым для городской знати мероприятием, она водила Итачи к парикмахеру, содержать прическу в надлежащем виде. Итачи чувствовал себя в то время собачкой, которую модница носит в сумочке, но ничего не мог возразить. Чуть повзрослев, он понял, что прическа — трата важного для образования времени и перестал стричься, совсем! Это повергло Микото в шок, но даже у мужа она не нашла поддержки. К шестнадцати годам волосы у Итачи были такими длинными и густыми, что ему черной завистью завидовали все девушки, хотя и были влюблены в него по уши. Перед отъездом в столицу, Итачи отрезал свой внушительный хвост кухонным ножом, якобы за тем, что устал от них. Микото одобрила его решение и взялась выбросить ненужные «патлы». Впрочем, это она сказала сыну, сама же собрала волоски и, скрепив их заколкой, надежно укрыла от посторонних глаз. Когда ей становилось особенно тоскливо по сыну, она вынимала его волосы из коробки и обматывала вокруг шеи, представляя, что Итачи был рядом с ней. — Не вижу смысла их обрезать, пока они не мешают, — пояснил свою позицию Итачи. Впрочем, Микото и не сомневалась, что именно эти слова он скажет. Итачи был слишком занят, чтобы уделять время стрижке. Она знала это и понимала. Знала и то, что отсутствие у него времени и порой сил принимали за собственный неповторимый стиль. Некоторые даже пытались ему подражать, но для этого нужны были волосы Итачи: густые и черные, как вязкая смола. Микото не смогла удержаться от соблазна, коснуться гладких, как шелк, прядей волос сына. Собранные в низкий хвост, по его обыкновению, длиной волосы достигали самых нижних углов лопаток. Итачи такое проявление материнской любви, показалось чрезмерным, но он не стал ничего говорить, не желая ее расстроить. На глазах Микото вновь блеснули слезы. Положение спас Фугаку. Его широкоплечая, массивная фигура, твердым шагом двинулась от открывшейся двери особняка. Так и не дождавшись, когда сын соизволит проявить к нему внимание, Фугаку пришлось выйти ему на встречу. В противном случае, Микото и вовсе могла не отпустить того от своей груди. — Как я посмотрю, ты вознамерилась держать Итачи на улице и не допускать в дом? — высказанные шуточным тоном претензии мгновенно вернули Микото в привычное состояние. Она виновато взглянула на мужа и поспешила ретироваться в дом. — Должно быть, ты ужасно голоден! — воскликнула она, исчезая в дверях дома. Итачи, в самом деле, был голоден. Покидая столицу, он выехал ранним утром, желая избежать пробок на дорогах. Однако середина лета зазывала жителей крупных городов к лучшим пляжам Окинавы. И как бы Итачи ни старался предусмотреть все, ему пришлось простоять почти три часа в длинной пробке. Впрочем, с куда большим интересом, Итачи предпочел бы исследовать матрас собственной кровати. Вот только Микото не отпустит его от себя, пока не удостовериться, что сын сыт. Прожив почти девять лет самостоятельно, Итачи научился ценить заботу матери. — Я ждал тебя раньше, — продолжил Фугаку, стоило Микото оставить их одних. Итачи пожал плечами. — Пробки на дорогах, ничего не мог поделать. — Конечно, — согласился глава семьи и прочистил горло. В его узких глазах сверкнула нескрываемая радость и гордость, впрочем, этих чувств хватило лишь на то, чтобы крепко пожать руку старшему сыну. — Пойдем в дом. Здесь ужасающая жара. Итачи не стал возражать, тем более зная, что Саске не станет бросаться на шею собственного брата, а, как всегда, сделает вид, что не замечает его. Так и вышло. Саске чинно восседал на ступенях лестницы второго этажа, под потоком прохладного воздуха от кондиционера, не отрывая глаз от страниц, казалось, весьма занимающей