Змеюшка

— Мааааааааам! — кричит Севочка. Я подрываюсь и бегу на звук раньше, чем успеваю что-то осознать. Сынок не кричит никогда, тем более так. Видимо, слишком глубоко въелось правило про «не шуметь». Севочка стоит внизу лестницы, не испуганный, не убившийся, но очень удивленный. Прослеживаю его взгляд, подхватываю сына на руки, хоть он и пытается протестовать. — Одеться-то можно? — и, не дожидаясь ответа, взлетаю по лестнице обратно. Абраксас, гаденыш, предупредить-то не мог? Я, конечно, попросила сообщить папочке этого тела, как меня найти, но никак не ожидала, что Октавиус Принц, прихватив с собой внука, явится пред мои светлы очи прямо сейчас. Нет, я, конечно, долго сплю, могла бы и встретить гостя менее раздетой. Но в общем и целом. И вообще, я бы уже проснулась, если бы не зачиталась до часу ночи присланным вчера досье. Страсти Мадридского двора. Мало того, что все друг другу родственники и все несут вражду сквозь века, так он мне еще сердечные драмы всех этих людей поведал. Хотя полезно: общаясь с дамами, буду намеки понимать. Отправляю Севочку одеться, сама, аки сайгак, скачу умываться. Уффф… Из двух мало что скрывающих и мало где мешающих пижамок на мне сейчас менее приличная. Почему так? Так, Линка, ноги в руки, потом будешь ныть из-за своих, не своих и совсем не своих косяков. Хотя Нонвиусу, конечно, рановато и поздновато полуголых баб созерцать. Блин, не смей при ребенке из-за имени засмеяться. Одеваюсь максимально консервативно. Беру за руку Севочку, который жаждет информации, спускаемся вдвоем. Как я все-таки эту ситуацию сейчас разруливать буду? — Северус, познакомься, это твой дедушка Октавиус и старший братик Нонвиус. Чаю? — без перехода обращаюсь к ним. Северус смотрит на меня очень странно. «Откуда на нас такое свалилось?» — так и читается на лице. А я откуда знаю, сыночка? По сравнению со мной, так всего лишь с дуба, а не с Луны. — Да, пожалуйста, — голос у папани ничего такой. Если на то пошло, Октавиус вообще неплохо сохранился. Лет на пятьдесят пять выглядит в свои почти семьдесят. Надо будет ему жену найти, если станет слишком активно в мою жизнь лезть. Уматываю на кухню, пока есть такой шанс. Быстренько готовлю пироженки и завтрак Севочке. Самой бы поесть, но не по этикету, а ребенку голодать вредно. Возвращаюсь к столу и только сейчас адекватно рассматриваю Нонвиуса. Он вообще шевелится? Так, какую гадость сотворили с ребенком? Оставляю поднос на столе, обнимаю мальчика и целую в висок. — Мама? — разворачивается в объятьях. — Я очень по тебе соскучилась. Кажется, мы оба начинаем чуть-чуть плакать. Кажется, у меня есть какие-то чувства Эйлин. Иначе как объяснить, что я люблю незнакомого мне ребенка? Кстати, чувство чем-то схожее с тем автопилотом, в котором я жила первые пару дней после попаданства: любовь, страх и определенная, никогда раньше мне не свойственная флегматичность. Папаня смотрит на процесс объятий весьма шокированно. Ох, и дурой же была Эйлин. Пьем чай, ведем какую-то фантасмагоричную беседу. Люююди, алло, я с вами лет пять не виделась, а вы реально пытаетесь обсудить погоду? Нонвиус, не отрываясь, смотрит на меня. В конце концов, детей нежно ссылают в детскую. В моем доме, моих детей, ничего-ничего, сейчас обсудим, кто и как их будет воспитывать. Оба, кстати, уходить не хотят. Простите, ребят, но это тот вопрос, для обсуждения которого вашей взрослости еще не хватает. — Вернись домой. — Нет. Перевари эту мысль, а я посмотрю на реакцию. Решает не заставлять. Уже неплохо. Хотя уговаривать меня сейчас будут… — Я привыкла жить одна и ни от кого не зависеть, — лучшая защита — это нападение, но борзеть не будем. — Общение с детьми поделим поровну, если