Не бросай меня

Итачи трясло. Впервые в жизни он не сумел совладать с собственными нервами. Нет, его лицо оставалось статичной маской, руки не дрожали, а взгляд все еще покорял своей твердостью, но в груди все ходило ходуном, точно он оказался в центре десятибалльного землетрясения. Он едва находил в себе силы, чтобы не рычать на полицейского в дверях палаты, который слишком медленно вчитывался в его адвокатское удостоверение и не сразу решился позвонить начальнику, чтобы узнать, как поступить. Итачи не мог винить простого офицера в желании следовать прямому приказу: никого, кроме медицинского персонала в палату преступницы не пускать! Не удивительно, что полицейский просто не знал, что делать с внезапно объявившимся под конец второго дня адвокатом. И пока тот уточнял инструкции, Итачи не мог оторвать взгляда от больничной койки за стеклянными стенами. Каи не спала. Она лежала, свернувшись клубком, повернувшись спиной к двери и не шевелилась. Любой решил бы, что она спит, но не Итачи. Он видел, как она спит, наблюдал за ней, за ее расслабленным лицом и телом, когда она доверчиво жалась к его боку или напряженными, перекошенными ужасом чертами, когда ее мучали кошмары. Он знал, что сейчас она не спит и это пугало его. Захочет ли Каи взглянуть на него снова, после всего, что случилось? Поймет ли, что его отвратительная ложь была лишь способом защитить ее от еще большего удара? Он отчаянно нуждался в ее прощении, но сумеет ли получить его? И кто простит его? Сестра, так внезапно обретенная спустя почти двадцать лет своей жизни? Или женщина, которую он полюбил по-настоящему и отпустить которою просто не имел сил? Итачи думал об этом весь день. Он заставлял себя думать о ней, как о члене семьи, как о Саске, но это выше его сил. Даже если она примет это, если смирится — он никогда не сумеет. Итачи заведомо знал, что станет самым худшим братом на свете, без памяти влюбленным в свою собственную сестру. Он понимал и принимал это, и ему было плевать на условности. С собственным сердцем он ничего не мог поделать, но лицо и голос подчинялись его желаниям и он сумеет придать им то выражение и тон, который сочтет нужным. Притворяться и обманывать всю оставшуюся жизнь, но разве ни в этом заключается работа адвоката? — Итачи, ты уже вернулся? — от разглядывания напряженной спины девушки его отвлек голос Кушины-сан. Он раздался еще до того, как тихо закрылась дверь за её спиной. Мужчина повернулся к подруге матери лицом, зная, что по нему невозможно прочесть бурю, бушующую в груди. — Не больше часа назад, — ответил он, не отрывая взгляда от девушки за стеклом. Тихая, неподвижная, почти неразличимая взглядом на фоне больничных простыней, тонкая и изящная, маленькая, одинокая и совершенно беззащитная. Он хотел спасти ее. Хотел жить ради нее, дышать вместе с ней! Мечтал стать для нее всем миром, как она стала вселенной для него, но у него отняли мечту. Отняли ее! Боль, которую он старался подавлять и гнать от себя, забивая голову делами и заботами, врезалась ему под ребра острыми пиками и каждый вдох опалял жгучим пламенем до хрипоты. Ему хотелось броситься прочь, крушить и уничтожать. Спалить весь этот проклятый мир в черном пламени за то, что так поступил с ними. Мужчина знал, что не одного его жжет эта ядовитая боль, что Каи тоже плохо, быть может много хуже, чем ему. Но как он мог помочь ей, если не справлялся с собственными чувствами? Если все его мысли были неправильными? Если он не мог думать о ней иначе, чем о женщине, в которую влюблен до беспамятства?! — Ты, действительно, надеешься что-нибудь найти? Прошло полгода и… — оборвала его мысли Кушина-сан. Итачи и забыть успел, что она рядом и ждет от него адекватной реакции адвоката, а не человека с разбитым в дребезги сердцем. — Улики находят спустя десятилетия. К тому же криминалист, которого я привез, лучшая в своем деле. Так что у нас есть все шансы, — Итачи не нравились сомнения Кушины-сан, но только потому, что и сам он питал их. Никто не мог гарантировать, что улики не уничтожили нарочно и он просто тратит время, сосредоточившись на том, что не имеет смысла. Полицейский покосился на них, слыша слова о уликах и криминалисте, и быстро зашептал в трубку, должно быть, предупредив начальство. От взгляда Итачи это не скрылось, но он не переживал, потому что успел согласовать процедуру с судьей. — Надеюсь, ты прав, — вздохнула Кушина-сан и собиралась добавить что-то еще, столь же оптимистичное, но полицейский отключил телефон и спрятал его в карман. — Проходите, Итачи-сан. У вас пять минут. — Благодарю, — сухо бросил он, открывая стеклянные двери палаты. Кушина-сан осталась ждать в коридоре, чтобы получить первой свежие сведения. Каи повернула к нему голову сразу, едва ее слуха достиг звук открывающихся дверей. Взгляд Итачи жадно впился в ее лицо, видеть которое мечтал весь минувший день. Болезнь оставила на ней свой мучительный отпечаток: бледная кожа, впалые щеки, темные круги под глазами. Он знал, что сейчас Каи много спала, восстанавливая силы после операции, но выглядела так, будто страдала от бессонницы долгие месяцы. Она тоже смотрела на него. Ее невероятной синевы глаза блуждали по его лицу, ни на миг не замирая. Точно не могла узнать его или видела впервые в жизни. Возможно, так было на самом деле, потому что Каи впервые смотрела на Итачи, как на своего брата. — Зачем ты здесь? — голос ее был тихим и хриплым от долгого молчания. Она находилась одна в палате почти постоянно. Лишь изредка заглядывала медсестра. Ей не с кем было обменяться даже единым словом. Но Итачи ее голос показался слаще музыки, отозвавшейся приятным тремором в его груди. Они не виделись не дольше суток, несколько несчастных часов, но, казалось, их разделяла целая жизнь, где для друг друга не оставалось места. Ее глаза все еще представлялись Итачи самым восхитительным зрелищем в мире, вот