Synthetic soul

- Сканирование завершено. Система жизнеобеспечения – отказ. В доступе – отказано,- бортовая система оснащения противно пищала в тишине медицинского блока. Джон грязно выругался, склонившись над телом мертвого витрувианца с уже пожелтевшей кожей. Внутреннее кровотечение, что тот получил при падении в машинный блок их корабля, почти полностью лишило его шанса на спасение. Фактически, к Джону его привезли уже мертвым, но Ватсон до последнего бился над ним несколько часов, пока его совершенно не похожее на человеческое сердце не остановилось. Джон вышел из отсека с тяжелой головой. Герметичная дверь закрылась за ним, а компьютер оповестил о включении системы разложения в отсеке. Ватсон испытывал что-то сродни ужасу, понимая, что даже несмотря на полностью автоматизированное управление кораблем, несмотря на то, что свет, еда и вода уже давно изжили себя и были заменены новшествами технического прогресса – смерть все еще брала верх над жизнью. Уже через 40 секунд от витрувианца в отсеке не останется даже праха – программа разложения была рассчитана на полное расщепление, чтобы не загрязнять космическое пространство. За последние десятки лет количество погибших в Галактических войнах увеличилось просто до катастрофических масштабов, и правительство было вынуждено принимать меры. Нажимая на кнопку дезинфекции в этом секторе, Джон все еще думал, что где-то на Витрувии в созвездии Дев одна жена лишилась своего мужа. Док тяжело вздохнул пару раз, опустив голову пониже, будто это могло спасти от нарастающей головной боли, и двинулся к следующему отсеку. Другим несчастным, что волей войны попадали на этот корабль, повезло больше: технологии на Имперском корабле «Бейкер 221», позволяли восстанавливать соединительные ткани буквально из воздуха. Джону требовалось лишь немного времени и солдаты, как своей, так и вражеской армии вновь обзаводились руками и ногами. Но вот с психологическими последствиями и фантомными болями Ватсон справиться не мог. Не было еще такой панацеи, что могла бы поставить на ноги солдата, побывавшего в аду. Джон был там, видел все это своими глазами и совершенно не хотел возвращаться. Прежде чем он вошел в следующий отсек, его личная голографическая помощница напомнила о себе. - Джон, тебя вызывают на капитанский мостик, - девушка, которую Джон после первого своего знакомства с медицинским оборудованием на корабле назвал Сарой, появилась прямо на дороге. - Он вообще в курсе, что у меня тут раненые? Они не могут ждать, - существенно выделил последние слова, доктор, зная, что капитан все равно услышит его, если снова понатыкал в Сару жучки. - Мистер Холмс тоже не станет ждать, Джон. Я прослежу за больными. - Буду благодарен, - кивнул ей Ватсон, чувствуя, как усталость последних дней сказывается на настроении. Стоило имени Шерлока лишь проскользнуть в диалоге, как пассивная злость вперемешку с раздражением снова поднялась откуда-то изнутри, выдавливая все спокойствие и рациональность. Поэтому, когда его тяжелые шаги донеслись до капитанского мостика, все присутствующие на нем уже знали, что ничем хорошим это встреча не кончится. - Оставьте нас, - произнес Шерлок, едва Ватсон возник на пороге. Основная часть людей ретировалась с мостика, оставив лишь малую часть пилотов, которые были слишком увлечены своей работой, чтобы обращать внимание на Джона. - Не знаю, зачем я нужен тебе здесь – у меня там полсотни полуживых трупов, за которыми нужен постоянный уход. Капитан высшего ранга Шерлок Холмс лишь чуть повернул голову в его сторону, продолжая разглядывать карту перед собой. Когда он стал уверен, что Джон уже достиг точки кипения в ожидании ответа, то повернулся, хлопнув руками, чтобы карта исчезла. - Для тебя есть поручение. В твой отсек доставят особого преступника. Государственного изменника, - весомо произнес Шерлок, разглядывая уставшее лицо лучшего доктора на этом корабле, отмечая углубившие за несколько дней морщины. – Мне нужно, чтобы ты отслеживал его состояние вплоть