ты хочешь ими заниматься. Либо я заберу их себе. И втроем проживем. И тут сверху слышится какой-то дикий грохот и плач. Ладно, мы подружимся с папаней. Он тоже подорвался бежать и спасать всех. Нонвиус сидит на полу, с затылка до шеи течет кровь. Впечатался в спинку кровати. Северус стоит посреди комнаты ошарашенный происходящим, но кулаки еще сжаты. Что у них тут произошло? Ладно, потом Севочку спрошу. Папаня капает какое-то зелье Нонвиусу на ранку, я обнимаю пацана и пытаюсь успокоить. Он вцепился в меня и разрыдался так громко и надрывно, что стало понятно, что не в разбитой голове дело. Выразительно смотрю на Северуса и папаню, и их будто ветром выносит из комнаты. — М-ма-мааа… А ты теперь Северуса любишь? Ты теперь меня любить не будешь? Ненавижу его. Ты из-за него меня бросила. Мама, ты ведь меня любишь? Ты ведь меня больше него любишь? Нонвиуса трясет как в лихорадке. Я бормочу что-то успокаивающее и попутно задаюсь вопросом: «Он хоть раз за это время плакал?». Надеюсь, он не уснет в моих руках, когда слезы кончатся. Потому что жалко-то, конечно, жалко, но вопрос с Северусом надо прояснить сейчас. Что-то мне подсказывает, что либо сейчас, либо будет поздно рыпаться. — Мама, — успокоился и заговорил почти ровным голосом, — прости, мама. — Нонвиус, послушай меня, пожалуйста, — так, а я когда рыдать начала? — Я тебя очень люблю. И я перед тобой виновата, нет слов, чтобы передать, насколько я перед тобой виновата. Я ни при каких обстоятельствах не должна была тебя бросать. Но пожалуйста, Девяточка, миленький, не надо ненавидеть Севочку. Я вас обоих люблю. Поровну. Одинаково. И вы друг друга любите, вы же братья. Тогда у нас будет еще больше любви для всех. — Ты теперь с нами будешь жить? — смотрит мне в лицо и поправляется: — Ты — это ты и Северус. — Нет, наверное. Но, думаю, дедушка не откажется, чтобы ты приходил к нам в гости. Каждый день, если захочешь. — Хорошо. Я больше не буду плохо думать о Северусе. А кто такой Люциус? — Люциус — это друг Северуса. Он на год тебя помладше, просто мы с папой Люциуса дружим. — А мне можно с ним познакомиться? — Конечно. Он к нам в воскресенье в гости придет. Мы пойдем в зоопарк. И ты с нами, хорошо? Очищаю пиджак от следов слез, и мы возвращаемся в гостиную. Вот мне не нравится, как папаня на Северуса смотрит. Как Скрудж Макдак (надеюсь, я правильно имя подумала) на мешок с деньгами. Сейчас покусаю нафиг, я тут, понимаете ли, нервничаю, а он тут уже придумал, куда таланты моего ребенка применить. Севочка серьезно смотрит на меня. Каким-то неведомым образом он усвоил, что слезы бывают разные и что Люциуса чаще всего лучше игнорировать в принципе, а кого-то надо поддержать и успокоить. Сейчас от моей реакции зависит, что Северус скажет и как будет реагировать в будущем. — Севочка, вы ведь помиритесь? — Конечно, мамочка. Не успеваю отреагировать, а дети уже улетают обратно наверх. Эм, будем считать, что они подружатся. — Севочка рассказал, что они не поделили? — Северус показывал коллекцию бабочек. Нонвиус понял, какой он дорожит больше других, и решил сломать. А Северус с помощью спонтанной легиллименции это понял и оттолкнул его. — Надеюсь, ты не стал его хвалить? — Такая сильная магия в таком возрасте… — Отец! — похоже, одного тона хватило, чтобы сказать папане, какой он идиот. — Он маленький ребенок, которому нельзя говорить, что в причинении боли другим людям может быть хоть что-то хорошее. — Я не мог не восхититься. Он необычайно талантлив. — Талант в человеке — это приятное дополнение. Как-то не заметила, чтобы мне талант в жизни хоть немного счастья принес. Ох, главное — сейчас не продолжать эту мысль. Размышления о счастье стабильно