Синдзи, которого Каору знал

Столько сил, столько труда, столько… Времени. Какой это уже был Синдзи? Ах, да, кажется, восьмой. Все Синдзи были разные, сколько их помнил Каору; один даже вовсе не любил его, хоть, как сам сказал, и не ненавидел, и на том спасибо. Но не этот. Этот был… Таким же любящим, как все, все остальные семь, и, несмотря на кое-что другое в его жизни, в его душе, но не в его сердце, оставался все-таки Синдзи. Синдзи, которого Каору знал. Синдзи, которого Каору любил. Синдзи, ради которого Каору пошел на почти невыполнимое, невыразимое, невозможное – и, отбросив все «не», добился того, чего так хотел. И оно того стоило. Всех попыток нежных поцелуев в щеку, пока Синдзи по утрам чистил зубы. Это было так забавно и странно, но в то же время мило; Синдзи никогда не уворачивался от прикосновений Каору, пусть тот и пристрастился с ним особо «любяще» играть. С первым Синдзи Каору себе такого не позволил. Со вторым не позволил. А с этим было можно – и Синдзи только продолжал чистить зубы, кротко улыбаясь, а потом передавал стакан с водой Каору. Того вечера, когда дуреха-Аска, девчонка, приехавшая по обмену из Германии, ворвалась в комнату Синдзи с криком – и увидела то, что совсем не ожидала. Разумеется, все ее претензии по поводу «Это ты спер нижнее белье старосты?!» тут же отпали, впрочем, нервных клеток они трое тогда потратили немало. Аска была так криклива, что не ожидать, что в ту же секунду обо всем узнали родители Синдзи, было бы просто глупо – и Синдзи, испуганно напялив на себя одежду кое-как, выбежал из дома, впопыхах наткнувшись на отца. Каору тогда его несколько часов по всему Токио искал. Того раза, когда Синдзи нужно было удалять аппендикс, а он сбежал из больницы, потому что испугался. Глупый Синдзи – но Каору был рад, что именно ему пришлось нести его спящего на руках обратно в больницу, где их, конечно, ждали разъяренные медики. Первого свидания это все стоило. Синдзи не знал, что это будет свидание – но предложение посмотреть на звезды через новый телескоп Икари Каору воспринял как знак свыше. Он просто не мог упустить свой шанс, зная, что Синдзи тоже любит его. Почти каждый Синдзи в любой вселенной. Все усилия стоили того вечера, что Синдзи впервые провел у Каору. Они сидели перед старым телевизором, настоящей рухлядью, и играли в доисторические приставки – и Синдзи смеялся, так громко и заливисто, что никто бы не подумал, что он может быть несчастен. Или тех сотен объятий, когда они сидели вместе на одном пуфике, ужимаясь, и листали ноты, думая, что же им сыграть дуэтом. Или летней ночи, проведенной ими под кустом в парке. Или этих неловких ужинов с родителями Синдзи. Его мама, кстати, великолепно готовила; вот в кого Синдзи был такой мастер, и только в этот раз Каору это понял. Или… Еще кое-чего куда более личного. Принадлежащего лишь им двоим. Каору вздохнул, смотря на тонкие пальцы Синдзи, обернутые пластырем. Этот Синдзи был неуклюж – но так жизнерадостен, насколько вообще мог быть жизнерадостен Икари Синдзи. Его не останавливали ни падения с велосипеда, ни ссадины на коленях, ни еще что-то – он просто лепил новый пластырь и шел дальше, мягко улыбаясь. Этот Синдзи всегда улыбался и так редко плакал. - Я рад, что ты наконец-то счастлив, - произнес мягко Нагиса, щурясь солнцу, и коснулся запястья Синдзи. Тот сжал ладонь Каору в своей и, прижав ее к своей щеке, ответил тихо: - Я был таким всю жизнь, но стал счастливее в сотню раз, когда встретил тебя. - В этом и суть, - склонил голову Каору, переплетая их ноги под партой. В классе никого не было – и никто бы не посмел ничего им сказать, потому что, несмотря на все злобные выкрики, все подставы, все унижения, Каору с Синдзи были единственной парой, которая всегда была верна друг другу и оставалась такой поныне, в день выпускного. Они не разошлись, не разбежались, не поссорились ни разу – в этом не было ничего сверхъестественного, Каору знал. Он на такое не способен. Синдзи на такое не способен. Сердце Синдзи – чистое стекло, прозрачное, безгрешное, незамутненное; пропускающее через себя свет Каору и будто на этом свете живущее. Наконец-то Синдзи был счастлив. Потому что он не знал, что такое Второй Удар: его так и не произошло.