Dead Hearts

      Прошло чуть больше двух недель после всего того безумия, которое им пришлось пережить.       Ничего особенно не изменилось. Лужайка перед домом все такая же зеленая. Компьютер все так же выключается от перегрева, если Алекс играет в Quake 3 больше двух часов. Почтальон Динкенс все так же приносит письма ровно в шесть часов двадцать восемь минут. Мама все так же готовит оладьи по утрам, только теперь их в два раза больше — Джонас со своим отцом переехали к ним. В целом, ничего действительно не изменилось.       Алекс не спит по ночам. Ей просто не хочется спать. Она не чувствует усталости. Она чувствует только постоянное напряжение, словно воздух вокруг нее сжимается и сдавливает ее со всех сторон. Ей трудно вдыхать, а перед глазами начинает мерцать, если она слишком долго держит их закрытыми. Она отключается иногда, когда ее организм теряет последние силы, и каждый раз, резко приходя в сознание, она думает, что снова попала во временную петлю. Она ожидает за каждым новым поворотом обнаружить старый кассетный проигрыватель, потому что ей все еще не верится, что все закончилось.       Алекс избегает зеркал. Она выбрасывает все зеркала, которые находит в своей комнате, а в гостиной, где висит большое зеркало в полный рост, вообще не появляется. Каждый раз, замечая свое отражение где бы то ни было, она жмурится и начинает мысленно напевать дурацкую песенку из рекламы хлопьев. Она знает, что ее отражение больше никогда не будет смотреть на нее красными сияющими глазами и говорить ей, что Джонас не должен пытаться поговорить со своей мамой. Она знает, но все равно нервно вздрагивает, когда видит зеркала, и как можно быстрее удаляется от отражающих поверхностей.       Алекс ненавидит радио. Ее лицо искажается до неузнаваемости, когда она видит приемник в магазине, и, кажется, она бы с удовольствием сломала эту чертову маленькую говорящую коробочку, если бы за нее не надо было платить. Она выключает проигрыватели с каким-то маниакальным рвением и дрожит, если слышит мерное шипение из динамиков.       Алекс боится темноты. Она шарахается от теней, словно они действительно могут как-то ей навредить, а в ее комнате круглосуточно горит свет. Она постоянно носит в кармане своей куртки светодиодный фонарик и очень боится его потерять. Когда Рен звонит ей, чтобы позвать в кино на тот самый документальный фильм, что выбрала Нона, Алекс передергивает, и она отказывается, наверное, слишком поспешно. Рен обижается, но ее это отчего-то мало волнует. Она кладет трубку и снова нащупывает фонарик в кармане. Ее это успокаивает.       Алекс сходит с ума. Самое противное то, что она понимает это, но никак не может изменить. Она сходит с ума. Диагноз подтвержден. Но никто не прописал лечения.       Алекс смотрит в окно. Этот понедельник настолько отвратительно дождлив, что ей абсолютно не хочется выходить из дома. Она смотрит, как на крыльце их дома появляется Джонас. Он пинает какой-то маленький камушек и закуривает, и ей вдруг невыносимо сильно хочется закурить тоже. Она надевает красную куртку брата и спускается вниз, по привычке проходя мимо гостиной почти бегом. Она выходит на крыльцо и вдыхает влажный воздух, горчащий от сигаретного дыма, почти с наслаждением. От этого действия ее легкие что-то внутри скручивает и сдавливает, но она вдыхает снова, пытаясь надышаться. Джонас смотрит на нее странным взглядом и без слов дает ей сигарету. Алекс берет ее дрожащей рукой и прикуривает от Джонасом же протянутой зажигалки. На этот раз она не закашливается, хотя в горле практически невыносимо горько. Она зажмуривается и порывисто выдыхает белесый дым, после чего прикладывается к сигарете снова, будто от этого зависит ее жизнь. Джонас тихо наблюдает за ней, чуть скосив глаза, и продолжает медленно курить, словно само гребанное спокойствие. Как он вообще может быть таким спокойным, черт подери?! Алекс снова затягивается и поворачивает голову, с какой-то нездоровой злобой глядя ему в глаза. Джонас тушит бычок о край урны и выкидывает его, все так же не сводя с нее взгляда, а после подходит к ней и просто кладет руку ей на плечо. Алекс кажется, что она сейчас прожжет в нем дырку — настолько сильно она ненавидит Джонаса в это мгновение. Она открывает рот, чтобы сказать ему, что он чертов ублюдок, но вместо слов из ее горла вырывается лишь глухое рыдание, и она неожиданно для самой себя начинает плакать. Слезы льются из ее глаз, словно долбанные Ниагарские водопады, и она чувствует себя глупо и жалко. Джонас забирает у нее из руки сигарету, которую она уже не в силах докурить, и со вздохом прижимает Алекс к себе. Она рыдает взахлеб, давясь словами, которые пытается зачем-то сказать, а он гладит ее по спине, докуривая сигарету.       