только в них уже не плескалась хорошо знакомая ему теплота. — Я твой адвокат, — напомнил Итачи, не только Каи, но и себе. Меньше всего сейчас ему хотелось говорить о работе, но время стремительно утекало. Каи вздохнула, прикрыла глаза. На кончиках длинных ресниц Итачи заметил еще не высохшие полностью слезы. — Ты еще не бросил этой затеи? — спросила она, помедлив секунду, чтобы собраться с духом и придать своему голосу твердости. Девушка не хотела, чтобы он догадался, как сильно она напугана и подавлена, как сильно она устала жить в постоянном напряжении и как отчаянно мечтает, чтобы все закончилось, как можно скорее. — Нет. Я никогда не сдаюсь на полпути. — На полпути? — губы девушки тронула горькая усмешка. — Боюсь тебя огорчить, но даже я знаю, что уже все закончилось. Решение вынесено и ничто его не изменит. Через два дня меня выпишут и отправят на электрический стул. Все закончилось. — Нет, — возразил Итачи и, приблизившись к девушке, сжал в сильной ладони ее пальцы. Это прикосновение обожгло его отчаянным желанием. Как бы он не старался загнать свои чувства в самый темный угол, они все равно вырывались из-под контроля находясь рядом с ней. — У нас еще есть время. Сторона обвинения пока не представила ни одного весомого доказательства твоей вины. И когда я найду доказательства твоей невиновности они больше не смогут продолжать настаивать. — Доказательства? — на ее лице отразилось полнейшее недоумение. — Но как я смогу доказать, что не убивала отца? — Это сделаю я, — Итачи коснулся кончиками пальцев ее лба, убирая упавшую на лицо прядь, чтобы она не прятала от него ее потрясающие глаза. Итачи хотел бы ввести ее в курс дела, посветить в разработанный им план, но отведенное ему время стремительно приближалось к финишной черте. — Доверься мне, Каи. Я на все пойду, чтобы вытащить тебя. Ее ресницы затрепетали и девушка не смогла сдержать слезу, скатившуюся по щеке. Итачи поймал каплю большим пальцем и стер мокрый след. Девушка испустила судорожный вздох, когда его палец коснулся уголка ее губ. Итачи с огромным трудом подавил вспыхнувший в груди порыв впиться в ее губы жадным поцелуем. Он так тосковал по ней все это время, знал, что и она чувствует то же самое, но не мог прикоснуться так, как хотел. Отчаянье плескалось в синих глазах напротив и отражало его собственное бессилие. Каи первая отвела взгляд, спасая их обоих от неминуемой гибели. Итачи подавил разочарованный вздох, но так и не отпустил ее руки, словно это прикосновение придавало ему сил. Полицейский, дежуривший у двери в палату постучал по стеклу и жестом показал, что время подходило к концу. Итачи не мог больше позволить себе отвлекаться на чувства и боль, что разрывала его сердце. Он должен был выяснить то, за чем пришел. — Каи, ты звонила кому-нибудь в ночь убийства? — она подняла на него глаза и несколько раз моргнула. Итачи поспешил пояснить, что именно имел в виду: — Полиция заверяет, что у них есть свидетель убийства и, что они могут предоставить его показания. Нам удалось установить личности людей, находящихся в достаточной близости от вашего дома в момент убийства, чтобы стать свидетелями преступления. Саске сейчас опрашивает их. Но был еще один звонок, сделанный из вашего дома, с твоего номера. — Моего? — казалось, девушке сложно поверить в то, что он говорит. — Ты звонила кому-нибудь? Может, это ты вызвала полицию? Она в растерянности покачала головой и облизала пересохшие от волнения губы. — Не помню. То есть, я вообще не помню, чтобы брала в руки телефон в тот день, — между бровей девушки залегла глубокая морщинка, свидетельствующая о напряженной попытке вспомнить. — На приеме у меня бы маленький клатч и телефон в него не поместился, поэтому я оставила его дома. А когда вернулась… Не знаю. Не думаю, что телефон мог мне понадобиться. Я даже не знаю, где именно он лежал. — Значит, — заключил Итачи, — с твоего телефона мог звонить кто-то другой. Но в доме никого кроме тебя и отца не было. От его слов Каи ощутимо вздрогнула и реакция ее не скрылась от Итачи. Он заметно напрягся, впившись взглядом в ее лицо. — В чем дело? — Нет, ничего, — Каи попыталась выдернуть руку из его пальцев, но Итачи не позволил разорвать так необходимый им обоим контакт. Если это единственное проявление нежности и любви, которое он мог себе позволить, то никто не сможет отнять у него эту скромную радость. Даже она. Тем более, что его прикосновения девушке отнюдь не были неприятны. — Ты должна мне сказать, Каи. Если ты что-то вспомнила… — настаивал он. Если бы память вернулась к девушке и она могла рассказать о событиях той ночи то, конечно, они не оказались бы сейчас в столь затруднительном положении. Ее жизнь не была бы поставлена под угрозу и ему не пришлось бы пытаться обогнать время, чтобы спасти ее. Если бы Фугаку обратился к нему с самого начала, времени у Итачи было бы предостаточно, чтобы распутать этот клубок. К несчастью, уже ничего нельзя изменить. — Я не вспомнила, — она прикусила губу, стараясь сосредоточиться. — Возможно, всему виной лекарства, которые мне давали. Я попросила отменить их. Они вызывали у меня кошмары. И я не уверена, что это было чем-то большим, чем просто кошмар. — Но это могло быть и отголоском подавленных воспоминаний, — не согласился Итачи. — Что ты видела в своих кошмарах, Каи? Каи медлила, не решаясь ответить. Девушка не верила, что ее кошмары могут хоть сколько-нибудь пролить свет на произошедшее. Тем более, что и сказать ей, в сущности, было нечего. Ведь ничего конкретного она не видела, только ощущение скребущего душу взгляда на спине. В своем кошмаре, Каи была уверенна, что тоже должна была умереть. Ощущение неминуемой гибели все еще горчило на языке девушке и она подняла на Итачи мечущийся, полный сомнений взгляд, не решаясь придать своим страхам сколько-нибудь серьезного значения. — Каи, — поторопил Итачи. У них оставалось