Посетитель

— Мот? Флоран Мот! — сидящий на больничной койке Мерван Рим выглядел не по больничному свежо. Увидев Фло, он вытаращил глаза и радостно засмеялся. — Что ты тут делаешь? Улыбающийся Флоран отлепился от дверного косяка и прошел в палату. — Ты всему миру сообщил, что едешь в Париж на операцию, и удивлен, что я в курсе? Мерван хохотнул, раскрывая для Фло объятия. — У тебя же спектакли в другом городе! — Взял выходной, да приехал, не так уж и далеко. — И в самом деле. — Он похлопал бывшего коллегу по спине, принимая такой же жест от него. — Тогда вдвойне рад тебя видеть. — Да, я тоже. Как ты вообще? Как прошла операция? — Да все нормально. Знаешь, а ты натолкнул меня на мысль: надо твитнуть, что я в порядке, а то еще чуть-чуть и этот вопрос начнет меня бесить. — Люди за тебя беспокоятся, Мерван. Разве это плохо? — Флоран стоял рядом с кроватью алжирца, спрятав руки в карманы брюк, и снисходительно улыбался. — Да нет, не плохо. Ты вон даже лично объявился. Друзья посмеялись. — Когда тебя выписывают? — В конце недели. Убедятся, что швы в порядке, и — Мерван Рим свободен, как ветер. — Но в Корею ты больше не вернешься, верно? — Какое там! Восстановительный период четыре месяца. — Расстроен? — Флорана искренне интересовало, насколько глубоко Мерван переживает вынужденный перерыв в работе. Впервые за долгое время мужчины вновь ощущали себя друзьями. — Да как тебе сказать… Не рад, конечно, но и в истерике не бьюсь. Я же не теряю работу. Меня ждут в «Десяти заповедях», да и в «Амадеуса» смогу вернуться, только встану на ноги. Дов планирует с ним еще раз в Россию съездить. — Да, я в курсе. — Просто жаль было уезжать от ребят, и вообще… — Там было весело, верно? — спросил Флоран, словно бы невзначай. — Очень! — Мерван сдержал улыбку. — Ну да. Спа-салоны, бары, автограф-сессии… Поклоны, опять же. — О, да, поклоны! Мы всей труппой гадаем, что на этот раз выкинет мсье Сальери. Но публика просто визжит! Ты бы видел! — Да я видел. — как бы умело Флоран себя ни контролировал, от Мервана не укрылась внезапно появившаяся твердость в голосе. Флоран оглянулся в поисках стула, пододвинул его и присел. Мерван продолжил что-то рассказывать про Солаля с его сэлфи-палкой, про малыша Гаэля, в которого влюбились абсолютно все девушки труппы. Нового Сальери он больше не упоминал. — А этот Лоран… Он здорово поет. Очень сильный голос. — заметил Фло. — Да, он неплох! — с готовностью подтвердил Мерван. — Конечно, ему сначала пришлось нелегко, ведь все сравнивали его с тобой. Так же, как и Рафаэль*, и Гийому**. Вспомни, как мучилась Диан, когда Перо ушла из проекта. Да, Флоран помнил. Для одной и той же роли Аттья утвердил двух совершенно разных, даже внешне, актрис. Одна — шебутная и раскованная, другая — нежная и трепетная. Диан сразу показала совершенно другую Констанцию, но ей долго пытались навязать образ, созданный Клэр. — Для многих, кто видел «Моцарта», «Амадеус» — всего лишь подделка, — продолжил Мерван. — Ты же знаешь, как это бывает. — Да, — признался Флоран. — Но главный герой прежний, так что не все так плохо, — улыбнулся Мерван. — Он держит спектакль на прежнем уровне. Флоран помолчал, на пару секунд погрузившись в себя, а затем все-таки задал вопрос, ради которого, наверное, и приехал сюда: — Как он? — Нормально. — Мерван пожал плечами. — Как обычно. Все скачет. Макияжа все больше, пафоса все больше, но на самом деле, это тот же самый мальчишка, что пришел когда-то на кастинг. На секунду глаза Флорана потеплели, уголки губ мягко разъехались в стороны. Он вспомнил, как Микеле впервые пел для него «Le Carnivol», вспомнил его без платков, без макияжа. Заметив, что Мерван наблюдает за ним, он высказал: — Ему было 35, а ты его мальчишкой называешь. — Я его и сейчас так назову, Фло, и через