Алекс успокаивается так же внезапно, как и начала плакать. Она стоит, растерянно глядя куда-то поверх плеча Джонаса, и тихо сопит, иногда вздрагивая. Он продолжает гладить ее по спине, все так же ничего не произнося. Она смотрит на расходящиеся по лужам круги от дождевых капель, и ей кажется, что впервые за прошедшее время она может нормально дышать. Джонас слегка отстраняется от нее и вытаскивает из своего кармана фонарик, чуть побольше фонарика Алекс. Он включает и выключает его, а потом смотрит на нее тяжелым взглядом. Она впервые замечает темные круги под его глазами, такие же, как у нее, и понимает, что не она одна сходила с ума все это время. Почему-то от этого становится легче.       Алекс видит кошмары. Она снова смотрит на Клариссу, выпрыгивающую из окна. Алекс слышит звук, похожий на тот, что бывает, когда о землю разбивается тыква или арбуз, и видит темную кровь, целую лужу крови, что образовывается под переломанным девичьим телом. Кровь сливается с красными волосами, пропитывает изорванную одежду, пачкает серую землю, она заполоняет мелкие трещинки в асфальте, и сверху это выглядит, как какой-то жуткий кровавый узор. Алекс становится дурно, она пытается отвернуться, но не может.       Алекс приходит в себя от собственного крика и желания блевануть. За окном поздний вечер, и она на подкашивающихся ногах доходит до шторы, чтобы остервенело задернуть ее. Алекс трясет, она ходит по комнате кругами, спотыкаясь и судорожно обнимая себя руками. Она едва не кричит от ужаса снова, когда в ее дверь кто-то стучит. За дверью обнаруживается Джонас, подсвечивающий себе дорогу в темном коридоре своим фонариком. Его лицо выражает какое-то суровое беспокойство, он заходит к ней в комнату, закрывая за собой дверь, и, выключив свой фонарик, осторожно берет ее за плечи обеими руками. Он говорит ей что-то тихо и спокойно, сосредоточенно вглядываясь в ее глаза, но она едва ли слушает его. Она просто смотрит на него, продолжая себя обнимать, и немного покачивается из стороны в сторону. Джонас осторожно проводит ее внутрь комнаты и сажает на край застеленной кровати, продолжая ей что-то негромко рассказывать, пальцами поглаживая ее острые плечи. Алекс смотрит на него, взъерошенного, в одной футболке и смешных трусах со странными рожицами, и чувствует, как ее постепенно отпускает ужас привидевшегося. Она ощущает тянущую пустоту в грудной клетке, от которой ей опять становится трудно дышать, и зачем-то наклоняется вперед, целуя Джонаса прямо в губы. На секунду ей становится не по себе, как тогда, когда она узнала, что ездила на угнанной машине, но Джонас с неожиданной жадностью отвечает ей, и это чувство оставляет ее. Алекс отнюдь не ангелочек, ее отношения с парнями не ограничивались простыми объятьями, но так ее точно никто еще не целовал. Язык у Джонаса горький от табака, и ее, наверное, даже возбуждает это. Она теряет способность нормально соображать, а потом в какой-то момент обнаруживает себя абсолютно голой под таким же голым Джонасом, который, похоже, собирается вставить ей. Отчего-то ей совершенно наплевать на абсурдность происходящего, и, кажется, это именно то, что им обоим сейчас нужно. Он гладит ее по плечам, по ключицам, по грудям с небольшими торчащими сосками, по вздрагивающему животу, он ощупывает ее всю своими твердыми горячими пальцами, и она практически растекается под его руками, мысленно сравнивая его с гончаром, а себя - с глиной. Она обнимает его и прижимает как можно ближе к себе, целует его снова, пальцами с какой-то осторожностью трогая его спину. Джонас засасывает кожу на ее шее, и Алекс тихо стонет, обхватывая его бедра ногами. Тупая ноющая боль внизу заставляет ее выгнуться, но она не издает ни звука, только тихо вздыхает, чувствуя, что пустота выветривается у нее из груди. Джонас