не больше минуты. Полицейский уже протянул руку, чтобы открыть двери и прервать их разговор. Итачи не мог позволить ей и дальше сомневаться. — Что ты видела во сне? — Мне снился отец, — наконец, заговорила она, устремив взгляд вдаль. — Я спустилась по лестнице и увидела отца в гостиной. Всего в крови. Из его горла торчал нож, но он был еще жив. Он хотел что-то сказать, но не смог. Меня била истерика. Я звала на помощь, но никто не пришел, — она облизала губы. От нервов во рту у нее пересохло, а щеки смертельно побледнели. Ее голос становился все тише. — В доме никого не было, но я чувствовала, что на меня смотрят. Этот взгляд, холодный, жестокий, приклеился к моей спине и я ощущала, как он ползет по коже. — Значит, в доме был кто-то еще, — уверился в своих подозрениях Итачи. Теперь он понимал, почему убийца так отчаянно пытался добиться смерти Каи. Она вздохнула, точно вынырнула из глубокого транса. — Я ни в чем не уверена. Это было только ощущение, ничего больше. Я не слышала шагов, тяжелого дыхания, не видела силуэта, скользящего вдоль стены — ничего. Мои слова не могут быть доказательством. — Оставь поиск доказательств мне. Она хотела сказать что-то еще, но слова так и не сорвались с ее губ. Именно в эту минуту полицейский открыл двери, впуская в тихую, отрезанную от всего мира палату шум извне. — Время вышло, Итачи-сан, — заявил тот и поставил руки на пояс брюк с тем расчётом, чтобы быстрее выхватить пистолет, если в том будет нужда. Итачи прекрасно понял жест полицейского, неприкрытую угрозу. Но ничего не возразил. Не было смысла злиться на офицера, тем более, что он просто выполнял приказы вышестоящего руководства. Вопрос о том, что ему, как адвокату, не дают встречаться с клиенткой следовало решать с прокурором. — Да, конечно, — отозвался он. — Дайте нам еще несколько секунд. Полицейский замешкался на миг, но, поразмыслив, согласился и прикрыл двери, снова оставив их одних. Итачи смотрел на лежащую перед ним девушку, все еще сжимая пальцами ее хрупкую ладонь. Каи тоже смотрела на него. Она успела успокоиться, послу описания своих кошмаров и к щекам ее снова вернулась краска. Глаза девушки блестели невыплаканными слезами. — Я так устала, — произнесла она дрогнувшим голосом. — Хочу, чтобы все это скорее закончилось. Итачи знал, о чем она говорит. Он чувствовал ее настроения и желания, как свои собственные. Они так недолго были вместе, но успели стать единым целым. Никто и никогда не станет так внимателен и близок к ней, как Итачи. Но больше между ними ничего не существовало. — Все, кого я любила, покинули меня, оставили одну… — Я не оставлю тебя, Каи, — Итачи ни на секунду не сомневался в своих словах. Ничто в мире не заставит его отвернуться от нее, забыть ее. Он подался вперед, к самому лицу девушки и коснулся губами ее бледного лба. Невесомый, почти целомудренный поцелуй, но Итачи вложил в него иной смысл, горечь от сжигавших его чувств и боль, потому что имел возможности выразить их иначе. — Верь мне. Каи прикрыла глаза, растворяясь в переполнявших ее чувствах. Каи выплакала все глаза, вспоминая тот день, что разрушил последние ее надежды на счастливое будущее. Вспоминая его лицо, его слова, когда Итачи говорил, что никогда не любил ее. Она хотела верить его словам, заставляла себя в ним поверить, потому что они не были настолько жестокими, как правда. Девушка знала, что ее чувства к Итачи останутся прежними и она готова была нести их в себе, но она не думала о чувствах Итачи. До того момента, как его губы коснулись ее лба. Каи все поняла и сердце ее болезненно сжалось в груди, принимая и его боль. Что ее муки в сравнении с его? Ее дни сочтены. Через два дня, когда приведут приговор в исполнение, ее жизнь оборвется, а вместе с ней и боль. Но Итачи придется прожить с этим много дольше. Девушка не верила, что существует вероятность установить истину и найти настоящего убийцу ее отца. Спасти ее могло только чудо, но, видят Боги, Каи не желала этого чуда. Итачи ушел, оставив девушку наедине со своими мыслями и переживаниями. Надежда — единственное, что он мог дать ей в этот момент, но не знал сумел ли. Ему хотелось, чтобы Каи верила в него, ведь он действительно пойдет на все, чтобы спасти ее, даже на убийство. Судьба отняла у него Каи, сделала их любовь невозможно, но больше он ничего не положит на этот жертвенный алтарь — ни единого взгляда, ни единого прикосновения! — Как она? Кушина-сан все еще стояла в коридоре у дверей палаты Каи, ожидая новостей. По тому, как были сложены на груди ее руки, как она прикусывала нижнюю губу и теребит нервными тонкими пальцами ворот блузки были понятны все скрываемые ею переживания. Эта женщина тоже переживала за Каи и сочувствовала ей. И как бы не хотелось Итачи сейчас остаться наедине со своими мыслями, он не мог игнорировать ее участливого внимания. — Каи подавлена и готова сломаться. Ей тяжело… — Бедная девочка, — пробормотала Кушина-сан, бросив на нее взгляд через разделяющее их стекло. Каи не смотрела в их сторону. Стоило Итачи переступить порог палаты, она снова отвернулась, натянув легкое одеяло на голову. Полицейский, услышав слова Кушины-сан только фыркнул, пробубнив себе под нос неразборчивым голосом о том, что отцеубийцы заслуживают куда более строгой кары. Смертная казнь — слишком легкий способ расплаты! Деловито поправил кобуру, притороченную на поясе, дав понять, у кого здесь власть, на случай если миниатюрная женщина, метнувшего в него просто убийственный взгляд, решится пустить в ход что-то опаснее взглядов. Ногти, например. Но супруге мэра не пристало опускаться до проявления жестокости на глазах у общественности. Кушина-сан отвернулась от полицейского, предпочитая делать вид, что его не существует. — Удалось что-нибудь выяснить? — снова спросила она Итачи. Молодому человеку не хотелось говорить о своих догадках и подозрениях в присутствие