Не бросай меня

Исихара Тоби позвонил уже ближе к полуночи, когда никто, включая Фугаку-сана не верил, что этот разговор состоится. — Что вы хотите, чтобы я сделал? — поинтересовался министр. Голос его при этом был тусклым и, словно, потухшим. Фугаку сразу догадался, что принятие решения далось Тоби-сама непросто. Ведь на кону стояла не только правда о трагической гибели любимой женщины, она затрагивала репутацию семьи Исихара. Репутацию, на которую работало не одно поколение их семьи. И скандал в преддверии выборов совсем не то, о чем мог мечтать любой политик. Но не только это страшило министра и заставляло его тщательно взвешивать принимаемое решение. Фугаку подозревал, что министр, как любой сын, опасался разочароваться в собственном отце. Эта мысль, так внезапно мелькнувшая в сознании адвоката, заставила его губы скривиться в горькой усмешке. А ведь он сам, не так давно, стал объектом огромного разочарования для обоих своих сыновей. И, если Саске мало пострадал от падения родителя, то Итачи не простит так просто. Только сейчас Фугаку во всей мере осознал, какую пропасть вырыл собственными неосторожными словами. Он не учел интересов сына, а беспокоился исключительно о себе и своем положении в глазах семьи. Эгоист, не пожелавший ни с кем считаться. Вот оно — истинное лицо преуспевающего адвоката из маленькой префектуры. Но Учиха-отец собирался приложить все свои силы, чтобы загладить вину. И первое, что он сделает, поможет сыну спасти возлюбленную. В конце концов, именно это и должен сделать настоящий отец для своего ребенка. В этот раз Фугаку собирался сдержать данное супруге обещание. Он действительно станет самым лучшим отцом! — Мы бы хотели, чтобы вы, господин министр, спросили своего отца, имеет ли он отношение к смерти Нами Такугавы. Не допрашивать, не стребовать, а спросить, как сын отца, понимаете? — усмешка собеседника дала понять, что Исихара Тоби-сама и так много думал об этом разговоре. — Но мы хотели бы иметь возможность слышать этот разговор. — Простите? — недоумение Исихары-самы четко послышалось в динамике мобильного телефона. — Слышать наш разговор… Как вы намерены это провернуть, Фугаку-сан? Уж не спрячетесь ли в шкафу? Его нервный смешок в очередной раз подтвердил в каком нервном напряжении находился министр. И слова Фугаку нисколько не прибавляли мужчине уверенности. Тем более Тоби-сама не желал, чтобы падение его отца стало публичным достоянием. — Вовсе нет, — Фугаку не разделял веселости Исихары-самы и продолжал говорить спокойно и уверенно, желая вселить и министру немного собственной уверенности. — Мы установим микрофон, с помощью которого сможем слышать ваш разговор, словно сами при нем присутствуем. Этот план разработал сын судьи Нара Шикамару и судья полностью поддержал его решение. Сам Фугаку был против. Он достаточно доверял слову министра Исихары, чтобы удовлетвориться его ответом, но, после долгих споров и сам вынужден был согласиться, что прослушка просто необходима. Шикамару справедливо заметил, что Исихара Кадзима-сама мог неосознанно произнести то, что Тоби-сама не поймет или посчитает незначительным, а эти мелкие нюансы как раз и могут стать для их расследования важными данными. — Не волнуйтесь, — поспешил добавить Фугаку. — Ни одно слово не станет достоянием общественности. Это исключительно для служебного пользования. И если ничего конкретного ваш родитель сказать не сможет, запись тут же уничтожат. В этом поклялся судья Нара. Но нам необходимо знать все, чтобы спасти Каи… Имя девушки должно было подстегнуть министра к правильному решению. Ведь когда-то он считал девочку собственной дочерью и с прошествии времени продолжал испытывать к ней теплые, покровительственные чувства. Исихара Тоби долго молчал, раздумывая над словами адвоката и только шумное дыхание давало понять, что собеседник все еще на связи. Потом он вздохнул громче. — А Нами? Вы намерены пересмотреть дело о ее гибели? Нара Шикаку предвидел, что министр сельского хозяйства спросит об этом. — Нет. Смерть Такугавы Нами так и останется трагической случайностью. Возбуждать уголовное дело по факту ее убийства никто не собирается. Тоби-сама снова вздохнул, но теперь в его вздохе чувствовалось облегчение. Похоже, именно этот вопрос не давал мужчине покоя. Исихара-сама желал помочь Каи, н обвинять собственного отца в смерти любовницы готов не был. — Хорошо, — наконец произнес министр. — Я приглашу отца завтра на ужин и мы поговорим в кабинете за закрытыми дверьми. — Благодарю, господин министр, — горячо отозвался Фугаку и в его голосе было столько чувств, сколько он и не подозревал обнаружить в себе. Всего на несколько секунд, но ему показалось, что министр откажет сотрудничать. — Команда техников будет у вас рано утром. Они установят микрофон