хрипло стонет ей на ухо что-то нежное, прижимает ближе к себе, от него пахнет сигаретами и свежестью мужского аэрозольного дезодоранта, и она забывается снова от его запаха, от тепла его тела, от его прикосновений. Он немного рвано двигается в ней, иногда сбиваясь с ритма, но ей все равно приятно, и она просто надеется, что родители на нижнем этаже не слышат скрипа ее кровати, их тихих стонов и этих странных влажных звуков. Она пытается двигаться ему навстречу и прикусывает его за мочку уха, слыша его тихий рык. Джонас несильно сжимает ее небольшие грудки, опять целует ее глубоко и развратно, а потом вдруг резко выходит из нее, и она чувствует теплую вязкую жидкость на внутренней стороне своего бедра. Алекс порывисто вздыхает, зарываясь пальцами в его темные волосы, и просит его остаться с ней этой ночью. Испачканный плед они прячут под кровать и ложатся под одеяло прямо так, голыми. Джонас ставит будильник на шесть часов утра, потому что если родители застанут их в таком виде, их наверняка не погладят по головке. Они говорят о чем-то еще некоторое время, просто наслаждаясь теплом друг друга, а потом в первый раз за все это время нормально засыпают.       Алекс читает книгу по психологии. Она не думает, что то, что произошло между ней и Джонасом — действительно плохо и неправильно. Он ведь ее сводный брат, и родства между ними нет, но все равно ее не покидают сомнения по этому поводу. Все что она нашла — это выписки про то, что при инцесте рождаются больные дети, и упоминания о шведских семьях. Через два дня она забрасывает это, приказывая себе не заморачиваться, потому что считает, что это вряд ли снова повторится. Джонас никак не показывает, что произошло что-то из ряда вон выходящее, и она окончательно успокаивается на этот счет.       Алекс встречается с Реном и Ноной в парке. Они сидят на качелях и пьют сидр, потому что Нона, как оказалось, не очень любит пиво. Сидр терпкий на вкус, он пахнет яблоками и странными специями, но он действительно намного лучше хмельной бодяги из алюминиевой баночки. Рен курит травку и смеется, обнимая Нону за талию, а Алекс чувствует себя третьей лишней. Она напивается до такого состояния, когда хочется либо танцевать на столе, либо упасть и уснуть. Рен предлагает ей косяк, и она затягивается с болезненным наслаждением, вдруг понимая, что ей ужасно хочется чужого тепла. Она смотрит сквозь мутные призмы, образовавшиеся у нее перед глазами, смотрит на Нону, чья улыбка превращается в оскал, на Рена, чьи глаза наливаются кровью, и чувствует как от ужаса у нее перехватывает дыхание. Она понимает, что это просто действие алкоголя и наркотиков, но ее все равно бросает в дрожь; она видит, как ее друзья целуются, но ей кажется, что они просто жрут друг друга, причмокивая кровавыми ошметками вместо губ. Кровь стекает по их подбородкам и пачкает их одежду, а они поворачиваются к ней и искаженными голосами спрашивают, все ли с ней хорошо. Она сдавленно прощается и практически убегает от них, до побелевших костяшек сжимая фонарик в своем кармане.       Алекс видит кошмары. Она наблюдает, как Рен задыхается под водой. Он беспорядочно шарит руками вокруг себя, словно надеясь что-то найти, его глаза закатываются, из его рта и носа выплывают большие пузыри, он судорожно хватается за свое горло, и Алекс физически ощущает, как его легкие сжимаются в последней попытке найти живительный кислород. Рен вдыхает воду. Она заливается внутрь, скользит по носоглотке холодными змеями. Изо рта и носа Рена струится кровь. Она придает воде вокруг него нежно-розовый оттенок, а Алекс ощущает соленый металлический привкус на своем языке.       