десять лет. Он не меняется. — Все когда-нибудь меняются, — хмыкнув, буркнул француз и ненадолго отвел глаза. — Спору нет. — Мерван с насмешкой поднял брови — Весь мир изменчив: власть, мораль, прически. — он выделил голосом последнее слово. Флоран не ответил, глядя куда-то в пол. Когда-то давным-давно, словно бы в другой жизни, Флоран наблюдал за игрой Микеле и недоумевал, как же так получилось, что Мерван считает его поверхностным выскочкой и не видит всей глубины, всей чистоты, всего таланта этого человека? Почему Флорану с ним так легко, в то время как Мерван всегда из кожи вон лезет рядом с Микеле? А сейчас именно Фло пытается убедить их обоих, что Микеле Локонте — обычный человек, каких много, и именно Мерван не дает ему этого сделать. — Скучаешь? — спросил Мерван так, словно уже знал ответ — Что? — Флоран встрепенулся. — Я говорю, по шевелюре своей скучаешь? Это же надо, даже виски выбрил! Вот, Фло, не ожидал от тебя, честное слово! — Мерван ребячится, понимал Флоран, и был ему за это благодарен. — Сколько фанатов специально копили карманные деньги, чтоб посмотреть, как ты трогаешь свои волосы, а ты взял и… Мерван изобразил на лице брезгливость пополам с горечью и поиграл пальцами над ухом, показывая ножницы. На это Фло смотрел, уже с трудом сдерживая смех. — И я вижу, что тебе, засранцу, совсем не стыдно. Мот провел ладонью по голове, показательно красуясь. — Спасибо, хоть бороду не сбрил. — Я сбрил, когда участвовал в «Un Air de Star»***. — Если ты не хочешь, чтоб я начал представлять тебя в женском платье, — Мерван поиграл бровями, — не говори мне об этой передаче. Отсмеявшись так, что, наверное, было слышно даже в коридоре, Флоран проговорил: — Ну что ж, с таким Мачо-мэном, как ваш новый Сальери, можно долго оставаться мальчишкой. — О чем ты? — алжирец криво улыбался, даже не пытаясь сделать вид, что не понимает, что Флоран имеет ввиду. — Да в самом деле, Мерв, о чем я? У него даже дыхание не сбилось, когда он Локонте на руках качал, словно невесту в первую брачную ночь. Силен, чего и говорить. — И снова Флоран изо всех сил пытался изобразить голосом насмешку. И снова Мерван легко улавливал там нотки раздраженности. — В интернете такие слухи гуляют, что волосы дыбом встают. — Вот эти, что ли, волосы? — Мерван вновь указал на макушку Флорана, но, поняв, что шутка себя исчерпала, продолжил уже более серьезно. — Давно ли ты веришь слухам из интернета, Мот? Тебе там напишут, только читай. Флоран молчал, выжидающе глядя на Рима. — Да ну брось, Фло, ничего там нет. Он после тебя на мужчин даже не смотрит. — Не смотрит, — с недоверием поднял Флоран брови. — Неа. — Отрезал Мерван. — Ты не можешь знать наверняка. — Я? — Мерван сделал оскорбленный вид. — Вот уж кто-кто, а я это знаю точно. Женщин у него было немало, да, но ни одного мужика он к себе не подпустил. А Лоран — это вообще не стоит внимания, так, работа на публику. Вне сцены они почти равнодушны друг к другу. Просто коллеги. — Ты уверен? — Я знаю. Флоран покивал головой, закусывая нижнюю губу. Ему захотелось дать телу движения, вдохнуть поглубже. Он поерзал на своем стуле, откинулся на спинку и обвел глазами комнату, чтобы разорвать контакт с такими внимательными, все замечающими глазами Мервана. Наконец Фло заговорил. — У него все в порядке? Я имею ввиду… Слышал, что-то там случилось с его глазом. — Да ничего страшного. Аллергия на местную косметику. Ну, или гримеры плохо промыли кисти. Три дня прокапался, и все прошло. — А голос? Есть видео с какой-то передачи, он там «Розы» поет. Так жутко хрипит… Мерван отпустил глаза. Заметив эти, Флоран поменялся в лице: — Мерв, что? — Голос его сочился беспокойством, — с ним что-то серьезное? Он болен? Фло даже подскочил со стула. — Да ну, нет, нет, не болен, — поспешил