в кабинете, чтобы мы могли прослушать ваш разговор. — Да будет так, Фугаку-сан. Я доверяю вам. Но, что если мой отец не имеет к этому никакого отношения? Что вы намерены предпринять дальше? — Не знаю, — честно ответил Фугаку и это была чистая правда. Бывший премьер-министр был единственной зацепкой, способной остановить запущенный механизм уничтожения семьи Такугавы. И если эта зацепка никуда не вела, то он просто не знал, что еще можно предпринять и где искать виновника убийств Нами и Каойи Такугавы, а так же намеренного стремления лишить жизни и Каи. Если версия с Исихарой Таджимой тупик, то шанса на спасение у девушки не оставалось. *** Карин остановилась в дверях палаты и подперла плечом притолоку. В этот раз она собиралась с особой тщательностью, представляя, как округлятся глаза Саске, когда она предстанет перед ним. Белоснежное платье в пол полностью скрывало ее ноги и создавало впечатление, будто девушка парит над поверхностью пола, а не ступает по нему. Карин пренебрегла туфлями на высоком каблуке в пользу скромных балеток, но и без них она была выше молодого человека. И эта разница в росте придавала Узумаки некоего, пусть и мифического, превосходства. Она испытывала тайное наслаждение от того, что Саске приходилось смотреть на нее снизу вверх, что с его характером было крошечной, но победой. Она интуитивно понимала, что если свяжет с ним свою жизнь, их взаимоотношения превратится в вечное противостояние — и это именно то, чего желал Саске. Молодого человека не интересовало то, что он мог получить просто так, как не интересовали и девушки не способные дать отпор его жесткому, подчас невыносимому характеру. В Учиха Саске скрывалась душа настоящего бойца и ему не нужна жеманная воздыхательница. Этому мужчине требовалась боевая подруга и достойный противник в одном лице. Девушка усмехнулась, перебросив через плечо тугую косу рыжих волос. Она накрасила губы и густо подвела глаза. Длинные ресницы касались стекол очков. Она выглядела так, что все взгляды устремлялись прямо на нее. Она видела, как сворачивали головы мужчины, пока добиралась сюда. Но Саске… Впрочем, чего еще следовало ожидать от человека, носящего фамилию Учиха? Они всегда сделают все с точностью до наоборот. Саске не видел, что она вошла. Он полностью проигнорировал звук открывающейся двери и продолжал сосредоточенно сбрасывать немногочисленные вещи в сумку используя только одну руку. Вторая рука, плотно притянутая к торсу специальным бандажом в этом деле была для него совершенно бесполезна. Одеты на молодом человеке были только спортивные штаны и Карин любовалась голой рельефной спиной, с четко вылепленными мускулами, пока тот продолжал ее игнорировать. В такой форме одежды не было ничего удивительного. Саске не смог бы натянуть на себя футболку, пользуясь только одной рукой, а характер не позволил бы попросить помощи у медицинского персонала. По этой причине Карин и была здесь. Саске позвонил и просил привезти ему кофту на молнии. Просил он, конечно, мать, но Микото-сан оказалась занята множеством других неотложных дел и просто не могла поехать к сыну сама. Карин вызвалась выполнить эту миссию, заодно поразить воображение молодого человека. Она грезила, как явится к нему в образе бестелесного ангела или неуловимой фантазии и заставит его потерять дар речи… — Выписываешься? — поинтересовалась она, когда молчать и дальше стало совершенно невыносимо. Саске прекрасно знал, что не один в палате. Более того, он знал кто именно стоит у него за спиной, но продолжал старательно игнорировать девушку. Разумеется, Карин не желала играть в его игры. — Ухожу, — коротко бросил он и, выпрямившись, повернул в сторону Узумаки голову. — Ты привезла то, что я просил? Его черные бездонные глаза скользнули по ее лицу, рукам скрещенным под грудью, фигуре. Карин вдруг почувствовала, как вся покраснела под этим пристальным взглядом. С замиранием сердца она ждала, что же Саске скажет после столь тщательного, хоть и быстрого осмотра. Взгляд Саске снова вернулся к ее лицу и… Ничего! Ни один мускул на белоснежном, будто скрупулезно вылепленном лице не дрогнул. В его глазах не отразилось даже крошечной вспышки восхищения или удовольствия, которое ему доставил ее вид. Молодой человек продолжал смотреть на нее безучастным, пристальным взглядом, ожидая, когда она соизволит ответить на его вопрос. Карин фыркнула и закатила глаза. Отстранилась от притолоки, которая поддерживала ее все это время и шагнула вглубь палаты. За ее спиной тихо скользнула дверь, закрываясь. Девушка протянула ему пакет в котором и находился необходимый ему предмет одежды. Не скрывая своего раздражения, красавица буквально впихнула пакет в единственную здоровую руку молодого человека. На короткий миг лицо молодого человека