Спящий дракон

— Мы услышали. Но ты спохватился слишком поздно. Нам от тебя больше ничего не нужно! Каждое резкое слово, произнесённое императором Сэнкой, причиняло Сецуне боль — все близнецы испытывали схожие чувства, ведь они с рождения делили одно имя и одну жизнь на троих. Вместе радовались, вместе горевали, и все важные решения принимали тоже сообща. Увы, в этот раз Сецуна думал дольше, чем следовало, и промедление стало роковым. Страна уже давно не знала покоя. Казалось, все понимали, что шаткому миру рано или поздно придёт конец: ведь император не вечен, а его шестерых сыновей поддерживали разные аристократические семьи. Стоило Сэнке лишь единожды расслабиться и проглядеть заговор — тотчас разразилась бы гражданская война. Пока же одни кланы подсылали убийц к другим, пытаясь очернить соседей в глазах правителя, Сецуна с интересом наблюдал. Затаиться на время сперва показалось хорошей идеей, но чем дольше длилось его удаление от политики, тем меньше влияния оставалось у семьи Ран в глазах придворных. Однажды сам император высказался так: — Сецуна всё ещё силён. Но это спящий дракон, и Мы не можем рассчитывать на его поддержку. Тогда-то стало ясно: пришла пора отбросить прежнюю осторожность и проснуться. Ни к чему было выбирать лучшего из юных принцев, если ни один из них пока даже близко не сравнился с отцом. В глазах Сецуны Сэнка был совершенен: правил сильной рукой, мог предусмотреть любые мелочи, просчитать действия недругов на несколько ходов вперёд и одним жестом поставить на место зарвавшегося подданного — будь то недовольный министр или очередная глупая наложница, возжелавшая стать императрицей. Восхищение правителем росло постепенно и ныне расцвело в полной мере: Сецуна был очарован его указами и поступками, речью и манерами, красотой и царственным разворотом плеч — больше всего на свете он хотел служить именно ему и никому другому. Оставалось донести эту мысль до самого Сэнки. Добиться аудиенции оказалось легко, и Сецуна счёл это хорошим знаком. Император, по всей видимости, давно ждал первого шага, желая видеть семью Ран в числе своих ближайших соратников. Это казалось весьма лестным. Сэнка владел всеми помыслами и чаяниями Сецуны. Заготовленная речь показалась пресной и скучной, и в тот день он — возможно, впервые в жизни — говорил от чистого сердца, клятвенно обещая императору полную поддержку и защиту клана, личную верность, а ещё — вассальную любовь, душевную привязанность и всю свою жизнь целиком без остатка. Но Сэнка не принял ни одного из этих щедрых даров. Его холодность и равнодушие оказались настолько обидными, что в тот день обычно невозмутимый Сецуна едва сдержал слёзы горечи и унижения. Через несколько месяцев пришло известие о кончине императора, и вот тогда обойтись без слёз уже не вышло. Особенно, когда Сецуне передали свёрток с прощальным подарком: в книге между страниц Сэнка положил три засушенных цветка ириса. Император не мог принять клятву, уже зная, что дни его сочтены, но прислал последний жест безоговорочного доверия, чтобы загладить вину. Сецуна искренне простил его, а вот себя — так и не смог... Было очевидно, что правителя, подобного Сэнке, придётся ждать очень долго. Смутные дни стремительно надвигались на страну, подобно тёмному грозовому фронту. Кровопролитие стало неизбежным, но ни одна из сторон не казалась достаточно привлекательной, и Сецуна уехал из столицы (многие говорили: сбежал!), отгородившись от всего мира в Синей провинции. Про пурпурные ирисы он не сказал никому, не сочтя себя достойным. Подобный дар ещё предстояло заслужить — в другое, более подходящее время. Так, трёхглавый дракон, едва приоткрывший веки, вновь заснул на долгие годы. Его не заставили очнуться ни междоусобная война, длившаяся семь лет, ни голод и болезни, ни призрачная надежда на мир, которую вернула людям коронация младшего принца. Только достойному правителю, способному сравниться с самим Сэнкой, было под силу пробудить его к жизни.