его книги. Пряди длинной челки ниспадали на самое лицо, пряча его от посторонних глаз. Непослушные волосы, которые он никак не мог усмирить, вздымались на самой макушке, венчая голову Саске точно корона. Столь же колкие, как и волосы Саске, глаза смотрели неприветливо. Это выходило у него само собой, и вовсе не значило, что Саске был зол или разгневан. Таким образом он выстраивал вокруг себя стену, стараясь не допускать посторонних в его маленький мирок. Итачи не стал поддаваться на умелую игру Саске, направился сразу к нему. — Даже не поприветствуешь брата? — укоризненно спросил он, заставляя Саске поднять глаза и обратить на себя внимание. Саске фыркнул, словно его преследовала назойливая муха. — Можно подумать, здесь есть чему радоваться. — Захлопнув книгу, Саске встал. Он был почти того же роста, что и старший брат, а, встав на ступеньку, хотел создать впечатление куда большее. Они не виделись с тех пор, как Итачи закончил университет и приехал в родной дом сообщить, что возвращаться назад не намерен. Это известие сильно шокировало Саске, и сейчас он верил, что отец не сможет заманить Итачи в родной город никакими ухищрениями. Итачи слишком сильно любил собственную свободу. — Мы оба знаем, что не пройдет и месяца, как ты сбежишь в столицу! — В этот раз все иначе, — заверил его Итачи, не скрыв легкой улыбки, за один вид которой Саске был способен простить все свои обиды. — Я вернулся навсегда. Скрестив руки на груди, не желая верить, Саске пристально смотрел на брата, словно вынуждая того сознаться в заведомой лжи. Итачи его надежд не подтвердил, а лишь протянул руку и всклокочил непокорные волосы на затылке младшего брата. Такого унизительного поступка Саске не ожидал и, надувшись, точно мышь на крупу, отшатнулся. Вызвав в глазах Итачи искорки смеха. — Не смешно! — рыкнул он, уязвленный в самой гордости. — Мне не пять лет, чтобы продолжать так вести себя со мной. — Не пять? — Итачи пожал плечами. — На мой взгляд, ты нисколько не изменился с того времени. Пропустив смешок, Итачи оставил брата дуться и гневаться, направившись к матери. Микото суетилась вокруг стола, накрывая приборы и скатерти, пока заметно постаревшая кухарка суетилась у плиты. Итачи помнил вкус и запах пирожков, выходящих из-под рук старой Мисы, и ужасно скучал по этим дням. В городе у него не было времени на то, чтобы заниматься готовкой. Даже не обзавелся подругой, способной устранить этот недостаток. Последние пять лет он вообще не помнил своей жизни. Дни и месяцы слились в памяти в единое полотно, без выходных и перерывов. Обессиленным он добирался до своей кровати и засыпал, как только голова касалась подушки. Ничего другого делать ему не удавалось и вполне понятно, что Саске хранил на него обиду. Теперь же все должно было стать иначе. Итачи собирался доказать брату и себе, что семья для него гораздо важнее работы. — Ох, Итачи-сан! — морщинистое лицо Мисы расплылось в довольной улыбке. Торопливо утерев руки о фартук, она поспешила к нему навстречу. — Вот уж не думала, что доживу до того времени, когда вы вернетесь домой. Причитая, Миса позволила себе разрыдаться. Микото одернула ее. — Некогда лить слезы, Миса. Итачи голоден! — Микото не злилась на служанку, в конечном итоге она помогала растить обоих ее сыновей, но боялась, что сама пуститься в слезы, если Миса не прекратит рыдать. — Простите, — буркнула кухарка, вытирая влажное от слез лицо фартуком. — Сейчас я вас накормлю, Итачи-сан! Такой стряпни, поди, ни в одном столичном ресторане не сыщешь. Сейчас, сейчас. — Сущая правда, Миса. Ни в одном ресторане не умеют так готовить, как ты, — Итачи сказал чистую