искривилось от боли. Эту мимическую фразу можно было принять за легкую судорогу или вообще не заметить, если смотреть не настолько внимательно. Но Карин смотрела и видела. Девушка сразу поняла, что Саске продолжают мучать боли в прооперированной руке, а он продолжает отказываться от болеутоляющих. Каждое движение, даже очень осторожное, причиняет ему мучительную боль. И при этом, он собирается домой? Не удивительно, что он не обратил внимания на ее внешний вид. В мгновение ока злость и раздражение испытываемые ею улетучились. В карих глазах зажглась неподдельная тревога. — Ты уверен, что сбегать из больницы хорошая идея? — Карин достаточно хорошо изучила Саске, чтобы понять, что отпускать его никто не собирался. — Здесь мне больше нечего делать, — холодно отозвался он. Повернулся к кровати, на которой все еще громоздилась раскрытая сумка. Он вытряхнул кофту из пакета и принялся разворачивать ее здоровой рукой. — Но хотя бы помогут справится с болью, — резонно заметила она. Он ничего не ответил, набросил кофту на плечи и попытался всунуть здоровую руку в рукав так, чтобы не сбросить кофту с плеч. Разумеется у него ничего бы не вышло и Карин поспешила придержать предмет одежды, чтобы молодому человеку было удобнее. Саксе проигнорировал и это, просунув руку в рукав и принялся бороться с собачкой молнии, намереваясь застегнуть ее одной рукой. Карин закатила глаза. Его упрямство или чрезмерная гордость иногда неимоверно раздражали. Девушка спокойно отвела его руку в сторону, на короткое время прикоснувшись к его ладони, та была сухой и твердой. Даже авария и тяжелая травма не сумели сломить его. Их пальцы соприкоснулись и Карин показалось, что он легонько сжал подушечки ее пальцев. Но это прикосновение было настолько мимолетным и зыбким, что она сомневалась с точной уверенностью сказать, произошло ли это на самом деле или она себе нафантазировала. В его глазах она тоже не могла получить подсказки. Саске продолжал смотреть на нее своим фирменным, безразличным взглядом. Вернувшись к своему занятию, девушка опустила взгляд и легко справилась с непослушной молнией, застегнув ее до самого подбородка молодого человека так, что пострадавшая рука оказалась скрыта под тканью одежды. Она снова взглянула на него и вдруг поняла, что они стоят очень близко друг к другу. Будто Саске придвинулся, пока она возилась с молнией. Ее грудь почти в плотную прижата к его груди и хотя Карин была выше, сейчас, смотря в его черные глаза, почему-то ощущала себя ничтожно маленькой. Нет, ей определенно нужны высокие каблуки, чтобы спастись от него! Она взглянула на его спокойное невозмутимое лицо, на плотно сжатые губы… Она еще помнила какие они, если прижаться к ним губами. Если подарят поцелуй… Карин была не из робкого десятка, но Саске мастерски выбивал почву у нее из-под ног одним своим присутствием. Могла ли она думать, что в свои двадцать четыре испытает нечто подобное к высокомерному засранцу вроде Учиха Саске? Но правда такова. Она робела и краснела перед ним, словно школьница, хотя сменила ни одного молодого человека. И виной всему был тот поцелуй. Если бы Саске не поцеловал ее вчера, она сумела бы сохранить холоднокровие перед ним. Если бы… Его лицо было так близко, казалось он вот-вот поцелует ее. Карин прикрыла глаза. Трепетное ожидание пичужкой билось в ее груди. — Сумку возьми! Приказной тон его голоса вырвал девушку из романтической неги и буквально швырнул в холодную безразличную ко всему реальность. Карин вздрогнула и открыла глаза. Саске стоял уже у самой двери и выжидающе смотрел на нее, как смотрят на собаку, которая должна исполнить команду. — Что? — Карин опешила и не сразу собрала разбежавшиеся мысли. — Сумку возьми. Мы уходим. Девушка смотрела на него и все еще не понимала, что происходит. Ощущение предвкушения поцелуя все еще жило в ней и заставляло медленно подрагивать кончики пальцев. Но умом Карин уже понимала, что Саске просто развлекается за ее счет. Что же, она была готова и к такому повороту событий. Он никогда не сделает то, чего от него ожидают. По этой причине он все еще не поступил в университет, хотя учебные заведения должны были драться друг с другом, чтобы заполучить такого студента. Но это именно то, чего от Саске ожидали. И она попалась на эту удочку. Как глупо… Она повернулась к больничной койке и, скрыв лицо от его взгляда толстой косой, быстро справилась с замком на его сумке. Забросила ее на плечо. — И все же, ты уверен, что это хорошая идея? — она пыталась делать вид, что ничего не произошло. Что разочарование не жгло дыры в ее груди. Повернулась к нему и замерла. Саске смотрел на нее, будто старался разглядеть в ней что-то особенное. То, чего и сама Карин не ожидала в себе найти, но он знал, что это «что-то» там, глубоко у нее