Рас-стояние.

У Рамосов была большая семья, причем многие из родственников, вплоть до двоюродных бабушек, теток, кузинов и кузен находились в разных частях Испании, если не заграницей. Все бы ничего, только электронные устройства, как и разговоры по ним, некоторые не признавали, а общение между членами семьи было чем-то вроде традиции. С бабушками все понятно, но когда говорить по скайпу отказывались двоюродные сестры, Серхио становилось попросту смешно. С этого всё и началось: раз в два-три месяца защитнику мадридского «Реала» приходилось садиться за стол и тратить время на написание писем. Скучная, трудоемкая работа для неусидчивого Серхио. – А что это ты читаешь? – с интересом спрашивает однажды Фернандо, заглядывая Серхио через плечо. Торрес только что пришел к нему домой, предупредив заранее, и застал четвертый номер лежащим на диване в гостиной и держащим перед собой какой-то исписанный лист. – Да так, письмо прислали, – Серхио отвлекается от чтения и слегка улыбается, понимая, что они с Нандо не виделись с неделю, и вообще-то он успел соскучиться. Это ощущение никогда не приходило к нему «в процессе», в течение дней разлуки у Рамоса попросту не было времени думать о Торресе: слишком загруженный график, слишком много встреч, слишком большая усталость. Зато когда он наконец выкраивал время, когда перед его глазами снова появлялось лицо, которое игроки Атлетико видят каждый день, – тут уж была и зависть тем самым пресловутым игрокам, и осознание того, что Серхио скучал. – Никогда бы не подумал, что у тебя есть время на бумажные переписки, «мой дорогой Чехо», – имитирует взволнованный и слащавый голос Фернандо, скользнув по письму взглядом и выудив первую фразу. – Вынужденные меры, – пожимает плечами Рамос и складывает письмо во избежание дальнейших подколов. – Я бы и рад не писать, но с некоторыми родственниками, – он делает акцент на последнем слове и следит за реакцией, – иначе никак. Торрес хмыкает, но в его голосе появляется расслабленность. Он оставляет сумку позади дивана, а сам обходит его и ложится рядом с Серхио. Если бы кто-нибудь был рядом в этот момент, то сразу понял бы, что это делается далеко не в первый раз. – И что же, тебе так не нравится писать письма? – Ага. Долго доходит, еще дольше ждать ответа. Куда удобнее просто позвонить и сказать, что тебе нужно. – Ну конечно, – с иронией произносит нападающий. Он сам до сих пор иногда чувствовал себя неловко, когда нужно было звонить людям, даже по пустяковому делу. – А мне вот никогда не писали писем. – Как? – изумляется Серхио и даже переводит взгляд с потолка на Торреса, с удовольствием отмечая, как близко он сейчас находится. Можно хоть ресницы пересчитать. – Даже фанатки с признаниями в любви? Фернандо смеется и скользит рукой по руке Рамоса. – Нет, они обычно пишут мне в твиттер, – он закрывает глаза и после паузы с грустью добавляет: – А я бы хотел получить письмо, да не от кого. – Нандо, – с улыбкой говорит Серхио, – я бы написал тебе, но не вижу смысла. Мы не только в одном городе живем, но иногда и в одном помещении находимся. Я могу сказать тебе все и так, – и в уме защитника пролетает с десяток вариантов, что именно он может сказать ему здесь и сейчас. – Выходит, мне нужно переехать в другую страну, чтобы получить от тебя пару написанных строк? – в шутку бросает Эль-Ниньо. – Эй! – восклицает Серхио и подминает Фернандо под себя, обрывая разговор, потому что подобные разговоры ему не нравились.