правду. На самом деле, если бы не просьба отца принять бизнес, Итачи сам бы вернулся, чтобы поесть нормально. Расплывшаяся в довольной улыбке, Миса вернулась к нарезке овощей, проверяя подошли ли кокосовые булочки в духовке. Итачи же занял стул. — Смотрю, Саске не стал более сговорчивым, — Микото поставила перед ним приборы и подняла взгляд. — А ты чего ожидал? Бросил его здесь, совсем одного. Фугаку постоянно требует от Саске, чтобы тот занялся образованием. Почти ни во что его не ставит. Зато тебя превозносит, словно само совершенство! — С этим отец явно погорячился. Я поговорю с ним и попрошу относиться к Саске с должным уважением. — Давно пора! — нахмурилась Микото. — Саске и рад бы заслужить поощрение от Фугаку, но ты сам знаешь, насколько несносным он бывает, если что-то идет не по его сценарию. Мне кажется, именно этим он отбивает у Саске всякий интерес к дальнейшему образованию. Саске не глуп и ему вполне по силам заниматься той же работой, что и ты, вот только… Она не договорила, но Итачи и сам все понял. С такими настроениями, что неустанно проявлял отец, Саске всегда будет в тени Итачи. С этим следовало бороться и как можно скорее. Если все случиться так, как предполагал Итачи, он сумеет вытащить Саске из скорлупы и привить ему любовь к юриспруденции. Итачи не собирался держать брата на коротком поводке, но и не станет открещиваться от его помощи. Итачи уже готов был заверить мать в своем успехе, но его прервал скрип двери, ведущей из кухни во внутренний двор поместья. — Наконец-то! — всплеснула руками Миса, торопливо принимая полную корзину помидоров из рук молоденькой девушки. Она прятала лицо за россыпью длинных черных волос. Одета она была в обычное летнее платье, темно-синего цвета. Микото не любила ярких оттенков в одежде, это казалось ей вычурным и вульгарным, хотя и к униформе прислуги никогда не предъявляла суровых требований. Итачи внимательно рассматривал девушку: тонкую, изящную. Она держалась удивительно прямо и гордо, выдавая хорошее воспитание далеко не самой дешевой женской школы, до сих пор хранящей традиции приличности высшего сословия. Поступить в такое заведение сейчас мог любой желающий, но вышколенные манеры не так легко было спрятать. Она быстро ретировалась с кухни, не сказав ни единого слова, даже не взглянула в сторону Итачи. Подобная поспешность, по мнению Итачи, свидетельствовала о бегстве. — Кто это? — не удержался от вопроса Итачи. Он знал всю прислугу в отчем доме, кроме этой девушки. Занимаясь много лет защитой своих клиентов, Итачи приучился обращать внимание на самые мелкие детали. Микото сделала вид, что не поняла его вопроса. — О ком ты говоришь? — ее длинные ресницы задрожали, а Миса подозрительно хмыкнула. — О девушке, что только что заходила, — пояснил Итачи, не понимая, отчего мать так заметно нервничала с простого вопроса. — Ах, это… — она засмеялась. — Прости, я так привыкла к ее незаметности, что не придала значения. Это Каи, помощница Мисы на кухне. Я подумала, что Мисе потребуется помощь. Кухарка, точно по команде, потерла колено. — Это правда, госпожа Микото. Ноги уже совсем не те, что в молодости. Итачи понимал, что они лгут, вот только причин этой лжи не находил. Уж перед ним мать могла и не таиться, он никогда не выдал бы ее, даже если Микото из жалости взяла в дом новую прислугу, ничего не сказав отцу. Впрочем, все эти вопросы быстро покинули его голову, стоило на столе оказаться овощному рагу с запеченной рыбой и салат с помидорами и маринованными грибами. А на десерт, источающие умопомрачительный аромат, кокосовые булочки Мисы. Утолив голод, Итачи не стал задерживать мать и