внутри. — Что твой брат думает по этому поводу? — Он думает, что я уже не маленький и в состоянии принимать решения самостоятельно. И нянька мне не нужна, — рыкнул он, но грубость слов сгладил тембр голоса. Он говорил, казалось, с придыханием. Вибрирующие нотки в его голосе заставили мурашки бегать по спине девушки. Она вздрогнула, но Саске не заметив этого, продолжил: — На самом деле, Итачи нужен кто-то, кто станет представлять интересы Наруто, когда Якуши Кабуто снова возьмется пытать этого балбеса. — И этим кем-то непременно должен быть ты? — Никого другого нет, — пожал плечами Саске. — Но это ведь его работа, — не унималась Карин. Ей отчаянно хотелось, чтобы Саске понял всю глупость собственного поступка и остался в клинике. Девушка ужасно переживала, что решение покинуть больницу нанесет здоровью молодого человека непоправимый вред. — Это я втянул Итачи в дело Наруто, так что сам виноват, — он вздохнул и на несколько секунд прикрыл глаза, словно они ужасно устали. — К тому же ничто в мире сейчас не заставит его оставить ее одну. Карин, на языке которой уже крутилось очередное возражение, запнулась. Она не думала, что Саске рискует здоровьем не ради себя и своей прихоти, что это необходимая мера. Помочь брату, который тоже получил травму после аварии и все еще нуждался в кислородной поддержке, пусть и не так часто, как накануне вечером. Помочь другу, которого обвинили в убийстве полицейского и покушении на двойное убийство и который не мог предоставить доказательств собственной невиновности. И, самое главное, помочь девушке, которую уже дважды пытались убить за последние полгода. Все же в нем жила благородная душа. — Ты злишься? — спросила она не понимая каким образом эти слова сорвались с ее губ. Точно рот открывался против ее воли. Саске поднял на нее глаза, весь обратившись во внимание и Карин уже не могла отмахнуться от этого вопроса. — Злишься, что Итачи-сан бросил все, ради Каи? Саске молчал некоторое время раздумывая над ее вопросом. Хотя Карин ждала совершенно иной реакции. Ей казалось, что молодой человек полностью подтвердит ее слова. Скажет, что считает решение брата слабостью и это его ужасно раздражает. Однако, Саске снова удивил ее. — Нет, — наконец произнес он и в глазах его отразилась твердая уверенность. Он действительно верил в то, что говорил. — Я понимаю его. Я поступил бы так же. Не дожидаясь ее ответа, Саске развернулся, открыл дверь и покинул палату, быстро зашагав по коридору. Карин так и осталась стоять с широко распахнутыми от удивления глазами. Она не могла поверить, что Саске ответил именно так. Она не могла представить Саске, такого, каким он сейчас предстал перед ней. С Итачи было проще. Старший брат все же разительно отличался от Саске характером. Итачи умел быть жестким и даже жестоким, когда это требовалось. Но с теми, кого он любил, Итачи был на удивление мягок и нежен. Саске же больше походил на своего отца и предпочитал прятать чувства, чем выставлять их напоказ. Вот почему Карин было так тяжело представить Саске, для которого женщина стала центром вселенной. Ради которой он готов отринуть весь остальной мир и сидеть подле ее ног. Сколько же у него граней? Перебросив сумку на плече, Карин поспешила догнать молодого человека. Они вышли в просторный холл посередине которого располагалась стойка регистрации за которой сейчас находилась только одна медсестра и она совершенно не обращала внимания на проходящую мимо парочку. Впрочем, вряд ли их действительно можно считать парой. Кем они вообще приходились друг другу? Карин устало вздохнула, прожигая спину молодого человека недовольным взглядом. Учиха вел себя с ней, как последний хам с самого первого дня их знакомства и нет причин для того, чтобы отношение его поменялось. И все же, Карин казалось, что вчерашнее происшествие должно было повлиять и на него. Однако Саске оставался точно таким же, как за день и за два до аварии. Возможно, всему виной препараты, которыми накачивали Учиха во время операции и после. Скорее всего он совершенно не отдавал себе отчета, когда поцеловал ее. И девушке не стоило думать об этом иначе. «Ничего не было, Карин. Забудь», — уговаривала она себя, продолжая смотреть в широкую спину Учиха. Но как бы не пыталась внушить себе необходимость отстраниться, Саске уже прочно окопался у нее под кожей и вытравить его оттуда она вряд ли сумеет. Что же, пусть будет так. Иногда боль прекрасный стимул, чтобы наконец начать двигаться вперед. — Саске-кун? Она выскочила из бокового коридора, будто цветочный вихрь: розовые волосы, зеленые глаза, красивая форма губ и четкие контуры скул. Не настолько, чтобы профессиональный фотограф захотел запечатлеть ее лицо на свою камеру, но и дурнушкой эта девушка не была. Карин вспомнила, что уже видела ее