Фальшивый блеск

      Осень в Олларии началась обыкновенно – дождями, резким ветром и тяжелыми свинцовыми тучами, что ползли по небу медленно и неотвратимо, порой разражаясь ледяными потоками. Но один день из череды тусклых выдался солнечным, хоть и слегка ветреным. Природа словно решила подарить столичным жителям осколок лета. - Валентин, почему бы вам с Иреной не прогуляться по городу? Вальтер Придд вошел в комнату сына, где тот читал один из трактатов по древнегальтарскому праву. Читал на языке оригинала, впрочем, он свободно мог читать на нем, как и на талиг. - Отец, - Валентин отложил книгу и встал навстречу герцогу, - предлагаете проехать вдоль Данара? - Как хочешь, - пожал плечами тот, - я думаю, пары часов будет достаточно. Ужин в семь, как обычно. Они ехали верхом около часа, разговаривая в основном о погоде и о предстоящей учебе Валентина. Особой симпатии друг к другу они не питали, что, впрочем, не исключало обычных родственных чувств. Но вот общих тем для разговоров было очень мало. - В Придде лило все Летние Молнии, - сказала Ирена, глядя, как ветер срывает пожелтевшие листья с окрестных буков. - Через пару месяцев там выпадет первый снег и пролежит до конца Весенних Скал, - ответил Валентин.       И тут мимо них промчалась кавалькада. Пятеро юношей, на вид – ровесники Валентина. Они смеялись и кричали что-то друг другу. Улица была не слишком узкой и довольно длинной, так что брат и сестра успели разглядеть рыжую шевелюру одного и темно-синий колет другого, высокого темноволосого дворянина. Похоже, среди всей компании верховодил именно он. - Куда едем, Эстебан? – спросил шатен на гнедом полумориске. - В «Белую гончую», там неплохое вино, да и дамы склонны оказывать знаки внимания юношам, которых скоро посадят под замок, - ответил тот, что носил темно-синий дорогой колет, - я угощаю. Надо же на славу погулять в последние дни. И все с криками и смехом пришпорили своих коней и вскоре скрылись за поворотом. - Кто это? – Ирена удивленно взглянула на брата. Тот пожал плечами: - Понятия не имею. - А ведь они скоро поедут в Лаик, так же как и ты. Валентин поднял глаза к небу. - Упаси Создатель от таких однокорытников.       Граф Васспард лгал не столько сестре, сколько самому себе. Он отчаянно желал быть на месте этого высокого красивого юноши. Тот сейчас наверняка веселится в друзьями в «Белой гончей» , пьет вино и заигрывает с девушками, а ему, наследнику Приддов, полагается штудировать пыльные фолианты. Таким в свое время был Джастин – веселым, открытым, вокруг него всегда толпились друзья. Сначала в Лаик, в столице, где он служил у генерала Росклея, потом среди офицеров Западной Армии. Валентин мечтал быть похожим на брата, но понимал, что таким ему не стать. Да и отец часто повторял, что дружба – не та роскошь, которую могут позволить себе Придды.       В Лаик о дружбе, да и о любом общении можно было забыть сразу. Но когда капитан Арамона начал вызывать к столу унаров, Валентин всматривался в лица и запоминал имена. - Унар Эстебан! На это имя откликнулся давешний красавец, впрочем, длинные волосы теперь были острижены коротко и неровно. Это не помешало ему выйти к столу с таким видом, словно он делает одолжение всем присутствующим. - Унар Константин. «Этот наверняка родич Манриков» - подумал Васспард. Волосы цвета апельсина и веснушки, беспорядочно рассыпанные по щекам, зеленые нахальные глаза. Еще были унар Северин , унар Макиано и унар Анатоль. Все те, кто направлялся в таверну тем вечером.       Жизнь текла однообразно и тоскливо – до того дня, когда капитан Арамона выловил из супницы перчатку. Сузу-музу искали все – и унары, и менторы, и сам капитан, но никто не мог подумать на дисциплинированного спокойного Валентина. А он, совершая очередную вылазку, думал о том, что в душе он точно такой же, как старший брат. Как Джастин. И заранее радовался, представляя себе то, как будет орать начальство в лице Арамоны, обнаружив книгу с навозом или портрет с поросячьим рылом.       