до прибытия на Новую Землю. - Проще говоря, тебе нужна нянька, - кивнул Джон, упрямо сжав губы. В последнее время их с Шерлоком разговоры проходили именно так. Капитан отдавал приказы, сухо и четко, будто бы они и не было знакомы несколько лет, будто не прикрывали друг другу спины. Джон вынужден был мириться с изменениями в Холмсе, но Ватсон не хотел этого делать, поэтому с каждым таким сухим шерлоковским «ты должен делать то, что я сказал», Джон становился все более упрямым, даже понимая, что не прав. - Называй это как хочешь. Пока мы стоим здесь, твой отсек уже обследуют. - Шерлок, - буквально прорычал Джон, потому что ненавидел, когда кто-то трогает что-либо на его рабочем месте. - Джон, - Холмс выдержал его взгляд, оставаясь все той же непоколебимой глыбой льда, а затем отвернулся. – Ты свободен. Данные считывались с десятков экранов одновременно. Бегущие строки с давлением, составом крови, плазмой и показателями жизнедеятельности всех организмов и существ, что находились в отсеках корпуса Джона Ватсона метались перед его глазами, отсвечивая на лицо голубоватым светом. - Ты можешь открыть глаза, - будничным тоном проговорил Джон, продолжая пялиться в экраны и сдвигая пальцами степень наращивания мышечной ткани у фарнийца в отсеке слева. – Здесь нет камер и жучков. Мужчина человеческой расы, что лежал на кровати без движения вот уже несколько часов, приоткрыл глаза, сразу же закрывая их, в попытках привыкнуть к слишком яркому свету в полностью белом отсеке, что еще больше давило на глаза. Джон даже не смотрел в его сторону, продолжая загружать данные, чувствуя на себе взгляд преступника. - Разве тебе можно говорить со мной? – спросил тот через несколько минут упорного молчания. - А разве мне может кто-то запретить? – ответил Джон вопросом на вопрос, лишь на секунду пересекаясь глазами с черными омутами, что вот уже некоторое время внимательно оглядывали его, выворачивая наизнанку и заставляя мурашки бежать где-то в районе спины. А потом, уже менее дерзко добавил, отворачивая голову, чтобы избавиться от этого липкого ощущения. – Ты единственный… человек на этом корабле. У меня особо нет выбора. Джон невольно запнулся, хоть и весьма твердо закончил предложение. Когда цифровые показатели окрасились в зеленый цвет, он выдохнул и улыбнулся чему-то своему. Он все еще продолжал улыбаться, когда повернулся к черноволосому мужчине, чтобы заняться восстановлением его костей – раздробленная коленная чашечка, перелом бедра и еще пара подарков от военных, что притащили его сюда. - Ты не похож на доктора. Скорее на солдата, - произнес парень, чуть приподнимаясь на кровати, чтобы дать больший доступ к ноге. В его крови сейчас буквально циркулировало обезболивающее напополам с сывороткой, ослабляющей организм настолько, что любая физическая нагрузка и сопротивление было невозможным. Никакого шанса на побег, даже если бы он и был в открытом космосе. Джон откровенно игнорировал мужчину, настраивая соединение. Теперь прямо над ногой высвечивались маленькие части костей – крошечные голографические остатки некогда целого бедра. В руках Джона был такой же пинцет, которым он ловко соединял детали, будто пазл. После десятка соединенных частиц, он будто, наконец, нашел в себе силы ответить: - Я и есть солдат. Они снова замолчали и руки доктора Ватсона двигались на автомате, когда мыслями он был где-то далеко. Когда он закончил, то смог заметить что взгляд этого самого преступника был почти пугающим. Парень улыбался, несмотря на множественные переломы и ослабленный организм. Даже несмотря на то, что фактически его везли на смерть. - Вас вынудили прийти сюда? Ты солдат – военный доктор, который работает на корабле Имперского флота, но ты явно пережил отставку. Тебя комиссовали, но потом призвали вновь? Угрожали твоим близким? Что заставило тебя вернуться сюда, доктор Джон Ватсон? Джон даже не успел выпустить воздух из легких и задуматься над своими действиями. Манипулятор опасно вжикнул над головой черноглазого