Алекс открывает глаза и подскакивает на месте, хрипло давясь воздухом. Лампочка над ее головой с приглушенным хлопком перегорает, и Алекс не может сдержать панического крика. Она подрывается с ковра, на котором случайно уснула, и бежит вон из комнаты, позабыв даже о своем фонарике в куртке. Она хрипло пищит от ужаса, врываясь в комнату Джонаса, который удивленно приподнимается на кровати с книгой в руках. Она практически падает перед ним на колени, продолжая бормотать что-то о возвращении призраков, а он садится рядом с ней и крепко обнимает, слегка покачивая из стороны в сторону. Алекс с трудом давит желание снова позорно разреветься и вдруг с каким-то отчаяньем присасывается губами к его ключице. Он тихо охает от неожиданности, а она ставит еще один засос, только чуть выше. Ее руки обхватывают его за шею, прижимая ближе, и она слепо целует его в скулу, в челюсть, в щеку, чувствуя колкость его легкой щетины. Джонас приглушенно говорит что-то предостерегающее, но она не слушает, а потом ощущает его горячие ладони на своей пояснице и сипло выдыхает ему на ухо его имя. Теплый язык скользит по ее шее вверх, а она стягивает с Джонаса шорты прямо вместе с трусами и пальцами обхватывает его уже напрягшийся член, со странной темной радостью наблюдая, как Джонас вздрагивает от этого ее действия. Алекс блекло улыбается, большим пальцем с нажимом проводя по головке, от чего Джонас начинает тихо скулить, зажмуриваясь и откидывая назад голову. Она целует его, чувствуя, как крепко он сжал зубы, другой рукой нежно касается его скулы и дразняще гладит пальцами его член, рассматривая его дрожащие ресницы. Джонас резко взрыкивает и отбрасывает от себя ее руки, начиная поспешно освобождать ее от одежды. Она сама снимает с себя трусы, удивляясь тому, насколько ей нравится его голодный взгляд, и садится на него, принимая Джонаса во всю его длину. Ее скручивает от неожиданного и яркого оргазма, а он прижимает ее к себе за бедра и двигается, проникая в нее все глубже. Алекс мычит что-то невнятное от удовольствия, наваливается на него и утыкается носом ему в плечо, двигая тазом ему навстречу. Он шумно дышит, проникает языком в ее ухо, и она вскрикивает от снова настигшего ее колюще-режущего чувства удовлетворения. Джонас резко замирает и крепко закрывает ей рот рукой, страшно глядя на нее, но ей сейчас абсолютно пофигу на то, что их могут застукать. Она закрывает глаза, теснее прижимаясь к его груди, сама начинает двигаться на нем, и спустя несколько мгновений он с сердитым вздохом отвечает. Алекс опять теряется во времени и приходит в себя, только почувствовав пустоту внутри и горячие вязкие капли на своем животе. Джонас тяжело дышит и заправляет ей за уши длинные голубые пряди, а она целует его снова и тихо интересуется, может ли она поспать этой ночью вместе с ним. Он растерянно ухмыляется и кивает головой, целуя ее в ответ.       Алекс проклинает все на свете. Видит Бог, она этого не хотела. Она не хотела этих долгих тяжелых взглядов его зеленых глаз, от которых хочется затаить дыхание и поежиться. Она не хотела этих вроде бы случайных прикосновений, которые отзываются во всем теле почти болезненным покалыванием. Она не хотела этого беспорядочного, бурного траха по ночам прямо над головами их ни о чем не подозревающих родителей. Она не хотела, но все это стало неотъемлемой частью ее жизни, как страх темноты, или зеркал, или этих чертовых шипящих звуков из радио. Ее с каждым днем все сильнее охватывает чувство неправильности, и в какой-то момент оно становится настолько невыносимым, что она рассказывает все Ноне. Алекс даже не понимает, как так вышло, но она выкладывает все, как на духу, и с каждым словом, вылетающим из ее рта, ей становится все легче и легче. Нона почему-то не удивляется. Только качает головой и приобнимает Алекс, рассказывая, что всем им нелегко. Алекс слушает о том, что Рен едва не умер от передоза спустя восемь дней после случившегося, и Нона, случайно оказавшаяся в нужном месте в нужное время, спасла его, корчащегося в агонии и пускающего слюну вперемешку с кровью из прокушенных губ. Алекс слушает о том, что Нону тоже мучают кошмары, и она пьет снотворное лошадиными дозами, лишь бы не видеть во сне этих проклятых треугольников и темных силуэтов с красными светящимися глазами. Алекс слушает о том, что Кларисса периодически звонит Ноне из другого города в слезах, умоляя ее подтвердить реальность этого мира. Алекс понимает. Понимает, что все происходящее между ними с Джонасом - это потребность. Потребность не в сексе, а в чувстве защищенности, в подтверждении того, что они действительно живут, а не застряли в очередной временной петле. И все как-то сразу становится на свои места. Чувство неправильности исчезает. Алекс обнимает Нону на прощание и благодарит ее за все. Нона улыбается и советует ей начать пить противозачаточное. Это дико смущает.       