в этой клинике не один раз. Сакура Харуно студентка медицинского вуза, будущее протеже госпожи Цунаде Сенджу. С таким покровителем девушку ждало великое будущее, если, конечно, она не совершит глупость и не бросит учебу ради сиюминутных чувств. Но лично с ней Карин знакома не была. Не посчитала нужным знакомиться со всем персоналом и придавать ее присутствию значения. Сакура Харуно была частью этой клиники, декорацией и только. Во всяком случае, так казалось Карин до этого момента. Сейчас Сакура не была на дежурстве. Ее розовые волосы, которые обычно она собирала в хвост, рассыпались по плечам, обрамляя худощавое лицо. Карин вскользь заметила, что девушке стоит больше заботиться о коже лица: из-за переработок и недосыпа та казалась серой и сухой, с сетью морщинок вокруг напряженных глаз и плотно сжатого рта, делая ее старше, чем девушка была на самом деле. Стройные ноги обтягивали белые бриджи, сверху белый топ, под темно-красным, почти бардовым пиджаком. Светлые босоножки. Она действительно старательно подбирала одежду. В руках девушка держала прозрачный пакет из ближайшего супермаркета. Но вместо привычных апельсинов, яблок и прочих фруктов, которые обычно приносят пациентам, в пакете находились помидоры самых разных расцветок и форм. Карин удивленно моргнула и только теперь сообразила, будто до этого момента не могла даже подумать о чем-то подобном. Сакура Харуно в свой выходной пришла в клинику специально, чтобы навестить Саске! — Саске-кун, ты куда-то идешь? — глаза девушки впились в лицо молодого человека, потом опустились ниже, просканировали поврежденную руку, очертания которой просматривались под плотной тканью кофты, упали к ногам, заметив уличную обувь. Лицо девушки нахмурилось, брови сошлись у переносицы и она снова вернула напряженный взгляд к лицу молодого человека. — Тебя выписали? Не помню, чтобы тебя готовили к выписке, Саске-кун. Тебя ждет еще несколько недель реабилитации. Что происходит? — Не твое дело, — коротко бросил Учиха, которому совершенно не нравилось, что пришлось столкнуться с Сакурой и то, что она собиралась навестить именно его, тоже не стало для него тайной. Никто другой в этом городе не мог похвастаться такой отчаянной любовью к помидорам, как он. Он напрягся, предчувствуя неприятный разговор. С Сакурой всегда было так, она приходила к нему, а он указывал ей на двери и теперь ничего не изменилось. — Но ты не можешь уйти просто так! — возмутилась она и шагнула вперед. Она протянула руку вперед, должно быть собиралась коснуться его или взять за руку, но Саске не позволил этого и остановил порыв девушки одним единственным взглядом. Сакура охнула и отступила на шаг. В ярко-зеленых глазах зажглась боль и обида, они заблестели слезами. Карин хотелось исчезнуть. Она поняла, что стала свидетелем чужой огромной любви и от осознания этого делалось не по себе. Возможно потому, что сама Узумаки не могла похвастаться столь же длительной привязанностью к кому бы то ни было, (а в том, что Сакура уже очень давно влюблена в Саске можно было не сомневаться). А, возможно потому, что сейчас не была в состоянии испытывать к девушке хоть каплю сочувствия. Ей хотелось уничтожить Сакуру Харуно, хотя лично Карин эта девушка не сделал ничего плохого и от этого становилось только горше. Узумаки поправила сумку на плече и поспешила оставить их одних. Ей не хотелось слышать, как Сакура станет признаваться в любви Саске. Не хотелось чувствовать ненависть к этой девушке и самому Учиха. Не хотелось понимать, что она мелочная дура, ревнующего парня с которым у нее ничего нет! Она обошла застывшую друг напротив друга парочку стороной, оставшись для Сакуры совершенно незамеченной. Будущее светило медицины никого не видела, кроме молодого человека перед собой. Карин бросила на нее только косой взгляд, скользнув по лицу — Сакура кусала губы, с трудом сдерживая слезы. Слезы — слабость, подумала Карин, а Саске не любил слабостей. В это мгновение она ощутила жалось к Сакуре, но это чувство было настолько крошечным, что его можно было спутать с изжогой. — Ты не можешь уйти просто так, Саске-кун, — голос Сакуры дрогнул. Чем дольше она смотрела в холодные глаза своего любимого человека, тем сложней становилось сдерживаться. Он снова рвал ей сердце на части, а Сакура все никак не могла остановиться, будто мазохистка. Она ведь видела вчера, как Саске целовал другую, но умудрилась убедить себя, что это ничего не значит. Ведь Саске не был праведником или монахом, разумеется у него были отношения и с другими девушками, в этом нет ничего удивительного. Это всего лишь очередное приключение, которое останется позади. Она видела краем глаза, как скользнула мимо тень, но не потрудилась повернуть в ее сторону голову. Сейчас все внимание Сакуры приковал к себе