откланялся в комнату, надеясь вздремнуть хоть несколько минут. Длительный путь вымотал его и без того уставший организм окончательно, а сытый желудок сильнее располагал ко сну. *** Микото расхаживала по кабинету мужа, точно зверь в клетке. Фугаку никак не мог понять ее трудностей. — Я не думала, что ты вызовешь Итачи ради этого дела! — негодовала она, бросая в сторону мужа уничижительные взгляды. Фугаку снял очки, готовый выслушать все, что она хочет ему сказать. — Это возмутительно, Фугаку! Втягивать в это сына ты не имел права! Достаточно того, что я потакаю твоим капризам! Фугаку покачал головой и потер переносицу. Глаза у него жгло от длительного чтения официальных бумаг, так бестактно прерванного Микото. — Ты ему сказала? — спросил он. Фугаку мог предвидеть реакцию Итачи на его поступок, однако не ожидал слишком бурного протеста. В конечном итоге, они оба занимались тем, что помогали невинным людям добиться справедливости. — Конечно нет! — вспыхнула Микото. — Он счел бы нас выжившими из ума стариками! И был бы прав! Господи, как я позволила тебе себя уговорить и о чем я только думала! — Ты слишком драматизируешь, — попытался успокоить Фугаку жену, но Микото лишь сильнее вспылила. — Драматизирую?! Объясни мне, как я должна реагировать, если с моего же пособничества ты укрываешь в доме беглого преступника! — Каи ни в чем не виновата, — который раз говорил Фугаку. Он продолжал в это верить, но никак не мог найти доказательств невиновности девушки. — Я достаточно хорошо знал ее отца, чтобы не верить в следственные доказательства. Но я уже слишком стар, чтобы бегать по улицам словно собака! Для того мне и нужен Итачи! У него острый ум и свежий взгляд. Пару лет назад у него было такое же дело в столице и наш сын с блеском его выиграл! — Мы не в столице, Фугаку, а в провинции. Здесь слишком многое зависит не от судейской системы, а от мнения элиты. Если у вас ничего не выйдет, на карьере Итачи можно поставить огромный крест! Нет! — в бессильном раздражении, она ударила кулаком по столу. — Я не могу так рисковать репутацией сына. Все останется как есть и не смей втягивать его в свои махинации! Не дав возразить мужу, Микото выскочила из его кабинета, громко хлопнув дверью. Она должна была предвидеть последствия, но радость увидеть сына затмила всякую осторожность. Едва ли она могла рассчитывать на здравомыслие Фугаку. Он намерен заставить Итачи плясать под свою дудку и погубить себя. Она могла заставить Фугаку держать язык за зубами, но это не значило, что Фугаку будет отмалчиваться, если Итачи станет задавать вопросы. Микото решила устроить все сама. Итачи не должен догадаться о том, что происходит в их доме на самом деле. Она так старалась скрыть присутствие Каи в своем доме, отправив ее на кухню в помощь Мисе, и нужно было случиться этому столкновению. Итачи не так глуп, чтобы не заподозрить мать во лжи. Возможно, под впечатлением тепла родного дома, Итачи не станет обращать на это внимание, но дальнейшие встречи следовало предотвратить. Микото нашла Каи в сарае, за домом. Девушка передирала собранные с утра сливы и не собиралась отрываться от своего занятия, пока Микото не показалась на пороге. — Что-то случилось, Микото-сан? — ярко-синие глаза Каи смотрели на нее с надеждой. Каждый день девятнадцатилетняя Каи надеялась, что Фугаку сможет найти доказательства ее невиновности и с нее снимут все обвинения. — Нет, я лишь хотела поговорить с тобой. Каи сразу поняла, о чем именно собиралась говорить Микото. — Мне жаль, что так вышло. Я не подозревала о том, что ваш сын окажется на кухне, — горячо заверила ее Каи. Скрыть присутствие девушки в доме