Алекс пьет кофе и смотрит в стену. Дома никого нет, и ее впервые не пугает это. Она просто сидит и пьет кофе, слушая бормотание телевизора краем уха. Во входную дверь кто-то бешено барабанит, и она с удивлением идет открывать. Джонас врывается в дом, словно за ним гонятся, с оглушительным хлопком закрывает дверь и оборачивается к Алекс. Он ошалело смотрит на нее, бледный, со съехавшей шапкой и сжатыми губами, и вдруг буквально набрасывается на нее, начиная практически кусать ее губы. Алекс понимает. Понимает, и поэтому молчит, когда он валит ее на пол и прямо в прихожей начинает стягивать с нее одежду. Она снимает с него куртку и по возможности отвечает на его грубые поцелуи, успокаивающе гладя его по волосам руками. Он входит в нее резким рывком, и ей больно из-за нехватки влаги внутри, но она молчит и двигается в ответ на его глубокие сильные толчки. Он припадает губами к ее коже, словно пытаясь уталить самую страшную на свете жажду, сминает ее грудки в руках, тычется в ее шею лихорадочно горячим лбом и что-то надсадно бормочет. Джонас невероятно сильно сжимает ее в своих объятьях, и ей кажется, что еще немного, и она услышит хруст собственных ребер, а еще он наверняка понаставил ей кучу засосов, но она заставляет себя забыть об этом. Она целует его со всей нежностью, на какую только способна, обнимает его за шею и вздрагивает, когда он как-то умоляюще произносит ее имя и делает последний толчок, кончая в нее. Алекс последовала совету Ноны, так что это не является проблемой уже практически месяц. Джонас отрывается от нее и садится рядом, растерянно глядя в пустоту и шумно глотая воздух. Она приподнимается и нежно гладит его по ссутуленным плечам, по напряженной спине, по дрожащим рукам, по всему, до чего может дотянуться. Он перехватывает ее руку и несколько раз нежно целует ее в запястье, словно извиняясь, а потом оборачивается к ней, смотрит на нее каким-то затравленным взглядом, и все повторяется сначала, только теперь Алекс уже получает удовольствие. Она так и не узнала, что произошло, но, честно сказать, ей и не было это важно. Она смогла помочь Джонасу забыть это, и попросить снова вспоминать о том, что его так сильно напугало, было бы очень жестоко.       Алекс сидит на крыше и курит. Она медленно затягивается и смотрит на встающее на горизонте солнце. Джонас сидит рядом с ней и тоже курит, а еще постоянно поправляет сползающее с ее плеча одеяло, и она находит это по-идиотски милым, потому что ей совершенно не холодно. Она тушит бычок в пепельнице и прижимается ближе к нему, укладывая свою голову на его плечо. Джонас оборачивает ее одеялом еще раз, только теперь оно больше не меняет своего положения, и он с явным удовлетворением выдыхает из своих легких клубящийся дым. После дерьма, произошедшего на острове, прошло, наверное, больше трех месяцев, Алекс не считала. Ее постепенно отпускает все это, и она даже спокойно прошла мимо зеркала в гостиной на днях, а Джонас не побоялся зайти в темный гараж за ящиком с инструментами. Они стали более-менее высыпаться, потому что когда они были вдвоем, кошмары им не снились. Они не знали, как и когда расскажут родителям о своих отношениях. Может быть, когда вместе поедут в колледж — они даже уже вместе выбрали, в какой конкретно. В Эверени Дженкинс, поближе к Клариссе. Все пятеро сообща решили, что должны держаться ближе друг к другу, и поэтому Рен и Нона тоже хотят поступить туда, а еще эти двое, кажется, планируют обручиться.       Алекс думает, что все складывается на удивление неплохо, и надеется, что дальше так и будет. Они и так настрадались. Хватит с них уже всякой жести с призраками. Джонас тушит свою сигарету и обнимает Алекс крепче, вдыхая утренний воздух. Небо наливается ярко-красным цветом, фиолетовые облака расползаются в стороны, словно пушистые гусеницы, а оранжевое солнце медленно выкатывается из-за горизонта и освещает улицы города своими яркими лучами. Легкий ветер ерошит волосы подростков, сидящих на крыше. Алекс приходит мысль, что этот момент был бы потрясной концовкой, и она делится этой мыслью с Джонасом. Он смеется ей в макушку и говорит, что согласен на концовку только лет через шестьдесят, и она смеется вместе с ним. Потому что он прав. У них впереди еще целая жизнь. Как-то рановато для концовки.