мужчины, замирая в нескольких сантиметрах от глазницы, на которую Джон мог надавить в любую секунду. Вряд ли это бы было больно из-за обезболивающего газа, но определенно неприятно. И Джон был готов нарушить все возможные уставы, потому что этот человек на долю секунды напомнил ему Шерлока. - Кто. Ты. Черт тебя задери такой? - делая паузу после каждого слова и стискивая зубы, прорычал Джон. - Уберите свои штучки, док. Я не принадлежу проекту СС, - ответил преступник, откидываясь обратно на койку. Доктор Ватсон замер, еле дыша. Повсюду жужжало и пикало, по отсекам лежали полуживые существа, стонущие от боли, но Джон ни слышал звуков, будто на секунду снова отрезан от всего мира, оказавшись в полной тишине. Даже собственные мысли были заглушены, а потом одним огромным комом сознание вернулось – а вместе с ним и ответственность, усталость и непонимание. Джон не понимал. - Откуда.. – хотел он спросить, но голос был настолько тихим, ломанным, слабым, что его оппонент едва его расслышал. - «Синтетическая душа»? Засекреченный проект Империи, даже название которого запрещено употреблять всуе? Оставьте условности, доктор. Я могу говорить о нем, потому что я работал над ним. Через четыре часа за бортом было так же темно, как восемь часов назад. Наверное, Джона всегда тянуло в космос именно из-за непроглядной темноты: подальше от белого цвета Империи, пронизанной яркими, почти болезненными вспышками света. Там, на этом гигантском оплоте человечества никогда не было той свободы, что была здесь. Пусть Джон был разбит из-за недельной экспедиции за телами погибших и раненных в созвездии «Тельца», пусть доктор и не спал уже много часов, перебиваясь внутривенной едой и искусственной синтетической водой. В такие моменты он еще мог чувствовать себя человеком, потому что даже эта малость была лучше, чем жизнь в Империи, словно в закрытой банке. Он возвращается в отсек к Джеймсу – он узнал, как его зовут от парней, что дежурят по коридору, словно Церберы – и сразу же садится за проверку сенсоров, потому что ему предстоит еще одна бессонная ночь. На его спальном месте сейчас лежит фарниец с отрезанными конечностями, обугленными и не подлежащими восстановлению. У доктора не хватает газа, чтобы дать тому малому нужную дозу обезболивающего, а те крупицы, что остались не действуют. Джон слышит даже сквозь толщу стен и звукоизоляцию. Это кажется невозможным, но тот малый кричит так сильно, что Джон его слышит. Их не обучали языкам Фарнии, лишь Международному космическому и языку Империи, но доктор может произнести фразу «Я не хочу умирать» на любом языке Галактики. Их не обучали и тому, что нужно делать, когда на корабле закончится абсолютно все, что может еще спасти жизнь. Их не обучали тому, что капитан окажется бессердечным ублюдком и скажет «Мы не имеем право делать посадку в этой системе, чтобы добыть ресурсы». «Мне жаль, Джон». «Я не хочу умирать». - Почему они считают тебя преступником? – произносит Джон, чтобы хоть немного заглушить эти звуки извне своей головы. Он говорит это спустя час своего фактического присутствия в камере в полной тишине. - Откуда ты знаешь о проекте, док? – вопросом на вопрос отвечает Джеймс, подтягиваясь на подушках и разминая затекшие мышцы. Видя, что его вопрос остается без ответа, преступник усмехается: - Давай угадаю? Ваш капитан, от которого ты вернулся в гневе около двух часов назад – один из тестируемых? Джон удивленно распахивает глаза и сглатывает, потому что это пугает. Он пересиливает себя и кивает, но вряд ли осознает, что действительно сделал до тех пор, пока на губах Джеймса не расцветает улыбка. - Нет, я не принимаю сыворотку СС. Мне не требуется что-то для подпитки своего разума, - мужчина придвигается ближе, даже спускает ноги с койки, морщась на каждое движение, а потом смотрит на Джона с почти неприличного расстояния – глаза в глаза. – Сколько кубиков принимает ваш капитан? Ты же доктор – насколько я понял, единственный компетентный док на этой посудине, ты должен знать. Ведь