Саске. Что-то тревожное билось в груди и стягивало внутренности в тугой узел. Казалось, моргни она хоть раз и Саске навсегда исчезнет из ее жизни. Но ведь такого не может быть! — Ты навредишь себе, если прекратишь терапию и проигнорируешь реабилитацию. Ты никогда не сможешь восстановить руку, Саске-кун! — он хмыкнул. Сакура не могла знать, что с куда большим удовольствием Учиха отрезал бы бесполезную руку, чем пытаться заново научиться ею пользоваться. Девушка облизала губы и с всхлипом втянула воздух, понимая, что ее слова не произвели должного эффекта. — Я же беспокоюсь о тебе, Саске-кун! — Не нужно, — голос Саске прозвучал совершенно иначе, чем можно было ожидать. В нем была теплота и своеобразная забота вместе с усталостью и тоской. Сакура вскинула на него глаза, резко заморгав, прогоняя слезы. — Обо мне есть кому беспокоиться, Сакура, и это не ты. Сакура охнула, пакет с помидорами выпал из ее рук и те покатились по полу в разные стороны. Девушка зажала рот ладонью, зажмурилась, пискнула, опустив голову. По щекам текли горячие слезы. Саске не предпринял попытки утешить девушку. Любой контакт с ним Сакура выворачивала на свой собственный лад и Саске не хотел давать ей очередную ложную надежду. В конечном итоге не только он страдал от пагубной зависимости Сакуры Харуно, но и она страдала. Она должна была остановиться. Молодой человек делал все возможное, чтобы она поняла, наконец — между ними ничего не может быть! Сакура не желала слушать его. Она не оставила ему выбора. Саске никогда не стремился осознанно причинить Сакуре боль, хотя она и порядком доставала его, но, возможно, так она все же поймет. Учиха любят только один раз в жизни и эта любовь не принадлежала Сакуре. Карин достигла центрального входа. Стеклянные двери беззвучно раздвинулись перед ней и девушка шагнула навстречу яркому солнцу и легкому ветерку. Что-то резко дернуло ее назад и она, запнувшись, остановилась, так и не переступив порога клиники. Повернувшись, Узумаки столкнулась взглядом с непроглядной чернотой тяжелого взгляда Учиха. Ладонью здоровой руки он держал ремень сумки, переброшенной через плечо девушки. — Ты решила сбежать с моим вещами? Мне заявить о краже? — как ни в чем не бывало проговорил Саске. Карин поняла, что он не желает говорить и только что разыгравшейся сцене и она охотно поддержала его. Она закатила глаза и позволила своим губам растянуться в язвительной усмешке. — Конечно, — пропела она, перебросив толстую косу рыжих волос через плечо. — Ведь я извращенка и не могла устоять перед соблазном стать обладательницей твоих ношеных трусов. В глазах молодого человека вспыхнул уже хорошо знакомый безумный огонек. Так было всегда, когда они дразнили друг друга и Карин почувствовала облегчение, поняв, что все вернулось на круги своя. Больше между ними не будет неловкости, а только старая добрая издевка, которая приносила им столько удовольствия. Учиха приблизился к ней почти вплотную, продолжая сжимать в кулаке лямку сумки, точно Карин, на самом деле, могла сбежать с его вещами, и потянулся к самому уху девушки: — Если дело только в трусах, — мягким, обволакивающим шепотом произнес он, — могла бы просто попросить. Возможно, я позволил бы тебе снять их с меня лично. Карин так и застыла с широко раскрытыми глазами и глупо раззявленным ртом. Эта шутка оказалась настолько ниже пояса, что девушка не сумела сразу взять себя в руки. Она чувствовала, как пылают щеки от стыда, а ведь она была уверена, что не способна чего-то устыдиться. Она оказалась настолько ошарашена его словами, что совершенно не заметила, когда молодой человек стянул сумку с ее плеча и повесив на свое, двинулся в сторону раздвижных дверей. Карин все еще стояла, не в силах понять: что же произошло? Он только что предложил ей снять с него трусы?! Нет, все было не так! Он сказал, что мог бы позволить ей это сделать. Перед мысленным взором девушки мгновенно пронеслись картины того, как это могло быть. Подтянутое, рельефное тело парня под ее чуткими пальцами, цепляющими край резинки трусов… Проклятье! Она встряхнула головой, прогоняя наваждение, которое заставило ее только больше смутиться. Она действительно извращенка, если думает о чем-то подобном? Если так остро реагирует на шутку? Ведь Учиха совершенно точно не имел в виду ничего подобного и она не должна принимать его слова всерьез. — Ты идешь? — молодой человек стоял у самой двери и та постоянно открывала и закрывалась перед ним. Он уже некоторое время смотрел на Карин, витающую где-то в своих мыслях. Но о чем именно она думала, уточнять младший Учиха не стал. — Д-да! — заторможено отозвалась она, переводя на него рассеянный взгляд. Сейчас ей было бы лучше остаться одной и перевести дыхание, вот только Саске не собирался оставлять свою