заверить его Мерван. — Фло, сядь, он не болен. Когда Мот вновь опустился на стул, Мерван продолжил: — Он устает. Перегорает. Понимаешь, он… Он и правда рад был возвращению «Моцарта» в свою жизнь, и он действительно счастлив на сцене. Но вне ее… Знаешь, иногда я думаю, что он просто считает, что никому не нужен, когда он не Моцарт. Сам посуди, писать его отказываются, его проекты не берут. А у него столько идей, Фло, столько мыслей! И ему нужно только чуть-чуть поддержки, и он загорится снова, как факел. Но с ним рядом никого нет, кто мог бы в него поверить, и он гаснет. Вот и с голосом то же. Ему, конечно, надо поберечься, все это ему говорят, да только кого он станет слушать! Ты ведь знаешь, как он поет — всего себя вкладывает, без остатка. А подзарядиться ему негде. — Как негде? С ним ведь все вы. С ним ты. — А что мы? Каждому из нас есть куда идти, а у Микеле словно бы и нет ничего, кроме этой роли. Мелисса записала альбом, Диан все чаще играет в кино, у Маэвы семья… Даже я, Фло, я знаю, что если не буду играть в этом мюзикле, значит, буду играть в другом! «Так же, как ты!» — Мерван этого не произнес, но Флоран услышал. — А Микеланджело, — Мерв сознательно назвал его именно этим, великим именем, — при всей своей одаренности остается невостребованным. — Постой, постой, о чем ты говоришь? У него же на носу новый проект, этот, про цирк, «Тимео». Мерван усмехнулся: — Вот именно, на носу. Флоран не понял. В ответ на вопросительно поднятые брови француза Мерван закатил глаза и принялся объяснять: — Ты «Короля Артура» сколько репетировал? — Не помню, месяцев десять. — Воооот! — Рим многозначительно покрутил в воздухе пальцем. — А «Моцарта» мы сколько готовили? — Больше года… — Кажется, Флоран начал понимать, к чему клонил алжирец. — Понял теперь? На афише-то Локонте в центре, а на деле… -… в Корее. — закончил Фло. Мерван кивнул. — А ведь до премьеры меньше полугода осталось. — Ему что же, положить на «Тимео»? — Да нет, просто… — Просто что? — Ну, как тебе сказать… — Рим пожал плечами. — Ему хорошо там, в Корее. Его там любят, дарят ему подарки, говорят комплименты… -… носят на руках! — снова продолжил Мот с раздраженной ухмылкой. — А даже если и так! — в голосе Мервана неожиданно появился вызов. — Во Франции-то его никто не ждет. Флоран чуть не задохнулся. — Ты ведь не меня сейчас имеешь ввиду, Рим? Не глупи! Я ему давным-давно не нужен. Да и никогда не был нужен. А уж теперь, после стольких лет… Мерван поднял ладони в защитном жесте и сделал невинные глаза: — Я ничегошеньки не имею ввиду. Ты спросил — я ответил. Все. Сидеть Флоран уже не мог, он вскочил, начал мерять комнату шагами. Пройдя пару раз туда-сюда, он остановился у бортика кровати. — Ты же знаешь, я был готов… — Мот осекся. Но Мерван и так знал. Да, Флорана восхищали его творческие идеи, его философские мысли, его работоспособность и отношение к искусству, как к высшему благу. Мот и сам любил музыку, и счастлив был, что может ею заниматься, но для него это было работой. Любимой, но работой. А для Микеле — призванием. Фло считал, люди должны увидеть, узнать ту истину, что льется из сердца чериньольского мальчишки. Уже тогда он разговаривал с продюсерами, с Довом, на предмет воплощения проектов Микеланджело, и думал, что вполне мог бы их уговорить, но после того, как Микеле в сердцах выкрикнул ему, что справится сам, что хочет все сделать без подачек со стороны, руки Флорана опустились. Возможно, именно это и стало последней каплей для него. Вместо «Мне не нужна такая помощь», он тогда услышал: «Ты мне не нужен», и в скором времени ушел. Мерван также знал, как Микеле боялся, что именно просьба со стороны, а не собственные талант и усилия, сделают возможным его продвижение вперед. Он всегда ненавидел, когда власть имущие