ты делаешь эти уколы? Сглотнув вновь, Джон чувствует боль, потому что в горле пересохло. На секунду ему даже думается, что это все ложь – вообще все это. Страшный сон. Он никогда не был в армии, не был ранен. Не встречал Шерлока, и не попадал, благодаря ему в лучший космофлот Империи по рекомендации Майкрофта Холмса. Джон никогда не видел взволнованного соседа, рассказывающего о разработке правительства под названием «Синтетическая душа», что позволяла поднять все показатели выше человеческих. Джон не видел Шерлока со жгутом на предплечье, не видел его конвульсивно дергающиеся руки – этого всего не было. И Джон не сидел сейчас перед человеком в оранжевой робе, что читал все его мысли. Всю прожитую им жизнь. Это чувство быстро отпускает. Джон откидывается, загнанно дышит и молчит. Они оба молчат еще несколько часов, пока он работает, слыша завывания раненных. Джим разглядывает его почти все время, изредка смотрит в потолок, но потом снова возвращает взгляд к потрепанному и уставшему Джону. Джон не против. На самом деле, он даже немного рад. Здесь всего два человека – не считая Шерлока, но Джон давно уже перестал его таковым считать. Когда по часам Империи наступает утро, доктор идет к своему отсеку и запускает программу разложения, потому что тот фарниец все-таки не выжил. Его койка после пятиминутной очистки буквально стерильная, но Ватсон больше не сможет на ней спать. Следующую ночь он снова проводит возле постели того преступника, но на этот раз Джеймс сам заводит разговор, к удивлению Джона – довольно нейтральный. Он больше не спрашивает о Шерлоке, не говорит о проекте СС, и кажется, выбирает тему как можно осторожнее. Джона это даже веселит, он иногда кивает или усмехается. А потом Джеймс начинает рассказывать о своем побеге. Как его арестовали в первый раз за неподчинение властям. Как он стер большую часть записей о проекте. Как он скитался по Галактике, не имея возможности приземлиться, потому что стоило ему приблизиться к какой-либо планете, как передатчик начинал улавливать судорожные просьбы покинуть орбиту. Все слишком боялись, и никто не хотел помочь. А потом он забрел в систему, которая не была отмечена на карте. Солнечную систему. Сказки их дедов и бабушек, что рассказывали о днях, когда человечество жило под светом Солнца на планете полной кислорода и воды, которую они сами разрушали. Джим говорил и говорил, о том, как он приземлился и первые пару минут не мог дышать из-за переизбытка кислорода в атмосфере. На Земле была жизнь. Не человеческая, другая: растения и животные, которых никто никогда не видел, рыбы, птицы – то, о чем Джон столько слышал, но никогда даже представить себе не мог воочию. Глаза его визави горели огнем, уже не таким колющим, как при первом знакомстве, потому что он нашел достойного слушателя в лице Джона. Потому что он понимал. Он сам, еще будучи курсантом, всегда рвался в космос, он не верил, что Старая Земля непригодна для жизни. Теперь в глазах Джеймса он видел эти доказательства. Он верил ему. Джон уже не мог работать, он слушал и слушал, пока его не начало клонить в сон, он даже пару раз качнулся и совсем неприлично зевнул во время повествования. Когда мужчина потянулся к проводам с энергетиком, его руку перехватила рука Джеймса. - Ты можешь поспать, - его голос мягко, но настойчиво действовал на Джона. – Ваше оборудование обладает простейшим интерфейсом, я могу проследить. - Во-первых, я не могу пойти спать, - он отвернулся, изучая мыски своих ботинок, потому что чувствовал себя неловко («в твои-то годы, господи, Джон!»). – Во-вторых… - Я прекрасно знаю, что с этого компьютера невозможно добыть никакую информацию, не утруждайся. Ты можешь поспать прямо здесь. - Здесь? – глупо переспросил доктор, осматривая помещение, будто за те несколько минут их разговора кто-то затащил сюда дополнительную койку. Джеймс кивнул и отодвинулся на другой край своего ложа. Да, она была большая, Джон не спорил, но это все, черт подери, было неправильно! Он не может