Восемьдесят ударов в минуту

Наташа давно отказалась от чувств, перестала влюбляться. В любовь играют дети. Жизнь научила ее быть циничной, оставаться хладнокровной при любых обстоятельствах и ни к кому не привязываться. Чувства чаще всего ранят больнее, чем пуля или удар ножом между ребер. Наташа давно не мечтала, не загадывала желания на день рождения, задувая свечи, не витала в облаках. Она реалистка. Любое решение принимает взвешенно, не бросается сломя голову в огонь, но в случае опасности ей можно доверить жизнь. Не в ее правилах осуждать, упрекать в чем-либо и учить, как правильно жить. Наташа никому не показывает настоящие эмоции: не плачет, когда хочется вывернуть себя наизнанку, только бы не испытывать душераздирающую боль; не хохочет над шутками или анекдотами, обходясь скупой улыбкой. Она перестает чувствовать себя человеком. Теряет всё, чем наделил Бог человека. Стоя у самого края обрыва, Наташа была готова сдаться, принять новую версию себя, сочувствующую, но отчужденную. Понимающую, но закрытую. Ее вовремя спас тот, кто об этом даже не подозревал. Тони нуждался в нежности и заботе. В самый неподходящий момент от него ушла Пеппер, потом договор, который разбил команду Мстителей на два лагеря, после ожесточенная битва со Стивом. Как всегда, проблемы обрушились огромной лавиной. Не каждый с этим справился бы. Тони стал ее путеводной звездой. И она надеется, что он укажет ей верный путь. Отложив все дела, она отправляется к дому Старка. Наташа нервничает, хочет поскорее увидеть мужчину, узнать, как он себя чувствует, не болит ли что. У нее напрочь отсутствует материнский инстинкт, она не знает, каково это — держать на руках младенца. Наташа никогда не думала о семейной жизни, но ей просто необходимо, чтобы рядом был тот, о ком она могла бы заботиться. — Не ожидал тебя увидеть, Романофф. — Я полна сюрпризов. Тебе одному не скучно в таком большом особняке? — спрашивает Наташа, озираясь по сторонам. Тони берет девушку ниже локтя и ведет в столовую. По его загоревшемуся взгляду ясно, что он долго ждал гостей, но до этого дня никто так и не появлялся. Наташе нравятся его прикосновения. Легкие, случайные. Ей нравятся его улыбка, искренние глаза. Нравятся его стиль, походка, жесты. Всё. — Ты так пристально на меня смотришь, аж не по себе стало. У меня что-то в зубах застряло? — спрашивает Тони. — Я где-то не прокрасил волосы? Наташа отрицательно качает головой. — Тогда что? Чего ты улыбаешься-то? Он недоуменно хмурит брови, потому что Наташа ведет себя совсем не как Наташа. Она изучает Тони: проводит рукой по гладким темным волосам. Виски чуть промазаны трогательной сединой. Опускает дальше — к лицу. На уголках его глаз и губ собрались морщинки, каждую из которых хочется поцеловать. Под правым глазом Тони еще не сошел синяк, плечо не до конца срослось после перелома, сердце болит то ли в связи с таким образом жизни, то ли из-за Стива и ухода Пеппер. А может, всё сразу. — Позволь, — она обхватывает его запястье и прижимает палец, считая количество ударов сердца. — Откуда взялась такая забота? — Восемьдесят ударов в минуту. Отличный показатель, — с облегчением выдыхает девушка и собирается пойти домой, раз ее помощь не требуется, и Тони чувствует себе более-менее нормально. Хотя, она не прочь остаться. — Спасибо. Наташа оборачивается у дверей. — За что? Я ничего не сделала. — Что поинтересовалась моим состоянием. — Ты для меня не чужой человек, Тони. Совсем не чужой. Ты оказался роднее, чем я думала.