от Саске было просто. Саске никогда не интересовался делами матери и слуг, предпочитал пребывать в уединении и Каи легко удавалось избегать с ним столкновений. За последний месяц Саске даже не догадывался, что жильцов в доме стало на одного больше. Итачи — это уже совершенно другая история. — Я сама виновата. Следовало тебя предупредить, — она подошла к Каи вплотную и сжала ее руку. — Итачи совершенно не такой, как его младший брат. Он может обо всем догадаться в самое ближайшее время, но я сомневаюсь, что он одобрит нашу махинацию. Я уверена, что он придет в ярость, когда все откроется. — И что же мне делать? — спросила недоумевая Каи. Она итак почти не входила в дом, спала в сарае. Но и это было гораздо лучше, чем тюремная камера, в которой она провела последние полгода. — Боюсь, тебе придется быть еще осторожнее и всячески стараться избегать встреч с ним. Вас представили друг другу еще до того, как он уехал учиться, много лет назад. Я боюсь, что Итачи может вспомнить тебя и тогда случится настоящая беда. Каи понимала опасения Микото. Не каждый готов поверить в искренность ее слов. Каи никогда бы не осмелилась причинить вред родному отцу, особенно после того, как умерла мать. Но разве следователю достаточно ее уверений? Никого кроме Каи не было в доме в тот момент, а она не могла даже вспомнить, действительно ли вонзила в него нож. Когда прибыла полиция, Каи держала в окровавленных руках орудие убийства. На нем остались лишь ее отпечатки пальцев. Другие доказательства не требовались. Будучи хорошим другом ее покойного отца, Фугаку сделал все возможное и использовал все законные методы, но девушку отказались даже под залог выпустить. После последнего суда, Каи приговорили к смертной казни. Тогда-то Фугаку и пошел на столь отчаянный шаг. Он организовал ее бегство из тюрьмы и теперь укрывал в собственном доме. Не реже двух раз в неделю, Каи приходилось сбегать через забор и уходить огородами от внезапно наехавших сыщиков. К счастью им ни разу не пришло в голову обыскать дом и довольствовались лишь честным словом Фугаку, что тот понятия не имеет куда девалась его подзащитная. Невозможно выразить словами, как высоко ценила Каи все, что Фугаку и Микото Учиха делали для ее спасения. Однако появление Итачи могло уничтожить ее слишком рано. — Я буду осторожной, — заверила Каи, оглядываясь по сторонам. *** Колкие, черные глаза Саске смотрели в одну точку перед собой, не мигая. Он неторопливо потягивал чай, не обращая внимания на благоухание пышных булочек и тостов с джемом. Саске никогда не любил сладкое, разве что в детстве. С куда большим удовольствием он смаковал вкус терпкого зеленого чая. А вот Наруто поесть любил всегда, даже когда только что поел. Саске старался не смотреть на то, с какой скоростью исчезают с тарелки наготовленные Мисой закуски. Удивительно, но в их доме даже вся семья съедала меньше, чем один Узумаки за присест. Основательно набив рот и стараясь тщательно пережевывать, Наруто завел беседу. Саске всегда молчал и Наруто клялся, что от тишины у него начинается несварение желудка. — Ту девчонку так и не поймали, — бубнил он, разбрасывая вокруг себя крошки. Саске закатил глаза. Наруто интересовался судьбой Каи даже больше, чем его отец. Саске не волновало: виновна она или нет, у него достанет терпения, чтобы узнать конец этой истории, но Наруто не терпелось. Ему приходилось часто бывать в кругах знати с отцом или матерью, и сплетни толпились в его голове лишая парня и без того скудной способности соображать. — Мне нет до этого дела, — отозвался Саске. — Не было бы даже узнай я, что Каи скрывается в этом самом доме. Но, раз