***

Когда Рамос пишет Торресу в первый раз, он без усмешки думает, что нападающий все-таки улетел ради письма и вернется, как только получит его. Глупости, конечно, но это дало свой стимул: вместо того, чтобы позвонить, Серхио пишет. О том, как в тот день было жарко - еще бы, середина лета; о смешном случае на тренировке; с просьбой написать или позвонить, когда получит письмо; с волнением, как он обустроится в новом жилище и в новом городе. В общем, все то, что могло было быть сказанным лично. В Англии, насколько Рамос знает, не особо ласковый климат. Когда Фернандо приземляется в Лондоне, письмо, адресованное ему, только вылетает. С опозданием, но по стопам. Вскоре Серхио звонит на заграничный домашний номер, но Торреса нет дома. Трубку берет Олалья, она рада звонку и обещает передать мужу, что Рамос звонил. Спрашивать про письмо неловко, поэтому эту тему Чехо и не затрагивает. Он пишет второе письмо, а затем третье и четвертое. Сначала это сложно, нужно искать слова, не делать помарок. Некоторые из них короткие, почти записки. У Серхио по-прежнему мало времени днем, но как только он принимался за написание, грусть сваливалась на него, и он скучал, как если бы лист бумаги был лицом Фернандо, а чернила из гелевой ручки – его голосом. В первый раз защитнику удалось поговорить с Торресом только осенью, но этот разговор длился минуты три и толком ничего не принес. У Фернандо было растяжение, и теребить его лишний раз Серхио не хотелось. В тот же вечер он отправил ему еще один конверт при том, что ответа еще не получил ни разу. Рамос думал (или даже надеялся), что Торрес будет ему отвечать. Он понимал: освоение в новом коллективе, тренировки, новый сезон не давали ему времени, но Серхио ждал – а ответа не было. Они фактически не общались. И он стал сомневаться, что письма вообще доходят, но исправно писал, хотя приходилось и вырезать почти половину мыслей, накопившихся за день. Письма летали одно за другим, и в воображении Рамоса скопились толстой стопкой под столом Торреса в дождливом Лондоне.

***

– Милый, танцуй, – Олалья Домингес появляется в дверном проеме и машет только что пришедшей почтой. – Если бы я танцевал каждый раз, мне нужно было бы уже подаваться в танцоры, – Фернандо улыбается и, подойдя, коротко целует ее. Он забирает письмо и поднимается в спальню, где садится на постель и распечатывает конверт. В нем – еще один кусочек теплой Испании, из которого, как и из пачки таких же кусочков в столе, Фернандо пытается собрать свой прежний мир. Торрес удивлен, насколько занятой Серхио исправно следил за его жизнью: постоянно поздравлял с удавшимися матчами и переживал за его травмы, которые происходили все чаще. Просил не замыкаться. Убеждал, что всё будет хорошо. И он об этом пишет – пишет! – хотя несколько лет назад говорил, что терпеть не может писанину. Хотя что ему еще делать, если Фернандо игнорирует его звонки? Сначала новая жизнь действительно захватила нового нападающего «Ливерпуля», первая неделя полностью ушла на распаковку всех многочисленных вещей, устройство Норы в местный садик, последние уточнения условий с агентом и знакомство с тренером и командой. Тут не позвонишь и не пошлешь весточку. Но когда на новый адрес пришло письмо от Серхио... Фернандо испугался. Он не знал, что ему ответить. Он не мог рассказывать о тех, на кого буквально променял Серхио, потому что чувствовал себя виноватым за разрыв, хотя всё уже было обсуждено и прощено. По крайней мере, так говорил Рамос. И теперь, когда Торрес видит, что Чехо о нем еще заботится, искренне, и переживает за него, он понимает, что боится отвечать. Конечно, списать всё на загруженность и новый темп жизни было проще всего. Торрес понимал, что поступает ужасно, но ничего поделать с этим не мог. Не мог ни заставить себя снова будоражить эту бурю чувств, понимая, что утонет, ни отписаться сухими фразами. Потому что не мог врать Серхио и потому что был благодарен за исполненную мечту. Эта ситуация виделась ему бьющимся о толстую стеклянную стену защитником «Реала», пока сам Фернандо стоял по другую сторону и всё видел, но ничего сделать не мог. В конце концов, он надеялся, что Серхио прекратит попытки и оставит его. Нужно лишь время. Он знает, как начиналось бы его письмо. «Мой дорогой Чехо...» – с затаенной усмешкой, понятной лишь им двоим. Фернандо складывает конверт в ящик стола, к остальным, по много раз перечитанным письмам и выходит из спальни, выключив свет. К маленькой дочери, которую Олалья сейчас купает в ванной. К завтрашнему матчу, который обязан пройти на все сто. К новой жизни. И Фернандо даже думать не хочет, что будет на Чемпионате Мира в 2010, когда судьба снова их столкнет.