люди продвигают своих родственников, знакомых, вместо тех, кто этого и правда заслуживает. Выиграть в конкурсе было для него делом чести, а прийти на студию, где «о нем уже договорились» — бесчестием. Кто знает, может, если бы он смог объяснить это своему деятельному французу, все бы сейчас было по-другому. После тактичного стука в палату вошел немолодой врач в сопровождении крепкой медсестры с безразличным лицом. Поздоровавшись с мужчинами, врач объявил, что мсье Риму следует ознакомиться с результатами последних анализов, а также сделать перевязки. — Мне выйти? — спросил Флоран. — Нам Ваше присутствие не помешает, мсье, но, если лично Вас смущают медицинские термины и процедуры, Вы, конечно, можете подождать в коридоре. Флоран не стал уходить, только подошел к окну. Врач начал что-то оптимистично рассказывать, пока медсестра колдовала над коленом Мервана, а Флоран смотрел с высоты третьего этажа на ухоженный больничный дворик, гуляющих больных, на слепящее апрельское солнце, и вспоминал. Он знал, что так и будет, что стоит ему увидеть старого приятеля, поговорить с ним, и он вновь утонет в событиях, казалось, давно забытых. Он вспоминал, как незаметно для самого себя влюбился в коллегу по проекту, в своего соперника на сцене и друга вне ее; вспоминал их с Мерваном борьбу за шанс находиться рядом с Микеле, о которой тот сначала даже не подозревал; вспоминал этот нелепый, неловкий разговор, когда он пытался убедить Локонте в искренности своих чувств. А потом тот пришел к нему. Сам. И Флоран долго, очень долго ломал барьеры в голове у Микеланджело, прикасаясь к нему, побуждая его прикасаться в ответ. Он учил его любить себя, и учился любить его. Он учил доверять и доверяться. И он был счастлив все то время, хоть и первый настоящий поцелуй получил лишь спустя полгода этих «отношений». Секс случился позже, намного позже, Фло волновался, как никогда в жизни, он был готов сделать все, что попросит его любимый, но, когда тот сказал, что именно хочет, Флоран растерялся. И какой же восторг он испытал, когда Микеле все же признался: понравилось. Почти три года Флоран был рядом с Микеле. Почти три года он видел только его, пел только с ним, писал только ему. Почти три года Микеле вытирал ноги об его чувства, не стесняясь, продолжал зажимать танцовщиц и актрис в перерывах между репетициями, интервью, фотосессиями. Он ценил Фло, ему тоже было хорошо с ним, просто он не считал, что они вместе в том самом смысле этого слова. «Дружеский секс» — как-то обронил он. И поэтому он не видел ничего плохого в своем поведении. И Флоран не видел. Хотя, нет, он всегда все видел, всегда знал, но предпочитал делать вид, что так и нужно. Ну, а как иначе, если Микеле сразу предупредил, что не может ответить взаимностью на его чувства, а Фло сразу начал уверять, что ничего и не требует. Он сам оправдывал итальянца и перед другими, и перед собой. Чувство собственного достоинства начало просыпаться медленно и неохотно только в турне по странам бывшего СССР. Тогда раздражение от того факта, что Фло смотрит только на Микеле, а Микеле раздает свое «хочу» всем подряд, начало перевешивать всепрощающее желание просто быть рядом. Тогда появилась «Arrete» — Флоран по-прежнему писал только ему. Много позже они сняли в клипе брюнетку, но Фло знал — да и не только Фло — что в этой песне навсегда поселился крашеный блондин. Как однажды он не заметил, что влюбился, так же мимо него прошел момент, когда горечи в этих отношениях стало больше, чем сладости. Флоран искренне обрадовался возможности остаться в России, в то время, как вся труппа покидала эту страну. А за предложение Дова сыграть короля Артура он уже хватался обеими руками. Новая роль, новые песни, новые люди — и Мот опять чувствует себя нужным и значимым. И