1:28AM

Ацуши не спалось. Его всю ночь мучили неприятные ощущения в животе, и он искренне надеялся, что это от переедания. Так или иначе, он лишь выдавал желаемое за действительное. Дазай вел себя особенно суицидально накануне; всякий раз, как только что-то острое и колюще-режущее попадало в его поле зрения, нездоровым блеском загорались глаза, и Куникиде приходилось забирать травмоопасные предметы прежде, чем Осаму успел бы их прикарманить. Выражение лица Дазая было задумчиво-мечтательным, когда Ацуши попрощался с ним у двери. Не в силах более игнорировать тревогу, Накаджима вылез из-под одеяла и нащупал босыми ногами тапочки, что столь любезно купил ему Дазай. Мальчик, ступая осторожно, дабы не скрипели половицы, выскользнул за дверь и спешно направился вниз по коридору. Куникида дал ему ключ от квартиры Осаму на случай, если тот снова предпримет попытку самоубийства, а его не окажется рядом. И Ацуши был благодарен. Это, конечно, грубо — позволить себе зайти в чужой дом без приглашения, да еще и ночью, но тошнота не проходила, и Накаджима был уверен: не пройдет, пока он не убедится, что с Дазаем все в порядке. — Я вхожу, — шепнул он, переступая порог. В квартире было темно, и Ацуши едва мог видеть, куда нужно идти, так что действовал наугад. Он нашел спальню, по пути во что-то врезавшись, и с досадой констатировал: кровать пустовала. Но одеяло, чуть смятое, было небрежно откинуто в сторону, как если бы там лежали раньше. Накаджима решил проверить ванную. Сориентировавшись, Ацуши понял, что планировка квартиры ровно такая же, как в его собственной, а потому без труда нашел нужную дверь. Тихонько постучал и, не дождавшись ответа, открыл. Здесь тоже было темно, но мальчик смог разглядеть очертания ванны — и фигуру, сидящую на бортике. — Д-Дазай-сан? — Интонация вышла какой-то жалобной, голос — хриплым. — Ты наделал шума. Ничего не сломал? — судя по небрежному тону, едва ли Осаму это и впрямь тревожило. — Эээ… нет, не думаю. В-Вы в порядке? И где выключатель? — Стой! Не включай свет! — запаниковал Дазай, когда Ацуши начал шарить рукой по стене в поисках коммутатора. — Почему? Что-то случилось? — еще более обеспокоенно переспросил Накаджима, качнув головой в сторону ванны. — Просто не делай этого. Я не желаю, чтобы ты меня сейчас видел. — Почему? Вы успели что-то себе сделать? Осаму промолчал. — Дазай-сан? Какие-то болезненно-молящие нотки проскользнули в шепоте: — Не включай свет… Ацуши сильно волновался и думал, что Дазай точно простит его, а потому через мгновение выключатель щелкнул — ванную залил холодный голубовато-белый свет. В глаза сразу бросилось лезвие, маленькое и острое, серебряный блеск коего померк в багряно-алом. Осаму сидел без рубашки, и Накаджима видел, как, изгибаясь, стекают червленые капли с его предплечий. — Дазай-сан! Он поспешил к ванне, упал на колени и глянул через заляпанный багровыми потеками бортик. Голова Дазая была опущена, руки он сложил на коленях, и кровь стекала в раскрытые ладони. — Что мне делать? Что же мне делать? — зашептал Ацуши себе под нос. Он раньше никогда не имел дела с кровью и теперь чувствовал себя не в своей тарелке. — Я ведь сказал тебе не включать свет… — пробормотал Осаму, все еще не поднимая головы. Накаджима осторожно взял Дазая за одно из запястий, ожидая, что мужчина будет сопротивляться, но этого не последовало. Ацуши всмотрелся в порезы и даже удивился: они не были глубокими. Бежали, точно алые змейки, от запястья до сгиба локтя и выше — вдоль бицепса. — Обеззаразить их, обеззаразить, — засуетился Накаджима. Он аккуратно опустил чужое запястье и встал, оглядываясь. Нашел коробку с тряпьем, достал несколько