игрушку в покое. — Поторопись, Узумаки. Иначе твой трофей достанется кому-нибудь другому. Он позволил себе самодовольную ухмылку и вышел на улицу. Карин поплелась следом думая о том, что совершила огромную ошибку, приехав сегодня в клинику. *** — Милый, пожалуйста! Прошу тебя, очнись. Вернись ко мне. Приди в себя, ну же! От пронзительных воплей молодой женщины, перемежающихся всхлипами и стонами больше напоминающими вой раненого животного закладывало уши. Хотелось схватить ее за шкирку, хорошенько встряхнуть и выбросить вон из палаты. Но Конан не могла, не имела на это никакого права. Она всего лишь друг, компаньон по бизнесу, а не будущая супруга, коей представилась Юки Саёри заявившись в палату Яхико накануне вечером. И с тех самых пор она не переставала рыдать и стенать над бесчувственным телом Такугавы. Врач, проводивший осмотр, всеми силами старался не обращать на рыдающую молодую женщину внимания, хотя, должно быть, она сильно ему мешала. Разве можно различить сердцебиение глубоко в грудной клетке пациента, когда под ухо так кричат?! Яхико так и не пришел в себя после операции, хотя пошли уже третьи сутки. При этом дышал он самостоятельно, без помощи приборов искусственной вентиляции легких, и с сердцем проблем не наблюдалось. На вопрос Конан: что происходит и почему ее друг и коллега в таком состоянии, врач только пожимал плечами. В физическом плане Такугава Яхико в полном порядке. Он потерял много крови, но операция прошла штатно, без осложнений. Они устранили все повреждения, нанесенные пулевым ранением и восполнили объем крови. Не было никаких медицинских предпосылок к тому, чтобы мужчина впал в кому. И все же, с каждым часом вероятность того, что Яхико не очнется становилась все более ощутимой. Конан провела ладонями по усталому лицу. Она находилась в этой клинике с того момента, как Яхико повезли на операцию. Она провела у его постели первую ночь ожидая, когда он откроет глаза и следующий день. Она не покидала друга ни на минуту, даже чтобы перекусить и выпить чашечку кофе, медсестры сами время от времени приносили ей перекусить, иначе Карин просто забыла бы от этом. И даже когда накануне вечером появилась Юки Саёри и расположилась в кресле, которое медицинский персонал установил для Конан, она не оставила Яхико. Он слишком много для нее значил, но рыдала о его судьбе совсем другая женщина. Тихо, чтобы лишний раз не мешать врачу выполнять свои обязанности, Хаюми покинула палату. Это был первый ее выход в коридор более чем за двое суток и сейчас ей казалось, что она попала в совершенно другой мир. В палате Яхико не было посторонних звуков, не было посторонних запахов — только полнейшая пустота. Здесь же, по другую сторону закрытых дверей бурлила настоящая жизнь. Медсестры пробегали по коридору, стремясь как можно скорее выполнить распоряжения врачей, тихо скрипя подошвами кроссовок по гладкому полу. Шуршали пакеты с фруктами и домашней едой, которые родственники передавали более везучим, чем Яхико пациентам реанимации, вкладывая в этот незамысловатый жест всю свою любовь и заботу. Через редко, но все же открывающиеся двери в зал ожидания тянуло ароматом свежесваренного кофе из стоящего там автомата. Конан вдруг почувствовала, что все эти дни находилась в склепе погребенной заживо. Но видят Боги, она не хотела покидать этого склепа. К горлу подступил ком и она попыталась проглотить его, но вместо этого с губ сорвался судорожный всхлип. Конан вздохнула, душа рвущиеся из груди рыдания. Она слишком долго держала все в себе. Она слишком долго любила Яхико, но притворялась, будто ей до него нет дела, как этого и хотел Яхико. И только приехав на его родину и заметив, как резко и необратимо он начал меняться, Конан решила, что у нее еще есть шанс… А теперь он ускользал от нее, будто песок сквозь пальцы и она не имела даже права плакать у его бесчувственного тела, как это делала Юки Саёри. Интересно, эта девушка действительно успела влюбиться в Яхико или боялась, что так и останется одна? Впрочем, какая разница, ведь они с Яхико так и не добились желаемого. Миллионы Юки Саёри продолжали храниться на счетах ее папочки в полной недосягаемости и, если Яхико действительно больше не придет в себя, Конан останется одна без денег. И тогда уже ничто ее не спасет. Подавив очередной судорожный всхлип, Хаюми подняла ладони к лицу и быстрым рваным жестом стерла слезы. Они жгли ей глаза и щеки, расплавляли кожу, точно кислота. Она не позволит себе слабости, не сейчас. Они с Яхико вырыли себе огромную яму и ей не хотелось оказаться на самом ее дне. Кредиторы не дадут отсрочки, а у них все еще не было необходимых средств, чтобы расплатиться с долгами. К тому же Какузу и Хидан напомнили о себе. Их освободили два дня назад и они желали получить обещанную