полицейского, который, несомненно, передаст все, что услышит от них начальству. Итачи же хотел оставить свои действия в тайне. Хватит того, что он оповестил судью о проведении независимой экспертизы на месте убийства. Все остальные его шаги должны быть проведены в полной секретности. Убийца не должен догадываться, как далеко Итачи забрался и что откопал. — Хотите кофе, Кушина-сан? Женщина согласно кивнула и, подхватив Итачи под руку, вслед за ним направилась в сторону вестибюля, где располагались торговые автоматы. Кушина-сан протянула руки, принимая протянутый ей стаканчик кофе из автомата. Вкус у него был отвратительный, совсем не то, что привыкли пить в богатых домах этого города, но ничего другого все равно не оставалось. Женщина удобно устроилась на мягком диване возле большого панорамного окна, открывающего изумительный вид на тенистую аллею засаженную высокими вязами и буками. — Благодарю, — произнесла она. Итачи кивнул в ответ. — А теперь расскажи мне все. Быть может, и я смогу быть полезна. Итачи не хотелось делиться своими подозрениями в месте, где обитало слишком много ушей, которым он не мог доверять. Но Кушина-сан являлась ценным источником информации и прекрасным помощником. Разве не она отыскала адрес Мэй, когда даже полиция не могла напасть на ее след? Разве не она рисковала репутацией мужа, пытаясь помочь им? К тому же она не станет ничего утаивать от Итачи, опасаясь нанести вред его репутации или создать о себе ложное представление, как боялась этого Микото-сан и Фугаку. Родители Итачи совершили столько ошибок, таясь от него, будто он мог вышвырнуть их из своей жизни просто за то, что они оступились. Итачи гордился их решимостью и отвагой, которая, несомненно, требовалось, чтобы осуществить побег из тюрьмы и укрывать Каи на протяжении нескольких месяцев. Насколько Итачи знал мать, она могла пойти на какие угодно жертвы ради своей семьи, но рисковать благополучием семьи ради постороннего ей человека — совсем другое дело. И все же их ложь и неумелые попытки скрыть правду привели к печальным последствиям, изменить которые теперь ничто не в силах. Итачи стоял у стены, подпирая ее широкой спиной. Его пальцы сжимали стаканчик с кофе, но он даже не думал подносить его ко рту. Свободной рукой он потирал уставшие, покрасневшие глаза, пытаясь унять невыносимую резь. Он не спал почти двое суток, но ничто в мире не способно было выгнать его из клиники и уложить в постель. Только не тогда, когда Каи грозила опасность. Если бы ему позволили, Итачи провел бы ночь у постели девушки, только чтобы убедиться, что она в полной безопасности. Он вздохнул и поднял глаза на Кушину-сан. Ее огненно-рыжие волосы ниспадали на плечи тяжелыми волнами, а глаза приковались к его лицу, готовые ловить каждое его слово. — Саске ведь рассказывал, что произошло с решением об отмене приговора? — супруга мэра кивнула, поднося к губам край картонного стаканчика. — Главный прокурор сослался на наличие свидетеля, показания которого они готовы приобщить к делу и этим вынудили верховного судью пересмотреть свое решение. — Если у них был свидетель с самого начала, почему они не опросили его сразу? — недоумевала женщина. Она должна была подумать о всех обстоятельствах дела раньше, еще когда Саске разъяснял им стратегию в гостиной дома Учиха, но Кушина настолько увлеклась отношениями сына и девушки из бутика, что все прочее вылетело у нее из головы. И только сейчас, видя в каком подавленном настроении находится Итачи, она вновь начала вникать в суть происходящего. Кушина слишком хорошо знала семью Учиха. Будучи лучшей подругой Микото еще со школьной скамьи она прекрасно видела силу несгибаемого характера Фугаку и Саске. Итачи она знала хуже, поскольку не видела уже много лет, но о его успехах ее ставила в известность Микото. Итачи сумел создать себе прекрасную репутации в столице, не опираясь на поддержку семьи и связи отца, а потому, что был достоин этого сам, в короткие сроки став одним из самых востребованных адвокатов Токио. Когда другим на достижение таких же результатов требовалась вся жизнь. Итачи знал, чего хотел и неуклонно шел к цели, любые преграды рушились на его пути. Но в этот раз он наткнулся не просто на препятствие, а на стену из чистого гранита. Тяжелая техника оказалась бессильной перед мощью твердыни и единственное, что оставалось, чтобы сокрушить камень преткновения, скрупулёзно искать микроскопическую трещину, расширить ее и заложить в углубление взрывчатку. — Наверное потому, что они понятия не имеют кто это свидетель, — пожал плечами Итачи. Усталость брала свое и ему все сложней становилось формулировать слова в предложения, хотя на остроту мысли это состояние никак не сказывалось. — Обвинение предполагает, что тот, кто вызвал полицию и сообщил об убийстве и есть свидетель, что они смогут его найти и получить показания. — Но Саске говорил, что тебе удалось вычислить всех, кто звонил той ночью? Итачи утвердительно кивнул головой. Черная смоль его волос колыхнулась и на миг закрыла глаза от постороннего взгляда. — Да, и Саске уже успел поговорить с каждым из этого списка. Вот только никакого результата это не принесло, — Итачи замолк и с губ его сорвался тяжелый вздох, точно на плечи его легла неподъемная ноша. Кушина сделала еще глоток кофе, не прерывая его молчания. Она искренне хотела помочь, вот только чем? — Но осталось еще одно имя, о котором я не сказал Саске. — Чье же? — Каи. С ее телефона был совершен звонок в то же время, что и совершено убийство Каойи-сана. — Ты спросил ее об этом? — Кушина подалась вперед, отставив стаканчик с кофе на подлокотник дивана и обратившись в сосредоточенное внимание. — Она не помнит, чтобы звонила, чтобы вообще прикасалась к телефону, и я склонен верить, что она, правда, не брала в руки телефон. Полиция приехала слишком быстро, прежде, чем Каи успела бы собраться с мыслями