делают несчастной. Вообще, как-то мы неправильно с папаней тему выбрали. Он Эйлин неудачно воспитал, так что и ребят не сможет. Сама разберусь с детскими заморочками. Не знаю, как я это устрою, но они вырастут людьми, а не чем попало. — Мне бы фамилию вернуть, — без всякого перехода заявляю я. — Ты решила проблему с мужем? — Скоро овдовею. Или уже. Все-таки как-то я подозрительно спокойно на это реагирую. То есть на Тобиаса мне плевать, конечно, хоть жив он, хоть мертв, но я обычно по трупам к цели не хожу. Как-то кровожадненько. Я вообще почему-то большую часть проблем в этом мире решаю по принципу русских бандитов из девяностых. Книжных персонажей не жалко? Так я вроде бы сама теперь исключительно персонаж. Медленно, но верно, часа за два крайне напряженного диалога мы с папаней приходим к консенсусу. Мы с Северусом живем в этой квартире, Октавиус с Нонвиусом — в имении Принцев. Часов в десять-одиннадцать утра Нонвиуса приводят в гости, в девять вечера забирают. Зовем детей и сообщаем им новости. Нонвиус радуется всепоглощающе, ничем неомраченно. Северус подозрительно смотрит на нас всех. Самый недоверчивый взгляд достается Октавиусу. — А если он будет Люциуса обижать? — Не он, а Нонвиус, Северус, — довольно строго говорю я. — Нонвиус, ты же не будешь Люциуса обижать? У нас не ссорятся. И Северус не должен был тебя отталкивать. Так ведь, Северус? — Конечно, мамочка. Я уже извинился перед Нонвиусом. — Да, уже. Я не буду Люциуса обижать. Зови меня Девяточкой, мама, пожалуйста. Мне понравилось. — Хорошо, милый. Пойдешь с нами гулять сейчас? — Мы аппарировали прямо в квартиру, — неожиданно извиняющимся голосом произносит папаня. — Я боялся, что ты нас не впустишь. У меня есть повод не пускать? Ладно, вслух спрашивать не стану. Потом выясним, если надо будет, без детей. Мы договариваемся, что встретимся на углу через пятнадцать минут, и папаня аппарирует куда-то. Я ем со скоростью пылесоса, проверяю, как мы с Севочкой выглядим, и мы идем к месту встречи. День проходит вполне нормально, с папаней мы почти не ругаемся. Не акцентируя внимания детей на этом, мы доезжаем до входа в Министерство Магии и там заходим в отдел, исполняющий какие-то смутные функции, типа нашего ЗАГСа. Факт развода приходится только озвучить, никто не удивляется отсутствию документов и тому, что ребенок без суда однозначно остается со мной. Барышня меня даже поздравляет, будто я от болезни какой смертельной вылечилась. Прекрасное тут отношение к магглам я смотрю. Менее «случайным» выходит визит в Мунго. После моей фразы про простуды мне советуют скорее пройти какой-то ритуал у семейного алтаря. Озадачиваю этим папаню, и он, почему-то испуганный, хватает всех в охапку и ведет к камину. Мы переносимся в Принц-менор, и я понимаю, что права была, когда отказалась здесь жить. Лето же, а тут холодина, ветродуище и запах сырости. Детей сдают эльфам, меня ведут в подвал. Мне б возмутиться, но у меня нет привычки спорить с людьми, которые выглядят так, будто у них сейчас инфаркт случится. Папаня читает какие-то стихи на незнакомом языке, а я почему-то с трудом, но могу понять. Ничего зловредного, вроде бы. Запоздало успеваю испугаться, что душа-то моя здесь лишняя, но уже проваливаюсь… Куда?! Вишу в этом нигде. Кто-то рядом ощутимо удивляется. Это при том, что никого рядом нет. Что за жесть? Не надо меня убивать. И оставлять тут не надо. У меня там еще Севочка с непонятно измененной ли судьбой. У меня там Нонвиус, которому просто нельзя снова маму терять. У меня там оба Малфоя. Да мне банально интересно и пожить в сказочном мире хочется! И тут я просыпаюсь на полу. Все окей. Все живы. Можно прекращать истерить, Лин. Как хорошо…