загоняет все глубже и глубже мысли о том, что ему не хватает Микеле. У Захо очень сильный голос — и он пытается восхищаться им. Камий похожа на фею даже в толстовке и шапке — и он пытается заботиться о ней. Глядя на Шарли, он убеждает себя, что тот точно красит свои волосы. Мысль о том, что в каждом из новых коллег Флоран ищет черты Микеле, он просто прогоняет, словно назойливую муху. Конечно, видео с поклонов из Кореи не могли пройти мимо него. Он смеется вместе со всеми, он выдает саркастичные комментарии, он тактично улыбается, когда сравнивают его и нового Сальери. Он умеет врать — он же актер, но ведь Флоран теперь не настолько глуп, чтобы обманывать самого себя. И себе он признается — он ревнует. После стольких лет, вздыхает он… Когда он узнает, что Мерван приезжает в Париж, он уже знает, что поедет к нему. Он задал бы свои вопросы любому из членов труппы, но он несказанно рад, что ответит на них именно Рим, тот самый человек, который однажды сам хотел забрать у него Микеланджело, а на деле — сам же его ему вручил. Когда за спиной врача закрылась дверь, в палате воцарилась тишина. Флоран повернулся к окну спиной, но на друга пока не смотрел. Мерван же, напротив, не отрывал от него глаз. — Врач сказал, если все пойдет так же, выпишут в пятницу, — подал голос Рим. — Да, я слышал, — ответил Флоран, не поднимая глаз от пола «Слышал ты, конечно.» — Мерван все так же смотрел на друга. Еще какое-то время они помолчали. — Фло? — Нарушил тишину Рим — Все хорошо? Флоран встрепенулся, улыбнулся. — Извини, задумался. Скажи, а медсестры тут все такие угрюмые? — А что ты хочешь? Конец смены, все дела. — Мерван усмехнулся. — Она обычно гораздо приветливей. — Ясно, — покивал головой Флоран. Мерван еще раз внимательно посмотрел на француза, а затем откинулся на подушку, принимая полулежачее положение. — Интересно у нас получилось, Фло, — тихо произнес он, глядя в потолок. — Хотел его я, а достался он тебе. Мучил он тебя, а в плечо плакался мне. Ты был готов ради него на все, а не уйти от него смог только я. Флоран ответил ему только горькой усмешкой. — Ладно, — оптимистично воскликнул Мерван и поднял голову. — Все, что не делается — к лучшему, верно? Зато ты теперь король, у тебя есть блондинка, брюнетка, и блестящий фалообоазный предмет в руках; у меня есть длительный оплачиваемый отпуск, а у Локонте — корейская медицина и Сальери с милыми усиками. — Ты же сказал, между ними ничего нет, — Флоран уже мягко ухмылялся. Мерван всегда знал, как поднять ему настроение. — Ну, знаешь, в интернете такое пишут. — Мерван сделал страшное лицо. — Иди ты, — рассмеялся Флоран. Они еще несколько мгновений смотрели друг на друга, затем Фло сказал: — Ладно, мне, все-таки, уже пора. Алжирец мягко улыбнулся. — Спасибо, что зашел, Флоран. Спасибо, правда. — Да ну что ты, — пожал плечами Мот, — с удовольствием зашел бы и завтра, но… Он задумался, когда еще сможет выкроить время, но Мерван отмахнулся: — Да я понимаю. Лучше созвонимся, а когда я выпишусь, посидим у меня. Флоран с улыбкой покивал. Мужчины вновь обнялись, пожали друг другу руки и Фло ушел. Его визит поднял и без того неплохое настроение Мервана. Ему на самом деле не хватало всего этого: разговоров, воспоминаний, легких дружеских подколок. Ему не хватало Фло. Он достал из-под подушки телефон, провел пальцем по экрану, находя нужное приложение. Микеле не был онлайн. Неудивительно — у них там глубокая ночь. Но Мерван знал, что тот все равно получит уведомление о сообщении. «Тебе привет от мсье Мота, — начал писать он и добавил в текст несколько улыбающихся рожиц. — Он заходил меня навестить. Я был прав: с новой прической он — просто огонь! А уж про фигуру я вообще молчу — подкачался, чертяка, теперь такой весь из себя брутал! Мы с ним немного