и понять, что делать дальше. Ее нашли в состоянии шока, а не с холодным блеском в глазах. — Но кто же вызвал полицию, если не она? — недоумевала Кушина-сан. — Возможно, Каойя-сан который, по словам Мэй собирался покончить с собой тем вечером, — Итачи отделился от стены и неспешным шагом прошелся перед диваном, желая разогнать застоявшуюся кровь. Сейчас ему лучше думалось в движении. — А может… — Убийца! — закончила за него мысль женщина, догадавшись, что именно предполагал Итачи. Он кивнул и замер, смотря на женщину, ожидая, что она сопоставит в своей голове и к каким выводам придет. Никто не знал ситуации в городе лучше, чем супруга мэра. И если имелась хоть малейшая возможность того, что Каойе-сану кто-то угрожал и желала смерти, Итачи ухватится за него, как за спасительную соломинку. На минуту между ними воцарилась тишина. Женщина потирала лоб тонким пальцем с аккуратно накрашенным ногтем, точно старалась разгладить морщинку, прорезавшую кожу. Наконец, она спросила: — Зачем убийце было вызывать полицию? Разве это не подвергло бы его опасности разоблачения? — Думаю, это было спонтанное решение, — Итачи снова начал ходить вдоль дивана в одну и другую сторону. Стаканчик кофе уже остыл в его руках, но он не обращал на него внимание. — Вначале, убийца пытался имитировать ограбление. Деньги из сейфа, которые в тот день находились там, пропали. Он спрятал их где-то в доме, потому что вынести было слишком рискованно и человек с сумкой или пакетом мог привлечь лишнее внимание. Скорее всего он начал разбрасывать вещи, чтобы создать иллюзию ограбления, но эти звуки привлекли внимание Каи. Она спустилась вниз и застала отца мертвым. До этого момента убийца не знал, что в доме еще кто-то есть. Тогда он и решил свалить вину на нее. Итачи остановился и посмотрел на Кушину-сан, которая судорожно покусывала губы и сжимала руки у груди от охватившего ее потрясения. Пожалуй, в таком контексте о убийстве Каойи-сана не думал никто, даже Фугаку, так отчаянно стремящийся доказать невиновность Каи. — И для этого вызвал полицию с ее телефона? — спросила она, все еще не осознавая в полной мере коварный замысел настоящего преступника, в существовании которого теперь нисколько не сомневалась. Итачи снова подтвердил ее слова коротким кивком головы. — По статистике, в восьмидесяти процентах совершенных домашних убийств виноват тот, кто вызвал полицию. Совершивший убийство человек считает, что раз он сообщил в полицию о найденном теле, это автоматически снимет с него все подозрения. Полиция давно научилась распознавать подобный фарс. Однако в этот раз у полиции был другой сценарий и они подогнали улики, под его исполнение. Каи стала убийцей, потому что на рукояти орудия убийства нашли ее отпечатки пальцев, но даже не задумались, что ни чьих других нет. Будто могло случиться так, что в огромном доме с кучей прислуги никто, кроме Каи, не прикасался к этому ножу. — Убийца протер рукоять, — ахнув, произнесла женщина прикрывая рот тонкой ладонью. Глаза ее широко распахнулись и она вдруг поняла весь ужас совершенной судебной системы ошибки. Когда Итачи расставлял по местам события той ужасной ночи, все казалось логичным. Если бы он представлял интересы Каи в суде, ее никогда не признали бы виновной и теперь не нужно было бы стараться обогнать время, чтобы отменить вынесенный приговор. — Это все объясняет. — Но не объясняет упорства, с которым прокурор настаивает на справедливости вынесенного приговора. Если только он сам не замешен в этой истории. — Вот здесь я могу помочь, — приободрилась Кушина-сан, довольная, что хоть чем-то оказалась полезна. — Только сегодня мы говорили об этом с Минато. Раньше я не думала, что эти события могу быть как-то связаны друг с другом, но теперь вижу, что иного объяснения просто не существует. — О чем вы? — спросил Итачи, наблюдая за тем, как женщина торопливо допивает своей кофе, словно готовясь к длительному монологу. Кушина вскинула на него глаза из-под ресниц. — О политике, — она облизала еще влажные губы и заговорила быстро, точно боялась сбиться с мысли. — Через два года состояться парламентские выборы и господин главный прокурор, который и ведет дело Каи, решил баллотироваться на этих выборах. Так что уже сейчас ему нужно включиться в предвыборную гонку, создать себе подобающий образ и укрепить репутацию у электората. Несколько недель назад он приходил к Минато и просил того включить его в состав партии, к которой принадлежит мой муж, чтобы обеспечить большую поддержку на выборах. — Понимаю, — Итачи снова потер глаза и все же решил сделать глоток холодного кофе. — Это дело станет первым, на которое обратят внимание журналисты и конкуренты, как только он объявит о себе, как о кандидате. — Но ему придется признать ошибку, если против приговора найдутся веские доказательства. — Да, — согласился Итачи, пряча усталое, бледное лицо в ладонях. — Если. У него есть теория, прекрасная теория, которая с легкостью объясняла бы все странности убийства Каойи-сана, но подкрепить ее доказательствами он не мог. Ни одной веской улики по этому делу так и не было обнаружено. Утром он запросит детализацию звонков с мобильного Каи и, на всякий случай, Каойи-сана. Возможно удастся доказать, что ему угрожали, поскольку все бумаги из его сейфа убийца унес с собой, тщательно подчищая хвосты. Что до мобильного Каи, даже установив, что в службу спасения звонили с ее телефона, это не докажет, что в доме был кто-то еще. Вот почему пропала единственная запись того звонка, чтобы никто не осталось доказательств присутствия убийцы в доме Такугавы. Теперь, по прошествии полугода, даже ведущий дело следователь не сможет с достоверно вспомнить, чей голос слышал на записи: мужчины или женщины. Все, что он скажет о записи, будет только домыслами. У него не было ни одного доказательства невиновности Каи. Однако, отсутствие улик тоже давало