ее еще не нашли, то выходит что нашим ищейкам слишком мало платят, а это вопрос к твоему отцу. — Может, хватит обвинять его при каждом удобном случае? — фыркнул Наруто. Саске хмыкнул. — Конечно. Ведь его и так Бог обидел, подарив такого сына. — Какого такого?! — Наруто закашлялся, поперхнувшись тостом с персиковым джемом, коим перемазал все щеки. Еще долго Наруто возмущался, осыпая голову Саске не самыми лестными словами. Говорил, что Саске высокомерный ублюдок и не будь Наруто столь мягкосердечным, то давно перестал бы водить с ним всякое знакомство. Саске его не слушал. Он был далеко от этой комнаты и Наруто, погрузившись в свои собственные мысли. Конечно, Узумаки был слишком глуп, чтобы принять сарказм Саске за правду, а ведь тот и не думал лгать, открыто сказал Наруто где искать Каи. Мать относилась к нему слишком поверхностно, хоть и всегда старалась защищать перед отцом. Саске не нужно было даже выходить из собственной комнаты, чтобы понять, что именно происходит в их доме. Последнее время Микото стала нервничать и всякий раз, когда кто-либо из ее знакомых поднимал вопрос о Каи, она делалась смертельно бледной от ужаса. Микото ждала, что их разоблачат и гордое знатное имя полетит прахом. «Интересно, — думал Саске, покачивая ногой, — сколько времени понадобится его гениальному брату, чтобы понять, что на самом деле происходит в их доме»? — Слышал, Итачи вернулся домой, — голос Наруто вырвал Саске из раздумий. Взгляд ясно-голубых глаз Узумаки буквально приклеился к лицу Саске. Учиха в очередной раз поймал себя на мысли, что Узумаки знает, что происходит в его голове и о чем Саске думает в тот или иной момент. Он кивнул головой. — На совсем? — Говорит, что да, — Саске поставил на столик тонкую фарфоровую чашку, успевшую опустеть. — Но ты не веришь в это, верно? — многословностью Учиха никогда не отличался, будто пытался сберечь чужие тайны. Столь же молчаливым был и его отец, и брат, как помнил Наруто. В детстве и вовсе казалось, что Итачи ни с кем, кроме Саске не разговаривал. Саске тяжело вздохнул, придвинувшись ближе к другу. Он делал так всегда, когда пытался объяснить Наруто сложное математическое уравнение или законы физики. — Помнишь, в детстве мы ловили с тобой теплый южный ветер, чтобы выпустить его зимой? — Наруто кивнул головой. Это было глупо и весело одновременно. Они бегали по пляжу с большими кувшинами, пока не заполнили все ласкающим кожу ветром, а потом еще полгода тщательно следили, чтобы ветер не сбежал. Естественно зимой у них ничего не вышло. Ветер оказался слишком свободолюбивым, чтобы подчиняться двум малолетним мальчишкам. — Итачи и есть тот ветер. Его невозможно заточить в кувшин и держать там вечно. Он найдет способ улизнуть. Наруто многозначительно покивал головой, но едва ли понял полностью, что именно хотел сказать ему Саске. — Ты мог бы поехать с ним. Сомневаюсь, что родители стали бы препятствовать этому, — заметил Узумаки. Самого его эта мысль не радовала. Конечно, Саске заносчивый и высокомерный ублюдок, однако он лучший друг Наруто и расстаться с ним все равно, что вырвать часть сердца. Саске рассмеялся с его предложения. — И что я буду там делать? В столице? Стану для Итачи домработницей и буду готовить? Нет, я найду свой путь. — Почему сразу домработницей?! — возмутился Узумаки. — У тебя ведь неплохо получается распутывать всякие запутанные дела. Ты мог бы помогать Итачи в работе, как делаешь это здесь, для отца. Наруто вернулся к поглощению тостов. Булочек не осталось. Саске смотрел на него непроницаемым взглядом и все не мог понять, насколько вместительная черная яма у него в желудке. — Нет. Без