поговорили ни о чем, повспоминали былое, а потом он вроде бы случайно перевел разговор на твои корейские обнимашки. Когда узнал, что у вас с Баном ничего нет, заблестел, как стразы на твоем камзоле. Так что, ты тоже был прав, он по тебе скучает.» Мерван отправил сообщение и, отложив аппарат, повертел головой в поисках пульта от телевизора. Не прошло и пяти минут, как телефон маякнул о новом сообщении на Фэйсбук. Мерван усмехнулся, уже зная, от кого оно. «Значит, у меня есть шанс? — Писал Микеле. — Ты уверен? Что ты ему сказал? Может, он просто из вежливости спросил, а на самом деле ему все равно. Может, у него уже кто-то есть. Он скучает… А как ты понял? Тебе не могло показаться? Как он, вообще? » Мерван с отеческой улыбкой помотал головой. «Два придурка, — подумал он, — то один в несознанку играет, то второй вспоминает про гордость в самый неподходящий момент. А мне отдуваться перед обоими!» Решив помучить находящегося на другом конце планеты экспрессивного артиста, Мерван набрал: «Локонте, дурачье ты итальянское, спать иди! Сколько там у тебя? Три? Четыре? Тебе же не двадцать, чтоб по ночам сидеть на подоконнике и думать „о нем“, как ванильные девочки» « Да сам ты девочка, Рим! — немедленно пришел ответ от Микеле. — Ты думаешь, я усну после того, что ты написал? Знаешь, сколько у меня теперь мыслей в голове? Ты лучше всех знаешь… Ты один только все и знаешь» Да уж, усмехнулся Мерван, знали бы вы оба то, что знаю о вас я, давно бы поженились уже. Знал бы ты, Микеле, как Флоран на самом деле любил тебя, не вел бы, может, себя, как последний мудак. Знал бы ты, Флоран, скольких усилий и времени стоило Микеле уговорить Лорана, примерного семьянина, отца двоих детей, изображать из себя галантного кавалера, сам сейчас первым же рейсом летел бы в Сеул. Но вы оба предпочитаете закрывать глаза на очевидное, пока не станет совсем уж невмоготу. «Успокойся, Амадеус, — набрал он. — Есть у тебя шанс, есть! Отыграешь сезон, вернешься во Францию, и все у вас будет хорошо. Мы с ним еще пару раз встретимся, почву я подготовлю, как и договаривались, — Мерван вставил подмигивающий смайлик — И спрашивал он явно не из вежливости, он из меня все подробности вытряс. Ему не все равно, поверь. Я его давным-давно знаю, Микеле, я видел, как он говорит о людях, которые ему безразличны. Сейчас не тот случай.» Ну что ж, сам разбудил, сам и укладывай, решил Мерван. «Так, если ты завтра будешь клевать носом на репетициях, Дов тебя сожрет. А если узнает, кто в этом виноват, то и меня сожрет, вместе с шиной. Так что марш спать.» «Если через минуту будешь в сети, начну присылать фотки того, что у меня под больничной сорочкой. » Да, иконка в виде дьявола от дьявольского клоуна — это очень оригинально, но иначе в текстовом сообщении интонацию не выразить. «Подожди, Мерв, — писал Микеле, — может, мы зря все это затеяли? Может, ему и так хорошо? Я не хочу ему мешать жить.» Мерван страдальчески выдохнул. «Ох, мать вашу… Один не хочет портить, другой не хочет мешать… Мне что ли больше всех надо? » Ему надо. Потому что каждый из этих двоих — его друг. И им обоим друг без друга плохо. «Послушай меня, Микеле. Он. По тебе. Скучает. И ты по нему скучаешь. Вам нужно встретиться и поговорить. Твоя задача — не наделать глупостей за то время, что пробудешь в туре.» «Ладно» — ответил итальянец. «Ты прав» — прислал он в следующую секунду. «Спасибо, Мерван» Вот же неугомонный! «Твое время вышло, лови первую фотку» — застучал Рим по клавишам. Через три секунды значок «Сейчас на сайте» рядом с именем Микеланждело Локонте исчез. — Ну наконец-то! — проворчал Мерван, поправил одеяло и нащупал пульт. — Теперь можно и отдохнуть. Он принял более удобную позу, нажал на кнопку и погрузился в мир французского развлекательного телевидения.