***
Семьдесят пятая вылазка отбилась в памяти капрала особенным алым пятном. Потеря своего отряда относилась к разряду боли, которую нельзя терпеть, но с которой нужно жить. "Нужно" - повторял он из раза в раз. А тёмно-бурое лекарство плескалось в кружке, подобно дикому шторму, разбрызгивая капли по столу, но до этого сейчас никому не было дела. Руки дрожали, шла третья кружка, а гадкое пиво так и не хмелило голову, только отзывалось мерзким привкусом желчи. Раздался стук. Кружка отъехала на другой край стола, хрустнули костяшки, натянулись нервы. Заглянула девушка, блеснули изумрудами большие глаза. В них было более сотни теней и более тысячи сияющих огней. Ирэн зашла в комнату и, тихо прикрыв дверь, стала беспрерывно задавать вопросы о вылазках, о планах, результатах. На ней были тёмно-оливковая футболка, стандартные штаны и всё ещё крепко затянутые ремни для балансирования. Они мягко впивались в кожу через тонкую ткань и, наверное, оставляли длинные ровные отметины на бархатистой коже. Вон выше груди, потом несколько идут по талии и ниже и... Он вдруг осознал, как ему не хватает женщин: их сладкого запаха, мягких прикосновений, тягучих вздохов. Вот что пьянит по-настоящему. Капрал поднялся. Девушка так импульсивно расспрашивала его, что не заметила, как тот подошел... совсем близко. Её голос звонкий как соловьиные трели. А запах сладкий, как топлёный шоколад. Вдруг она запнулась, набрав в грудь воздуха, и замерла. Холодный изучающий взгляд серых глаз пронизывал насквозь. По спине пробежались мурашки. Капрал был поклонником того, чтобы отбрасывать всё лишнее на пути к цели. Даже слишком. Опускаться до предлога остаться на ночь и тем более до объяснений Леви не мог. Он просто брал. Так его учили. Девушка стала пятиться, но почти сразу наткнулась на стену. Холодные пальцы капрала быстро развязывали ремни, выверенными, отточенными годами движениями. Постепенно они с тихим звоном щелчков падали на пол. Она досчитала до семи. С ремнями было покончено, и наконец он спокойно забрался под тонкую ткань футболки. Холодные руки. Прерывистый вздох. Нежная кожа под его пальцами трепетала, покрывалась мурашками. Леви быстро накрыл её губы своими и жадно впился в них с одной целью - вспомнить вкус, этот сладкий вкус горячих влажных губ. Этот затуманивающий сознание запах. Сказать, что она была в состоянии шока - ничего не сказать. Прикосновения капрала были чувственными и донельзя приятными и, конечно, его сухие губы, целующие её так страстно, просто сводили с ума. В голове буря, на душе шторм, на губах сладость. Это всё обезоруживало. Кружило голову. Такая сильная и стойкая в битве, маленькая и хрупкая в его руках. Нет ничего проще соблазнения малолеток. Вот только ему не хотелось её соблазнить. Ему хотелось взять её. Резко и без возражений. Протяжно звякнула застежка ремня, словно предупреждая. И тут Ирэн очнулась. Резко дёрнулась как от тока и постаралась избавиться от столь "близких" объятий. - Хватит! - вместо уверенности в хриплом голосе девушки сквозило смятение и бессилие. - Перестань... Леви холодно стянул ремень, не слушая тихий шепот кадетки, игнорируя её движения. Она сильная, но, конечно, намного слабее него. Одной рукой сжимая руки над головой, другой стараясь расправиться с её штанами, он изнемогал от нетерпения. Ирэн была напугана. Словно бурлящая лава течёт по венам, стекает в жгучий комок внизу живота и ударяет в голову неизвестными желаниями. И всё же... не так. Не здесь. У Леви было другое мнение. Девичьи брюки валялись под ногами, орган твердел и упирался в ширинку. Нету сил терпеть, нету сил... понять. Она не успевает понять, когда чувствует сильный толчок внутри, и боль адской судорогой пробегается по телу, сжигает мысли. Она громко вскрикнула. - Неужели девственница? Я думал ты спишь со всеми подряд, – подлая ложь. Ирэн всегда доказывала свою чистоту и абсолютный не интерес к особям мужского пола. Но ему не хотелось думать о том, чтобы быть нежнее. Не хотелось думать. Новый толчок ещё более резкий. Разгорячённая плоть набухшего члена обжигала, вколачиваясь в бедную кричащую девчонку. Сколько ей? Шестнадцать? Пятнадцать? Плевать. Сейчас есть лишь её мокрое влагалище, громкие стоны и быстрый ритм, равный, наверное, его сердцебиению. К её удивлению, боль из жгучей и постыдной стала превращаться в сладкую. Она уже сама двигалась в такт, ловила этот бешеный ритм. Жуткие крики перешли в сладкие стоны. И наконец, ощущения доходят до пика, тело, словно изнутри обрастает розами, чьи алые лепестки первой кровью текут по ноге. Словно коллапс, словно взрыв. Последний толчок и блаженная эйфория окончания. Семя до последней капли скрылось в пылающем лоне девушки. Она опирается на холодную стену, закрывает глаза, мелко подрагивая. Она словно на грани. Адский жар внизу, отвратительные льдины в груди. Больно. Леви тяжело дышит и упирается лбом в ключицы девушки, закрывая глаза. Мысли бешеными поездами носились по тонким серым извилинам, как по безымянным пустым дорогам. Ему не хотелось любой женщины. Ему хотелось именно её. Потому что она отличалась от других, потому что… Он всей душой ненавидел её. - Почему... ты?... - через вздохи тихо срывается шепот. - Почему вернулась ты? Почему не Эрд? Не Оруо? Почему не Петра, а ты?! Ты сделала хоть что-то, дабы твоя жизнь стоила их жизней? Голос хриплый, словно скрип двери, открывающей маленький кусочек отчаянного мира Леви, где змеиный яд падает с дождями, а тонкая сеть улиц пронизаны шипами. Ирэн молчит. По щекам текут слёзы. Они горькие на вкус, Ирэн уверена. Слёзы от своего бессилия и слабости всегда горчат. Она задрожала, собирая в кучу мысли. - Я не достойна жизни. Ты тоже не достоин. И Петра была не достойна. Даже поколений через три после победы над титанами человечество вряд ли будет жить без хаоса. Мы убиваем - мы грязные. Но мы боремся за свободу. Кто же мы тогда? Смерть - лишь жребий, который мы тянем, иллюзорное спасение. Оно не несёт героический характер. Его несёт жизнь. Выжить и спасти других - вот главная цель. Но цена, которую мы платим, не закономерна, цель не покрывает способы. Так что никто из нас, наверное, не достоин жить. Она обхватила его, крепче прижимая к груди, к своему бешеному сердцу. Ей хотелось убить капрала за то, что он сделал, но месть, злость, крики – потом. Сейчас ей хотелось лишь, чтобы теперь он ловил ритм её сердца. Старался разобрать, что оно говорит. Старался услышать её. Леви никогда не боялся умереть. Смерть - нечаянно выпавшая дата. Она говорит правильно. Слепая печать войны. "Стрела сама решает в кого попасть" - говорили старики. Разве они знали смысл своих слов? Видимо знали. Может, мы не достойны, но пока стрела не нацелена на нашу грудь, только мы решаем, за что бороться и какой ценой. Леви слышит это всё в её непроизнесённых словах. Она говорит правильно. Только слёзы всё равно горчат.***