образования отец и близко не подпустит меня к семейному бизнесу. — Так, поступи, — нашелся с ответом Наруто. Саске сузил глаза и стал похожим на затаившегося хищника. — Чтобы признать его правоту и прогнуться под ним? Никогда! Наруто отложил нож, перестав намазывать джем на тост, и наклонился к Саске. — Сколько бы ты не упорствовал и не пытался доказать собственную значимость, признай, что тебе нравится адвокатская практика. Это то самое дело, к которому у тебя лежит душа и мозги работают в этом направлении. Не вижу смысла изводить себя, просиживая зад на диване, если есть прекрасная возможность заняться чем-то особенным и интересным. К тому же Итачи не твой отец, уверен, он пойдет тебе навстречу. Слова Наруто заставили Саске задуматься над собственной судьбой. Однако он не стал бы говорить об этом ни брату, ни отцу. Итачи слишком умен, чтобы не понять, а тогда у Саске мог оказаться внушительный козырь. Если отец заставил Итачи вернуться, то — тут и к гадалке ходить ненужно было, чтобы понять — Фугаку намерен просить помощи старшего сына в деле Каи. Итачи, человека, что предпочел столицу и свободу в ущерб семье. Он даже не подумал поговорить об этом с Саске. Было бы неплохо утереть нос отцу и доказать свою значимость. — Знаешь, — тонкие пальцы Саске сомкнулись у кромки губ в замок. Он смотрел на Узумаки взглядом решительного человека. У Наруто мурашки пробежались вдоль спины. — Давай с тобой сыграем в адвокатов. — Как это? — не понял Узумаки. Уж не собирался ли Саске открывать свою собственную контору, не имея должного образования. — Всего полчаса назад ты говорил о Каи, верно? — Узумаки кивнул. — Вот, пока ее не нашли, давай выясним, на самом ли деле она убила отца? — А ты думаешь, что это не так? — удивился Наруто. — насколько я знаю, у следствия есть четкие основания, чтобы считать ее виновной. — А мотив? — насаждал Саске. Наруто почесал ухо, растерянно смотря на другу. — Ну, она не хотела, чтобы отец женился. Саске улыбнулся, он знал, что Наруто скажет именно это. Впрочем, данной версии придерживались все именитые горожане, закрывая глаза на факты. — Если так, — понизив голос, Саске попытался открыть глаза другу. — Убивать старика следовало до свадьбы, а не через год после. Если Каи не хотела жить в одном доме с мачехой, то могла купить себе дом или квартиру. Их семья не бедствовала, да и мать Каи оставила ей внушительное наследство. — Может причина вовсе не в матери? — Наруто вновь откусил тоста и принялся жевать. Саске ждал продолжения, ему было интересно, что способен вообразить Наруто. — Может, Каи собиралась замуж, а отца не устроила кандидатура мужа. Вспыхнула ссора, ну, а дальше… — В наше время браки так не заключаются. Такугава-сан обязан был принять выбор дочери, даже если ему самому это не нравилось. Да и не слышал я о том, чтобы у Каи был поклонник. — Может, поэтому и не было? — размышляя, Наруто крутил перед лицом тостом. — Она уже была занята. Я никогда не видел, чтобы она проявляла интерес к парням, даже на тебя внимания не обращала, а ты у нас завидный жених! — Саске закатил глаза, но не успел сказать, как сильно ему надоело таковым считаться. Наруто подпрыгнул. — А может она того, по девочкам?! Такугава-сан узнал об этом и пришел в ярость. Может он собственными руками хотел убить дочь, она защищалась. — Хорошая версия, — одобрил Саске. — Вот только у Каи никогда не было романов. Насколько я ее знал, она скорее бы в монастырь ушла, чем вышла замуж или связала свою жизнь с женщиной. Каи слишком сильно боялась скандала вокруг своего имени. Наруто плюхнулся на диван, с досадой поедая тост. — Ну, а твой отец сумел выяснить