вот так вот просто лечь рядом с пациентом, обвиняющимся в предательстве страны. Даже если этот пациент ему нравится. Господи, да ведь кто угодно может зайти в отсек! Супротив воли голова сама разместилась на подушке. Он лег не полностью, только корпусом, оставив ноги глупо болтаться в воздухе, чувствуя на своей макушке взгляд и краснея до кончиков ушей. Потому что да, это вообще-то смущает, но он слишком устал, чтобы думать. Джон отключается. Он просыпается отдохнувшим впервые за этот месяц. Сзади посапывает его пациент, Джон чувствует его острое плечо своей спиной. Мужчина встает, готовясь идти на обход пациентов, и даже невеселые мысли о том, сколько же еще раз за сегодня он запустит программу разложения, не тревожат его и принимаются как данность. Вместе с Джимом они проводят все последующие дни. Работа Джона отнимает много времени, но он чувствует себя лучше, потому что впервые за годы службы его кто-то ждет. Он уже привычно улыбается патрулю возле палаты-камеры Джеймса, даже пару раз проносит батончики с глюкозой. Охрана не выглядит настороженной, возможно, им даже плевать и они не говорят об этом начальству. Джону хочется верить, что Шерлок не знает, но вера эта слаба. У Джона будто бы прилив сил: он борется за чужие жизни, как боролся за свою во время пилотирования. Когда он возвращается, довольно улыбаясь после того, как очередной здоровый пациент жмет ему руку, ему улыбаются в ответ. В один из дней, когда до посадки в Империи остаются считанные сутки, Джон возвращается злым. Его лицо покраснело от гнева, а кулаки сжимаются, он прислоняется спиной к закрывшейся за ним двери в отсек Джима, а потом усиленно трет лицо, и уже через минуту от ярости нет и следа. Он выглядит расстроенным, сломленным и одиноким. - Он умрет, - говорит Джон, все еще закрывая свои глаза. Когда он сегодня зашел к Шерлоку, его рука уже привычно была перетянута и голубоватая жидкость проникала в его организм, убивая все, что там было от друга Джона. Док даже не смог вспомнить, зачем пришел, наблюдая за дернувшимся в экстазе лицом Холмса, а потом вылетел прочь. Джеймс все так же сидит в своей оранжевой робе, все также ждет его после рабочего дня и ночи. Джим есть у него здесь и сейчас, но через пару дней его не станет. Эта мысль жжёт ему сердце и глаза солеными каплями в тишине каюты, потому что этот человек не заслуживает наказания. Не заслуживает той смерти на которую его обрекают. Доктор Ватсон подходит ближе, прикасается к ладони замершего Джима, ведет вдоль сгиба локтя ослабевшими пальцами, а потом наклоняется и целует. Джеймс отвечает, притягивая его голову, углубляет поцелуй, стараясь не думать о теплых каплях на своих щеках. Когда он отстраняется, чтобы вдохнуть, глаза Джона горят. - Обещай, что покажешь мне Землю? – просит Джон на грани слышимости и в первое мгновенье Джеймс даже удивленно изгибает бровь, но потом приходит понимание. Он кивает, но потом сразу же качает головой из стороны в сторону. - Они убьют тебя. - Шерлок не даст, - Джон верит в это. Там еще есть что-то, должно быть. - Обещаю, - произносит Джим и целует Джона. Это уже похоже на прощание, горькое, с привкусом соли на языке, с судорожными вдохами и выдохами. Док отступает первым, отходит дальше, пока их руки соприкасаются кончиками пальцев, но и это проходит, стоит сделать еще один шаг назад. Джон отправляет его на смерть. Больничная койка преобразуется в капсулу одним нажатием клавиши и через пару секунд Джим уже касается рукой прохладного прозрачного стекла. Рука Джона прикасается к нему, а потом он нажимает на кнопку пуск. Раздается треск, камеру встряхивает, и капсула набирает скорость уже за пределами корабля. При везении Джим доберется до кентаврийцев через несколько часов. Они довольно дружелюбный народ и ненавидят Империю столь же сильно, как ее ненавидели сами мужчины. - Ты обещал, - улыбается Джон и смеется, потому что он счастлив. Он знает, что все будет хорошо, пока солдаты правительства Империи выламывают дверь отсека Джеймса.