Однажды поздней ночью юный Придд крался по коридору, неся в руке флакончик с настойкой кошачьего корня. Он прекрасно знал, как реагируют коты и кошки на сию тинктуру. И что бравому капитану будет обеспечен ночной концерт. Вдруг за спиной раздались легкие шаги. Почти неслышные – тот, кто выслеживал Сузу-музу, явно снял сапоги. - Что вы делаете ночью в коридоре, когда вам полагается спать, унар Валентин? – Эстебан говорил еле слышно. - Возвращаю вам вопрос, унар Эстебан. Сердце стукнуло невпопад и заколотилось бешено. Этот «навозник» его выдаст, и все – прощай Лаик. То, что простилось бы тому же Эстебану, Альберто или Паоло, не прощают детям старой знати. Людей Чести капитан не любит, хотя не изводит, как того же Окделла. Но за нарушение законов Лаик можно распрощаться с унарской курткой. Валентин это понимал. Понимал и Эстебан, поэтому он стоял и крепко держал его за руку повыше локтя. - Не вы ли Суза-муза, граф Медуза? И где находится Путелла? Эстебан задавал вопросы тихо, но в голосе проскальзывала явная насмешка. В темноте было не видно, но Валентин мог представить себе карие глаза собеседника. И хитроватую улыбку. - Как вы умудряетесь так обвести вокруг пальца капитана? А? Может, откроете секрет? Ну что же вы молчите? Ответом была тишина. Придд уже думал, как можно вывернуться из захвата, но пальцы Эстебана были будто стальные. Рука начинала неметь. И тут вдалеке послышались шаркающие шаги, покашливание и в коридоре мелькнул огонек свечи. - Бежим! – выдохнул Эстебан на ухо Валентину. Оба быстро и бесшумно проскользнули до двери в комнату Эстебана. И затаились, слыша, как мимо двери пробрел кто-то. - Берт, - сказал хозяин комнаты, - уфф, был бы Джок, поймал бы нас в два счета, Берт уже старик, плохо слышит и видит. А сам топает, как багряноземельский носорог, и пыхтит так же. Он зажег свечу. Сел на кровать, жестом показал Придду садиться рядом. Валентин присел на край. Все казалось сном или какой-то странной мистерией. - Не бойтесь, унар Валентин, я не собираюсь докладывать начальству о ваших ночных похождениях. - Вы расскажете друзьям, и, так или иначе, дойдет до Арамоны. Доказательств у него нет, но ведь ему этого и не надо. Был бы повод. Валентин говорил ровным тоном – так же, как отвечал на уроках. - Нет, им тоже не скажу. Забавно – у нас с вами будет своя тайна. Но, пожалуй, надо раскрыть свои истинные имена. - Валентин, граф Васспард, наследник Дома Волн. Валентин протянул руку, Эстебан охотно пожал ее. У него оказались теплые пальцы – у Придда они были всегда холодными. - Эстебан, маркиз Сабве из Дома Колиньяров. Эстебан улыбался открыто и весело. Карие глаза живо блестели. Валентин слегка растянул губы в ответной улыбке - Благодарю за помощь, но мне пора к себе. Не хочется завтра с утра упасть на чью-нибудь шпагу. - Тогда до завтра, точнее, до сегодня. Уже далеко за полночь.       С тех пор они почти не общались, лишь бросали друг на друга быстрые взгляды. Да один раз Арамона поставил их в пару на фехтовании. Эстебан сначала нарочно пропустил один удар, а затем хитрым финтом вывернул шпагу из руки соперника. - Ничего личного, - произнес он одними губами, - когда-нибудь я научу вас этому приему, он несложный. Накануне Фабианова дня Эстебан сам подошел к Валентину. - Хочешь отпраздновать выпуск с нами? Арамона сегодня не сунется, а завтра мы покинем эти стены. - Охотно, - ответил наследник Дома Волн.       Сидеть в компании однокорытников было здорово. Все, бывшие враги и друзья, плечом к плечу. И Константин Манро наливал вино Эдварду Феншо, а Савиньяк пил в обнимку с Салиной. Все старались не шуметь и не пить слишком много. - Представляете, называет тебя твой сеньор, а ты идешь приносить присягу и падаешь покатившись кубарем по лестнице, - со смехом вещал Анатоль. - Ты уже и так на ногах не стоишь, - отвечал ему кто-то. Не принимали в этой вечеринке участия лишь Карл, Луиджи, да близнецы Катершванц. И еще Ричард – между ним и Эстебаном была какая-то странная нелепая вражда.       