положительные плоды. Если прокуратура найдет свидетеля, Итачи сумеет опровергнуть его показания, как подделку, потому что единственным свидетелем из возможных была Каи. Погруженный в свои раздумия, Итачи не сразу заметил, как вибрирует мобильный в его кармане. Не желая совершать ни единого лишнего движения, мужчина все же запустил руку в карман. Брови Итачи удивленно взлетели, когда он увидел на дисплее имя матери. Короткий миг, пока телефон тихо жужжал в его ладони, Итачи пытался придумать причину столь неожиданного звонка. Обычно Микото-сан старалась не отвлекать своих мужчин от работы, а терпеливо ждала, когда ее посветят в подробности. Вот почему поведение матери казалось Итачи странным. Однако он не стал ее игнорировать. — Простите, мне нужно ответить, — поднимаясь с дивана и двигаясь в сторону распашных дверей на улицу, пояснил Итачи. Кушина-сан только кивнула и проводила его взглядом. Чем темней становилось небо над головой, чем ярче зажигались звезды, тем сильнее поднимался ветер, несший с собой темные тучи, уже скрывающие часть неба над побережьем. Ветер играл с волосами мужчины, с листьями, переплетал в сложных узорах тонкие веточки, гонял по пустой парковке обертки и обрывки бумаг, выхваченные им из мусорных урн. Но воздух оставался сухим, хотя и довольно прохладным для этого времени года, а, значит, этой ночью дождя не будет. Скорее всего стихия разразится завтра во второй половине дня или ближе к вечеру. Итачи остановился на краю светового пятна от уличного фонаря и поднял трубку. — Итачи, — в голосе Микото отчетливо слышалась нарастающая паника. Он был готов поклясться, что мать едва сдерживает слезы. — Где ты? Ты сильно занят? — В чем дело? — первое, что пришло ему на ум, что мать и ее супруг решили выяснить отношения и этот разговор привел Микото в ужас настолько, что она решила просить о помощи. Микото никогда не делилась своими личными проблемами даже с сыновьями, но ей и не приходилось сталкиваться с изменами мужа прежде, тем более отяжеленные наличием внебрачного ребенка. Итачи не хотел иметь с этим ничего общего. Он тщетно пытался смириться с мыслью о том, что девушка, которую он любит, его сестра. И всякий раз терпел поражение. Если дело в этом, то матери придется искать поддержки у другого сына. — Вы поссорились? — Нет. Итачи, — на заднем фоне громко затарахтело, и на миг мать замолчала. Потом поспешно продолжила: — У нас полиция в доме. Приехали арестовать отца. Ему предъявили обвинение в организации побега и укрывательстве преступника. Итачи секунды хватило, чтобы переварить услышанное и сделать выводы. — Ничего не говори! Вообще старайся ни с кем не разговаривать. Ты ничего не знала и не видела, поняла? Они не смогут тебе ничего предъявить. — Итачи, прошу тебя, помоги отцу. Его не могут посадить в тюрьму из-за того, что он поступал по совести. Прошу тебя, — теперь женщина не сдерживала рыданий и всхлипы отчетливо слышались в динамике телефона. Итачи сжал кулаки, до побеления костяшек и скрипнул зубами не сумев подавить мгновенно вспыхнувшие чувства. Он старался не думать об отце, даже не вспоминать его имя, вычеркнуть из памяти человека так бесцеремонно растоптавшего его жизнь. Так откровенно лгавшему ему столько времени. Будь Фугаку честным с ним с самого начала, ничего этого не произошло бы. Он не стал бы судить отца за измену двадцатилетней давности, тем более, что она была единственной за всю совместную жизнь родителей. Итачи никогда не позволил бы этой грязи достичь ушей матери, а потому, унес бы тайну с собой в могилу. Знай Итачи правду заранее, он никогда не позволил бы себе полюбить Каи. Никогда не стал бы рабом ее глаз, ее губ, ее теплого дыхания на его коже. Он не позволил бы себе прикоснуться к ней даже пальцем. Но это вовсе не значило, что он не испытывал бы к ней никаких чувств, просто Итачи сумел бы удержать себя вдали от нее. Ей не пришлось бы смотреть на него глазами, полными сожаления и стыда, словно она одна была во всеми виновата. Словно само ее существование — проклятие. Итачи не пришлось бы стать для нее единственным дорогим человеком, который вдыхал в нее жажду жизни и который, в итоге, оставил ее одну отняв последнюю надежду. Он не хотел думать об отце… — Прости, — его голос не дрогнул, хотя внутри мужчины кипела злость. Напротив, казалось, что эмоции полностью выгорели в нем и он говорил, как робот. — Я не могу выполнить твою просьбу. — Итачи, пожалуйста, — мать рыдала и Итачи впервые остался безучастен к женским слезам. — Я знаю, тебя гложет обида, но он твой отец… — Обида? Нет, это слишком ничтожное слово, мама, и, прошу, не заводи разговор на эту тему со мной, — в трубке Микото судорожно сглотнула ком, внезапно вставший поперек горла, когда она уже собралась возразить сыну. Его боль так отчетливо резала слух, что у женщины не хватило силы духа спорить. — Он знал, на что шел и должен был подготовиться. Он отличный адвокат и в состоянии сам о себе позаботиться. Но, если тебе так важно сохранить семейный дух, обратись к Саске. Он прекрасно знает процедуру и с таким пустяком разберется на раз. — Итачи, — он уже собирался отключить звонок, когда голос матери достиг его слуха. — Ты вернешься домой сегодня? В этом простом вопросе она сумела выразить всю свою материнскую заботу и беспокойство о сыне, который давно вырос, научился жить один и не нуждался в чьей-либо помощи. И все же, она хотела быть рядом, чтобы унять его боль, залечить душевные раны, если материнские слезы способны на это. — Не знаю, — сказал он, глубоко вдохнув, чтобы успокоиться. — У меня много дел. Это была ложь, но Итачи прекрасно умел лгать, чтобы даже мать не заподозрила его в обмане. Ей лучше не знать, как низко пал ее сын в сжигающей его злости. Убрав телефон в карман он взглянул на свои руки, с таким чувством, точно они были залиты кровью невинно убиенных младенцев. Его и Каи не