хоть что-нибудь? — Я не собирался пользоваться его записями, ведь это только сбивает с мысли, однако поговорить лично с Каи сейчас невозможно, — Наруто закивал. Он слышал массу сплетен, когда в гостиной собирались подруги матери и тщательно пересказывал их Саске, но никто даже мысли не допускал, что Каи невиновна. Фугаку считали легковерным болваном, раз он поверил ее россказням, но и не обвиняли рьяно. Пока. Все могло измениться в любой момент, как только Каи найдут. Имя Учиха ни в коем случае не должно быть связано с побегом девушки из тюрьмы. — Я прочел все беседы отца и Каи. Она утверждала, что не помнит ночь убийства вплоть до того момента, как ворвалась полиция и нашла ее с ножом в руках. Днем она была на благотворительном балу, где ее видели множество людей, а потом дома, она ничего не могла вспомнить. — Может ее опоили? — предположил Наруто. У него был знакомый в городе из числа тех людей, с которыми Саске Учиха никогда не стал бы общаться. Некоторое время, до того как Узумаки вмешался, этот парень увлекался запрещенными препаратами. С ним часто случалось, что он не помнил последние часы или сутки жизни. На предположение Наруто Саске пожал плечами. — Если и так, как это доказать? Дом Такугавы-сана опечатан и мы не сможем туда проникнуть, чтобы поискать улики. — Наруто был вынужден согласиться с Саске. Даже будучи сыном мэра это не давало ему права проникать на место преступления. Саске продолжил: — Если Каи не опоили, а потеря памяти является следствием шока? Что, если кто-то проник в дом, с целью кражи, но не знал, что Такугава-сан дома. Между ними завязалась борьба, и грабитель нанес ранение старику. Каи это увидела, спугнула грабителя и пыталась оказать отцу помощь, сходя с ума от страха. Она же могла и вызвать полицию, в противном случае, я понять не могу, как органам так скоро стало известно о преступление. Тело Такугавы-сана даже остыть не успело. — Вполне тянет на версию, — согласился Наруто. — Но и ее доказать мы не сможем. — Верно, — подтвердил Саске. — Одно я могу сказать точно: что бы ни случилось той ночью в доме Такугавы, причины кроются в последнем годе его жизни и второй жене. — И что же нам делать? — спросил Наруто. Ему понравилось исполнять роль сыщика, строить теории и предполагать версии. Он не хотел, чтобы на том все и закончилось. Богемная жизнь слишком однообразна и скучна, чтобы не пытаться найти себе новых, острых развлечений. — Собирать сведенья. Слушать сплетни, как это делаешь ты сейчас, но отсеивать все лишнее и копить голые факты. Мы должны восстановить подлинную картину последнего года жизни Такугавы-сана: изменился ли он после женитьбы? Были ли у Каи проблемы с мачехой? Стал ли Такугава расточителен в средствах, сверх своих привычек? И прочие подобные мелочи, из которых складывается жизнь. Наруто потянулся к карману, чтобы записать в блокнот все озвученные Саске вопросы, но руки его оказались такими липкими и грязными, что он поставил пятно на новом спортивном костюме. Простонав, о том, что мать его обязательно убьет, Наруто бросил эту затею. — Тебе придется ходить со мной на все эти скучные балы, — предупредил Наруто. — Память у меня короткая и я не смогу все записывать. На губах Саске расплылась язвительная ухмылка. — Сможешь, — заверил он Узумаки. — Для этого в телефоне есть функция диктофона. Наруто почесал нос, сморщившись. Он не питал любви ко всем этим вечеринкам и светским раутам, однако Саске настоял именно на том, чтобы Наруто не пропустил ни единого собрания. В любом случае, уговаривал себя Наруто, покидая дом Учиха, он не смог бы отказать матери в сопровождении на все эти мероприятия.