лоскутов и смочил в раковине, затем снова присел рядом с ванной. Дазай молчал, пока Ацуши бережно промакивал раны, и выражал полную безучастность. Накаджиме пришлось взять еще несколько кусков ткани: использованные окрасились в зловеще-бордовый, а кровь продолжала сочиться. Когда мальчик был удовлетворен результатом, он бросил мокрые тряпки на пол, подле себя. — Бинты… — протянул он, подходя к шкафчику под раковиной. Там стояла целая корзина, доверху наполненная бинтами, что лежали друг на друге, аккуратно скатанные. Он вернулся к Дазаю и уже было потянулся к его руке, но мужчина его остановил: — Сначала положи ткань. — Ч-Что? — удивленно переспросил Ацуши. Осаму поднял голову. Глаза его были красными, нос порозовел. — Угроза, что раны откроются, будет меньше, если ты сначала положишь ткань. — Ох, х-хорошо, — кивнул Накаджима. Он взял несколько лоскутов из коробки, положил и принялся обматывать бинтом изящную тонкую руку. — Там, под раковиной, лента, — мягко сказал Осаму. Ацуши кивнул и достал ее, оборвал лишние куски ткани, разгладил и закрепил бинты. Он сел, скрестив ноги, и перевел взгляд на Осаму. Тот снова смотрел на свои колени. — Я знал, что что-то произошло, — выдохнул мальчик. Дазай глянул на него снизу вверх. — Знаешь, я не пытался покончить с собой, — тихо проговорил он и отвел взгляд в сторону. Накаджима склонил голову набок, будучи в замешательстве. — Это не попытка суицида. Просто обычные порезы. — «Обычные»?! — А почему, думаешь, я все время ношу бинты? — спросил Дазай. — Я не пытаюсь наложить на себя руки столь часто. К тому же… я не люблю, когда люди… видят их… Накаджима не знал, что сказать, и смотрел на перебинтованные руки Осаму. — Зачем же Вы это делаете? Дазай снова повернулся к нему: — Не знаю. Потому что мне грустно, наверно. Ацуши молчал. Потом он встал и протянул Осаму руки. Дазай в растерянности на них посмотрел. — Дайте мне Ваши руки, — слабо, едва заметно улыбнувшись, сказал мальчик. Дазай смотрел на Ацуши, на его руки с секунду, а затем положил поверх его ладоней свои, позволяя потянуть себя вверх. Накаджима, не отпуская чужих рук, выключил свет и вышел из ванной. Он довел мужчину до кровати и осторожно толкнул на нее. Ацуши не мог видеть Дазая слишком хорошо, ведь глаза его не успели привыкнуть к темноте после яркого света в ванной, но судя по молчанию, Осаму удивился. Мальчик опустился на пол возле кровати и свернулся в клубок. — Что ты делаешь? — Собираюсь спать, что же еще? — На полу? — Да, я привык. И мне нужно, чтобы Вы были у меня на виду. — Ляг уже на эту чертову кровать. — Ацуши практически видел, как Осаму закатил глаза. Кровь прилила к лицу. Лечь рядом с Дазаем?.. — Ну? Не медли, — поторопил его мужчина. Ацуши пискнул и неловко забрался на постель, скользнул под одеяло. Кровать была двуспальной, но если б мальчик повернулся, то прижался бы к Дазаю. Почему от этой мысли сердце заколотило о ребра? — Доброй ночи, — пожелал Осаму. — Доброй ночи… — едва слышно прошептал Накаджима. Он вдохнул и медленно выдохнул, а когда смежил веки, почувствовал, как чужие губы коснулись затылка. Прикосновение было столь мимолетно, эфемерно, что Ацуши на мгновение засомневался даже, не показалось ли ему. — Спасибо, — пробормотал Дазай. — Забота Куникиды не так приятна: он просто злится на меня… — С чего бы мне злиться на Вас? — тихо отозвался мальчик. — Вы спасли меня. Я испытываю уважение по отношению к Вам и… беспокоюсь о Вас. Осаму довольно хмыкнул. — Спасибо. — Спокойной ночи, Дазай-сан. Послышался шорох, а потом мужчина прижался к спине Накаджимы, и мальчик ощутил, как теплое дыхание разбивается о его шею. — Спокойной, маленький тигр.