им оплату. У Конан больше не было времени предаваться горю. Она должна, во что бы то ни стало найти деньги, вернее того, у кого есть эти деньги, а как запустить руку в чужой кошеле, женщина прекрасно знала. Двери палаты открылись и в коридор вышел врач. Лицо его не выражало ничего обнадеживающего, как и все минувшие дни, но она должна была знать, что происходит. — Доктор, как он? Тот вздохнул и прежде, чем ответить, неопределенно покачал головой: — В физическом плане Такугава-сан в полном порядке. — Но он так и не пришел в себя, — гнусовато, чувствуя подступающие к глазам слезы, произнесла Конан. Врач вздохнул. — Я проверил рефлексы и реакцию на раздражители, — это было нечто новое из того, что Хаюми приходилось слышать за последние дни и она вся обратилась во внимание. — Такугава-сан хорошо реагирует, так что я хочу интубировать его. — Интубировать? — переспросила женщина, не совсем понимая о чем идет речь. — Вставить трубку в трахею и подключить пациента к аппарату искусственной вентиляции легких, — пояснил врач. Ничего из этого он не сказал Юки Саёри. Впрочем, та и не спрашивала. Очевидно полагая, что ее присутствия и слез вполне достаточно, чтобы свершилось чудо. И только Конан действительно переживала за жизнь пациента. — Но, — запнулась Хаюми, пытаясь осмыслить все сказанное, — он ведь и сам прекрасно дышит. — Это так, — согласился врач и для пущей уверенности утвердительно кивнул головой. — Но трубка в горле, тоже раздражитель. Такугава-сан хорошо реагирует на раздражители, а трубка в горле станет мешать ему, тем самым стимулируя рефлексы поскорее избавиться от мешающего предмета. Тем самым проснуться. Конан заторможено кивнула. Она не сильно поняла весь замысел и в успех предприятия верилось еще меньше, но ничего другого не оставалось. Уже за эту попытку стоило поблагодарить врачей, ведь они не опускали рук и всеми силами старались разбудить Яхико. Она же больше ничего больше не могла сделать, кроме бесконечной веры в него. — Идите домой. Здесь вы больше ничего не сможете сделать, а вам и самой не помешает хороший отдых, — заметил врач и Хаюми задумала о том: заботиться ли он о ее здоровье или хочет избавиться хотя бы от одной посетительницы? Тем более, что близким родственником Конан не была и по всем правилам не могла находиться в палате. — Поспите, поешьте, приведите себя в порядок, — продолжал врач. — А когда вернетесь, уже будет какой-нибудь результат. Но что не думал о ней этот человек, Конан собиралась поступить именно так, как он посоветовал. И вовсе не потому, что находила необходимым последовать его советам, сколько затем, чтобы начать поиски спонсора, который согласиться решить ее финансовые трудности. Поблагодарив врача за заботу, Хаюми вернулась в палату, чтобы забрать свою сумочку. В палате ничего не изменилось. Юки Саёри продолжала плакать, но теперь тихо и устало, должно быть истерика отняла у девушки все силы. Яхико все так же неподвижно лежал на больничной койке. К венам его тянулись длинные трубки капельниц и многочисленных мониторов, считывающих его показатели жизнедеятельности. Сильный, статный, безумно красивый — видеть его таким причиняло Хаюми неимоверную боль. И в то же время она так долго и пристально смотрела на него, что эта чудовищная картина отпечаталась на внутренней стороне век женщины. Теперь, всякий раз закрывая глаза она непременно будет видеть его на белоснежных простынях, с растрепанными золотистыми волосами на подушке. Не позволяя себе снова раскиснуть, Конан стремительно покинула палату, оставляя позади свою боль, страхи и Юки Саёри. Покинув отделении реанимации и буквально промчавшись через весь зал ожидания, Она остановилась недалеко от выхода из клиники, где в одной из смотровых организовали отдельную палату для Каи Такугавы. Жалюзи надежно скрывали от посторонних глаз то, что происходило внутри, но Конан итак прекрасно знала. Девушка шла на поправку. Ее здоровье не вызывало у врачей никакого беспокойства. После столь уникальной операции, закончившейся самым наилучшим образом, имя Каи Такугавы было на устах у всего медицинского персонала клиники. Каи Такугава жила, а Яхико находился одной ногой в могиле и все потому, что неожиданно решил поиграть в хорошего брата и помочь младшей сестренке, которую ненавидел всю ее жизнь. Яхико никогда не был героем. Он был подлым, изворотливым, жадным и завистливым и совершенно не тянул на роль рыцаря-защитника. Так зачем ему понадобилось изменять себе? Что в этой девчонке такого, что заставило его так круто измениться? Или все дело в том, что Каи осталась единственным его родственником? Как бы то ни было, Конан не простит Каи, если с Яхико что-то случится. И если бы можно было спасти Яхико, убив его младшую сестренку, Конан не задумываясь пошла бы на это!