Бутылка с вином переходила из рук в руки, в темноте, разгоняемой светом единственного свечного огарка, тени унаров плясали по стенам. Было тепло и хорошо – именно так, как хотел Валентин. Он задремал, положив голову на плечо Эстебану – то ли от усталости, то ли от выпитого вина клонило в сон. За окнами брезжило раннее весеннее утро. Утро Фабианова дня. Этот праздник казался дальше Багряных Земель – и вот уже бывшие унары стоят плечом к плечу на площади, а ликтор зачитывает список согласно их успехам и прилежанию. Эстебан гордо поглядывает на Галерею, где возле кардинала устроился первый маршал. Он гордо вскидывает голову при звуке фанфар и думает, что Алва сейчас назовет его имя. Валентин не ждет чудес – он прекрасно знает, что его выберет Генри Рокслей. И восьмое место в выпуске не играет никакой роли. Когда было названо имя первого из фабианцев, Эстебан застыл на миг. Валентин слегка пожал его пальцы – показалось, они стали такими же холодными, как и его собственные. И в следующую минуту тот поднимался на Галерее, чтобы принести присягу своему сеньору – цивильному коменданту. Стоя за креслом Рокслея, Валентин не мог видеть маркиза Сабве, но он живо представил себе,как потемнели от гнева карие глаза, когда Первый маршал назвал имя Окделла. Впрочем, тот быстро взял себя в руки. И когда праздник окончился, он подошел к Валентину. - Наши собираются сегодня в «Нежной Фиалке» на углу улицы Чулочников и улицы Белых Голубей. Ты придешь? - Если генерал Рокслей отпустит, - кивнул Валентин. Рокслей не возражал. Он был готов отпускать оруженосца куда угодно и на сколько угодно долго. «Нежная фиалка» оказалась заведением средней руки. И после двух часов и множества бутылок вина компания решила пройтись. Лошадей оставили в конюшне, и, смеясь во весь голос, пошли по улочкам столицы. По дороге они задевали прохожих, которые старались как можно быстрее уйти с пути молодых подвыпивших дворян. Одна девушка едва успела юркнуть в дверь своего дома. Анатоль и Северин принялись колотить по дверям, в ответ из окна дома напротив на них опрокинулось ведро воды. К счастью, никто не промок. Оба приятеля маркиза жаждали взять штурмом вражескую крепость, но сам Эсти остудил их пыл и предложил пойти туда, где дамы будут сговорчивее. Так Валентин очутился в «Шелковом бутоне». Об этом заведении почти никогда и нигде не упоминалось. Разве что порой, выпив лишнего, кузен отца говорил о «прелестной Нинон» или «крошке Жаннетт», но Вальтер Придд грозно сдвигал брови и Штефан Гирке-ур-Приддхен тут же замолкал.       Такие походы по тавернам, веселым домам и игорным заведениям продолжались долго. Цивильный комендант не мог справиться с оруженосцем, и тот регулярно отправлялся на поиски приключений в компании друзей. Частенько с ними видели и юного графа Васспарда. Однажды, после визита к прелестной Марианне Валентина вызвал отец. - Я слышал, ты проводишь время в праздности, - начал он, велев сесть в кресло напротив, - и хочу предостеречь тебя. Колиньяр и Заль с Манриком – это не та компания, в которой место будущему Повелителю. - Отец, вы же сами говорили, как глупо это деление на Людей Чести и Лучших Людей, - ответил тот. - Говорил, - подтвердил герцог, поправив массивный перстень Дома Волн, - но дело не в происхождении. Эти молодые люди дурно воспитаны. А если учесть, что их сеньорам все равно, где и как они проводят свое свободное время, то генерал Рокслей будет недоволен, если ты будешь замешан в какой-нибудь неприятной истории. - Господин генерал меня отпускает сам. - Потому что он уверен в том, что ты – благоразумный молодой человек. Я тоже был в этом уверен, но после твоих похождений я усомнился в этом. А теперь иди к себе. Я отправлю записку, что сегодня ты переночуешь дома. Через час будет ужин, матушка и Ирена хотели повидаться с тобой. И Вальтер Придд отпустил его восвояси. Очутившись у себя, Валентин сел за стол, привычным жестом открыл ящик стола. Но что это? Он достал на свет тетрадь в потрепанном переплете и тут же узнал ее. Записи Юстиниана, оставшиеся еще из Лаик. Почему отец не сжег их? Или он нарочно подсунул их в стол, зная, что сын обязательно полезет туда? Но, как бы то ни было, граф Васспард открыл наугад страницу. И… забыл о времени, читая описание менторов, унаров, темных коридоров и пыльных классных комнат. А на следующей странице половина текста была вымаран чернилами. Тино стал читать, и его охватило чувство гадливости. Вчера произошло пренеприятное событие. После первого выходного унар Фернан вернулся навеселе, и, похоже, принес в Лаик багряноземельское зелье – сакотту. Он был в невменяемом состоянии, когда в коридоре встретил унара Иорама… Дальше текст был замазан, но Валентин понял и так – между унарами произошла безобразная сцена, после чего унар Иорам тяжело заболел, и был вынужден покинуть стены Лаик, не доучившись. А что касается унара Фернана, то его старший брат, являющийся после гибели отца его опекуном, забрал его, выплатив компенсацию пострадавшему унару.       