рожденных младенцев. Губы его растянулись в горькой, почти безумной усмешке. Он не мог смириться с судьбой, с правдой, которую предпочел бы никогда не знать. Воистину, не бывает счастливых людей, бывают те, которые просто не знают правды. *** Карин бегала по пляжу, подобрав длинные юбки своего платья до колен и выбрасывая в воздух из-под босых ног рыхлые хлопья мокрого песка. Она то забегала в океанские воды по щиколотку, то отбегала обратно, весело смеясь, когда очередная волна накатывала на берег. Саске наблюдал за этим со стороны, с равнодушным и совершенно скучающим видом. Он помнил, как сам играл на этом пляже, когда был маленьким. Они с Наруто проводили на побережье целые дни, предаваясь всяким разным детским играм, которые придумывали тут же. Сейчас все это было далеко в прошлом. Саске морщился и недовольно кривил лицо, когда до него долетали холодные брызги, подхваченные крепчающим ветром. Молодой человек вскинул голову к небу. Пузатую луну наполовину скрыло одеяло перистых облаков, предвещая скорый дождь. Только вблизи океана так остро чувствуется перемена погоды. Карин рассмеялась и пробежала мимо него. Саске раздраженно закатил глаза, недоумевая, как можно находить удовольствие в этой глупой забаве. Такси ожидало их возле въезда на пляж всего в паре сотен метров и молодой человек решил дождаться девушку в машине. Ему не нравилось, как хрустел песок под ногами, не нравилась холодная влажность воздуха и эти проклятые брызги. Саске уже развернулся, чтобы уйти и открыл рот, чтобы, крикнув, предупредить Карин о своих намерениях… Холодная вода плеснула ему в лицо, мгновенно заполнив рот, нос и застлав глаза. Саске согнулся пополам, откашливаясь и отплевываясь. Судорожно вздохнул, вытирая лицо руками. Звонкий смех девушки подтвердил его догадки. — Ты совсем ополоумела?! — зарычал Учиха. Волосы намокли и прилипли к его лицу черными стрелами. Глаза пылали. Никто не смел вести себя так с Саске с тех пор, как ему исполнилось десять, даже лучший друг. Но эта особа… — О, да ладно тебе. Ты вообще умеешь развлекаться? — она остановилась совсем рядом с ним, отбрасывая на спину длинные пряди огненных волос. Ее лицо раскраснелось от бега, а грудь часто вздымалась от сбившегося дыхания. — Ведешь себя, точно старик. — Не твое дело, как я себя веду, — возмутился Учиха и резко выкинул руку вперед, намереваясь схватить девушку. Карин успела предугадать его намерение и, отскочив в сторону в самый последний момент, бросилась прочь. — А ну, стой! — Вот уж нет, — весело хохоча девушка помчалась по пляжу. Ее ноги увязали в рыхлом песке и Карин приходилось высоко поднимать их, чтобы не проваливаться. Юбка ее платья взлетала в воздух, как прозрачное облако. Саске и не думал пытаться ее поймать, он подумывал все же вернуться в машину и дождаться ее там, но Карин внезапно споткнулась и полетела на песок. — Ой, — едва слышно простонала она. Саске, снова закатив глаза, подошел к ней. Карин успела перевернуться на спину, раскинув руки в сторону. Правую половину ее лица и головы покрывал ровный слой песка, точно она примеряла на себя камуфляж. Саске остановился над ней, широко расставив ноги в стороны, для большей устойчивости. Упер руки в бока. Он смотрел на нее сверху вниз с надменным выражением лица. — Идиотка, — изрек он, когда Карин протянула руку, чтобы он помог ей подняться. Лицо девушки, до того выражавшую безмятежную радость мгновенно помрачнело. — Что, прости? — Идиотка, — повторил Саске, взяв ее все-таки за руку и потянув на себя. — Ведешь себя, как ребенок и, посмотри, что произошло. — Это ты так переживаешь за меня? — насмешливо поинтересовалась Карин, принимая вертикальное положение. Теперь Саске приходилось поднимать голову, чтобы смотреть ей в глаза. — Это я так злюсь, — съязвил Учиха, отпустил ее руку и, развернувшись, пошел прочь. Карин смотрела на его спину несколько секунд, а потом парой длинных шагов, нагнала молодого человека. На голову Саске, в его непослушные волосы посыпалась горсть песка. Саске остановился, замерев, не решаясь даже моргнуть. Молодой человек не мог поверить, что она решилась на подобное безрассудство. Руки его сжались в кулаки, парень скрипнул зубами, чувствуя, как хрустит на них песок. Карин тоже застыла, не понимая реакции Саске. На секунду ей показалось, что она перегнула палку и Саске сейчас взорвется от ярости. И была почти права. — Ты совсем из ума выжила, идиотка?! — взорвался он. Карин хватило доли секунды, чтобы понять, что запахло жареным. Она сорвалась с места на мгновение раньше, чем Саске кинулся на нее. Если еще несколько часов назад, увязавшись за молодым человеком Карин хотела знать умеет ли он кусаться, то теперь это желание полностью покинуло ее. Девушка бежала быстро. Ветер хлестал ее по щекам, волосы алым пламенем колыхались за ее спиной. Ноги ее почти не касались песка, так быстро она переступала ими, но ничто не могло ее спасти. Саске неминуемо приближался, хотя его узкие туфли только мешали, зачерпывая длинными носами песок. Карин не успела пробежать даже нескольких метров, когда молодой человек настиг ее. В его черных глаза пылала жгучая ярость, почти такая же, что заставила замолчать Яхико этим днем. Саске схватил Карин за руку и резко дернул на себя, останавливая. Карин, тело которой резко сменило направление, не удержалась на ногах и со всей накопленной инерцией врезалась в грудь Саске. Молодой человек пошатнулся и, сделав пару размашистых шагов задом, тоже не устоял на ногах. Они оба упали, прокатились по песку несколько метров, оставляя на нем замысловатый след. И остановились у самой кромки воды. Накатывающие на побережье волны ласкали их ноги. Карин тяжело дышала, прижатая к мокрому песку сильным телом молодого человека. Дыхание Саске тоже сбилось, а его лицо было настолько близко, что они почти соприкоснулись лбами. В его глазах все еще пылал огонь, распаляющий