Валентина позвали к ужину – пришлось прервать чтение. Он был спокоен, охотно отвечал на вопросы матушки и рассказывал отцу о службе оруженосцем. Но вернувшись к себе, продолжил чтение. И понял, отчего дядю маркиза Сабве отправили в южное поместье. За эти годы он сумел дослужиться до губернатора, стараниями того же обер-прокурора. Сам Эстебан в разговорах упоминал лишь то, что его дядя – страстный охотник. И учил его стрелять. Потом вспомнил пару неприятных сцен – вот подвыпивший Эстебан пристает к служаночке, вот его друзья гоняются за разбегающимися горожанками, пытаясь поймать и поцеловать хотя бы одну. «Хорошо, что отец об этом не знает,» - подумал Валентин. На душе было мерзко. Он привык за эти дни к компании Эстебана и его приятелей. Привык к шуткам, прогулкам по ночной Олларии, легкости общения. Но понимал, что вряд ли он будет продолжать эту дружбу. И вот появился удобный случай. С чего начался разговор, он не помнил, зато отлично помнил, чем закончился. - Тебе, как сыну обер-прокурора, должно быть известно, что некоторые преступления не имеют срока давности. - Ты о чем? Эстебан не хорошо прищурился. - А, значит, тебе не сообщили, что твой… - Ни слова больше! Эстебан вскочил на ноги. Он все понял и был взбешен. - Тебе твой отец рассказал это? - Не все ли равно. - Он сам виноват? - Ты о ком? Эстебан прищурился нехорошо: - Если ты упомянешь хоть кому-то… - Разве я похож на человека, который болтает направо и налево? Плохого же ты обо мне мнения. Тогда они сухо попрощались. Вечер Валентин провел дома. И следующий – тоже, немало удивив этим генерала. Когда же в третий вечер он сидел у камина с книгой, Генри Рокслей вошел к нему. - Валентин, вы не больны? - Я абсолютно здоров. - Тогда почему вы не идете весело проводить время с друзьями? - Потому что книги могут быть лучшими друзьями, нежели люди. Эр Генри пожал плечами и вышел. А Придд продолжал чтение, но мысли то и дело возвращались к разговору. Может, не стоило упоминать проступок графа Сабве? Эстебан не виноват в поведении своего дяди. Хотя для себя Валентин решил, что он все сделал верно.       Через несколько дней они встретились в «Весеннем Цветке». - Полагаю, бедный Джастин Придд стал бы Повелителем Волн лет через двадцать, а тут – готовый Повелитель Скал, - донесся до него голос маркиза Сабве. - Дик, успокойся, - уговаривал его кто-то, по всей вероятности – кузен. А затем Ричард ударил Эстебану прямо в нос. Брызнула кровь, тот дернулся, ударился еще и о висевшее на стене зеркало. Оно рухнуло со стены и разбилось. По полу рассыпалось множество осколков, в которых отражался блеск свечей. Началась суета, Дик и Наль вышли, сказав, что будут ждать в «Праве господина». Валентин умел оставаться незамеченным, и видеть и слышать все, что требовалось ему. - Маркиз Сабве, вам обязательно нужно было упомянуть эту картину? Голос Валентина был холоднее льда. Эстебан отнял руку от лица, проверил, идет ли еще кровь. - А вы полагаете, граф, что только вам позволено трепать чужое грязное белье? - Вы предлагаете поединок? - Увы, завтра утром я немного занят. Но когда освобожусь, охотно пришлю секундантов. - Договорились. Валентин покинул таверну, и последнее, что ему запомнилось в тот вечер, был блеск зеркальных осколков. Дружба с маркизом была иллюзией, фальшивкой, и разбилась подобно тому зеркалу.       Сожалел ли Валентин о погибшем от руки Ворона Эстебане или нет – не знал никто. Придд умел прятать эмоции. И лишь раз в разговоре он упомянул бывшего приятеля, сказав: - В нашем выпуске первым был и остался Эстебан Колиньяр.