в Карин вполне определенное желание. — И, что? — она облизала вдруг пересохшие губы, не в силах оторвать взгляд от застывшего, напряженного лица Саске. Его губы, сжатые в тонкую полоску, показались ей особенно притягательными. Она внезапно осознала, что дыхание ее сбилось отнюдь не от быстрого бега, а из-за него. — Утопишь меня за маленькую шалость? Саске молчал. Его руки упирались в мокрый песок по обе стороны от головы девушки. Она не шевелилась, покорно ожидая его решения. Он так пристально всматривался в ее лицо, скользил взглядом по ее губам, что Карин показалось, что он хочет поцеловать ее. Очарование момента продлилось недолго. Прекрасное статичное лицо Саске вдруг искривилось, как от острого приступа зубной боли и он подался назад, поднимаясь на ноги. — Ты меня раздражаешь, — подвел итог своим наблюдениям молодой человек и не удостоив Карин ни единого взгляда ушел, отряхивая песок с брюк и волос. Карин потребовалось несколько коротких минут, чтобы осмыслить произошедшее и усмирить, наконец, дыхание. Этот парень раз за разом удивлял ее, поступая полностью противоположно тому, чего от него ожидали. Всего несколько минут назад он вдруг превратился в галантного кавалера, хотя Карин была готова поклясться, что он это не способен. А теперь, когда она была уверена в его к ней интересе, Саске снова обманул ее ожидания. Карин верила, что прекрасно разбирается в мужчинах, но Саске Учиха ломал все стереотипы. Девушка прикрыла глаза, закусив губу. Что же на самом деле скрывается за его колючей броней? Поднявшись на ноги, отряхнув песок, она поспешила догнать объект своего интереса. Саске стоял у самого края пляжа, в нескольких метрах от автомобиля и говорил с кем-то по телефону. Лицо его было хмурым, но в нем не отражалось злости или горечи, скорее осознание неизбежной опасности. Парень отключил телефон, когда Карин поравнялась с ним и поднял на нее безразличный взгляд. — Наигралась? — в его голосе не осталось ни тени эмоций и именно это заставило девушку понять, что произошло что-то ужасное. — Возлюбленная звонила? — решила разорвать напряжение она. Саске кивнул. — Мама. У нас в доме полиция, хотят арестовать отца за организацию побега и укрывательство опасного преступника. Так что, если хочешь еще повалять дурака, оставайся. Мне нужно ехать. — Я с тобой, — даже не подумала обидеться на столь холодное обращение Карин и первой забралась в машину. *** — Саске! Микото бросилась к сыну с порога дома, едва машина такси остановилась у ворот и свет фар на короткий миг осветил белый гравий подъездной дорожки. Карин выбралась из салона первой, расправляя еще влажные полы платья, которые стали причиной крупного недовольства водителя. Саске задержался, расплачиваясь по счетчику за незапланированную поездку и предстоящую химчистку салона, что, как заверял таксист, непременно потребуется после песка и соленой воды, которой они измазали все сидения. Саске не спорил, когда водитель такси неукоснительно завышал цену, с каждым километром по приближении к дому, у него было достаточно мыслей на обдумывание, чтобы забивать голову глупым спором. Выбравшись из автомобиля, и уладив все ключевые вопросы с водителем, Саске обнял мать, буквально бросившейся ему на шею. — Где они? — Уехали и забрали отца в участок, всего десять минут назад, — глубоко вдохнув, рассказала Микото. Ее черные глаза, широко распахнутые от пережитого морального потрясения все еще не могли сфокусироваться на лице сына. Но его живое тепло и обволакивающее ощущение молодой, несгибаемой силы, действовали на женщину успокаивающе. — Его собираются продержать в участке всю ночь, а утром отца допросит следователь. — Ждать до утра? — удивился Саске, нехорошо прищурив глаза. — На их месте это было бы весьма опрометчиво. Карин все еще стояла чуть в стороне, наблюдая за этой сценой, а точнее молодым человеком. То, как его лицо, с каждым произнесенным Микото-сан словом хмурилось, как расправлялись его плечи, а гордая осанка становилась почти устрашающей. Как сжимались в кулаки его ладони и как метал молнии полный тягостных дум взгляд. Этот молодой мужчина, почти мальчишка, притягивал ее к себе, как магнит. Карин была на четыре года старше Саске и тем более опытная во всем, что касалось взрослой жизни. Она рано научилась заботиться о себе самостоятельно. Набила множество шишек, пока не поняла, что не следует доверять всем взрослым безоговорочно. Работа модели помогла укрепить характер, потому что с такой конкуренцией и жестокостью, что царит в рядах модных агентств выживает только сильнейший. Она рано открыла для себя мир мужчин, но никогда еще не встречала такого, как Учиха Саске. Мэй много рассказывала ей о семье Учиха и Саске, поскольку старшего его брата никогда не знала лично. Но ее рассказы не могли передать даже сотой доли того величия и хаоса, плотно сплетенных в этом человеке, который он источал на каждом шагу. Карин была готова признать собственное поражение — она влюбилась в Учиха Саске, как школьница. Если бы не выработанная годами привычка держать достойно лицо, она визжала бы от восторга всякий раз, как Саске показывался в поле ее зрения. — Да, ты прав. Конечно прав, — во взгляде Микото-сан полыхнула присущая только ей спокойная уверенность. — Учиха своих не бросают. Жаль, конечно, что твоего брата здесь нет. — Его можно понять, — при упоминании брата Саске заметно расслабился. — Я быстро переоденусь и поеду в участок. Если полиция хочет чего-то добиться от отца, то сейчас для них самое лучшее время. — Да, конечно, — отстранилась от него мать и, утерев тыльной стороной ладони вновь нахлынувшие слезы, отступила в сторону, позволив пройти Саске в дом. Молодой человек быстро скрылся за дверью. Карин неуютно поежилась, — мокрое платье холодило кожу, — стоя рядом с Микото. Если она позволит этому парню исчезнуть из своей жизни, то совершит самую большую ошибку.