Идиллия

Хорошо на улице. Птички поют, бабочки летают. Лепота! — Блять! Чтоб вашу мать, да через жопу, да… Да, хорошо. — Брагинский, подай ключ на 12! — Изволь, — Ваня спрыгнул на землю и взял в руки ключ. Гилберт копался где-то внутри танка и пытался его починить. — На. Из люка высунулась вся перемазанная в машинном масле рука, и Брагинский впихнул ей ключ. Рука затянулась обратно. Хорошо всё-таки на улице. Иван залез обратно на танк и снова принялся болтать ногами в воздухе. — Блять! Весна на улице. Тепло-то как. И трава какая зелёная. Где-то в танке матерился Гилберт. Над головой России пролетела яркая бабочка, и он, довольно улыбаясь, проводил её взглядом. Наконец, закончилась зима, и можно посидеть на солнышке, понежиться, понаслаждаться летним ветерком… — Да чтоб в жопу этот танк эти конструктора себе засунули, механики грёбанные… руки из задницы растут, а сама задница непонятно где… Хорошо-то как. Россия расстегнул пуговичку на воротнике своей гимнастёрки. Из танка высунулся измученный и вспотевший Гилберт и устало распластался на танке. — Хорошо, Гилберт, да? — счастливо произнёс Россия, полуоборачиваясь к другу. — Весна! В самом разгаре! — Ну, у кого весна, а у кого пиздец, — вяло ответил Гилберт, распластавшись на корпусе танка. — Ты знаешь, как мне хочется выебать в жопу всех этих инструкторов, механиков, конструкторов… профессионалы, млять! — Но, но, но, полегче, Гилберт, у нас педерастия эта запрещена. Но впрочем и в общем, я согласен с тобой, — он усмехнулся. — Позовём Франца для этого. Гилберт хотел что-нибудь ответить или хотя бы усмехнуться в знак поддержки, но было так лень, поэтому вышло нечто неопределённое. — Как я задолбался с этим танком… Они ехали на учения. Точнее, по факту, они были на учениях, но танк им пришлось перегонять из одного места дислокации в другое. И вот когда они уже ехали по широкому пустынному полю, танк неожиданно встал, последний раз издав какой-то неопределённо-странный звук, и сдох. До базы было километров двадцать, возвращаться не вариант, а до места дислокации и того больше. Вот они и стояли посреди широкого зелёного поля, окружённого таким же зелёным лесом, и пытались починить танк. Точнее починить пытался Гилберт, а Россия сидел сверху на танке, наслаждался природой и болтал ногами в своё удовольствие. Россия оторвался от созерцания природы и с мечтательным вздохом протянул: — Эх, наверное, там у нас сейчас обед… — Да размечтался, Брагинский, — проговорил и хмыкнул Калининград, забираясь снова в танк и горланя уже оттуда. — Хрен тебе, они там сейчас мочат друг друга, а не пинают баклуши, как мы с тобой. — Ну, война войной, а обед по расписанию, — попытался возразить Россия. На что Гилберт прокричал из танка. — Тогда не надейся, Брагинский, до нас с тобой всё сожрёт Владивосток! — он снова высунулся из танка, пытаясь одновременно тяжело отдышаться. — Вот нахера мы его с собой брали?! — Ну, он так просился, ну он же любит… — попытался оправдаться Россия. — Учения… — Да у него самого недавно были учения! — ветер подул так внезапно, что чуть не сорвал с головы Гилберта кепку, которую тот зачем-то спёр у Брагинского и нахлобучил себе на голову. — Ну, учений много не бывает, — Россия весело хмыкнул. — Особенно возле границ евросоюза. Гилберт промычал нечто полусогласительное и, словно от нечего делать, пнул изнутри танк. — Кстати, долго там ещё? — Россия обернулся и посмотрел сначала на Калининград, а потом на танк. — Ты что-то слишком долго с ним возишься. Я, конечно, тоже люблю отдохнуть среди пустого леса, но влетит нам от главного… — Вот сам бы залез и попробовал! — сразу огрызнулся Гилберт, мгновенно вспыхивая, как спичка. — Ты меня попробуй сначала туда запихнуть, — Россия, хмыкнув, заразительно рассмеялся, но потом поймал прищуренный взгляд алых глаз Гилберта и несколько попятился. — Гил, Гил, ты чего? Кончай! Я ж туда просто не влезу, ты же знаешь мой рост, Гилберт! — Ничего, — ответил тот, медленно, словно паук, подбираясь к Брагинскому. — Сложим в четверо. Как в мультике про Карлсона. — Больше мультиков не получишь! — попытался угрожать Ваня, искренне жалея, что когда-то подсадил Пруссию на советскую мультипликацию. — Это того стоит, — Гилберт злорадно заухмылялся. — Зато больше не будешь сомневаться в моих талантах механика. — Твои таланты механика я помню ещё со времён Великой Отечественной, — пропыхтел Россия, которого Гилберт за воротник тащил к люку танка. — Сколько раз ты застревал в болоте или посреди тайги? — Ты ещё и подначиваешь, сволочь! — взвился Пруссия, сильнее дёргая Брагинского и пытаясь запихнуть того в люк. Иван упирался руками и ногами, словно кот в ванной, отчаянно вцепляясь в броню танка, а Гилберт, нависая над ним сверху, со злорадной ухмылкой пытался запихнуть Россию в находящийся прямо под ним люк. — Сейчас тебе окупятся мои страдания! — злорадно пропыхтел он, напрягшись от стараний. — Какие страдания, селёдка сушёная! — в отчаянье воскликнул Россия, пытаясь отпихнуть от себя ногой Гилберта. — Это только ты мне по мозгам ездишь! Но Гилберт уже ничего не замечал, в таком сильном запале находился. Ваню спас неожиданный телефонный звонок. Когда Гилберт уже почти наполовину запихнул Брагинского в люк, у России в кармане зазвонил телефон. — Подожди, — пропыхтел Ваня, пытаясь руками отпихнуть Гила в сторону и вместо этого слегка колошматя его по груди. — Вдруг с базы звонят! Или начальство… — Ладно уж, живи, — махнул Пруссия, облегчённо вытирая с вспотевшего лба пот и ещё больше размазывая грязь и сажу по уже и так грязному лицу. Россия достал из нагрудного кармана сотовый и нажал на кнопку, полулёжа в открытом люке. — Алё. Привет, Наташка, — он сделал взмах Гилберту, чтобы тот помог ему выбраться, на что Пруссия только фыркнул и показал ему средний палец. — Да всё нормально, Наташ, — он постучал его по ноге, но Пруссия спрыгнул с танка и неспешно пошёл по поляне, шаркая грязными сапогами, в которые были заправлены тёмно-зелёные армейские брюки, по траве. — Что голос такой? — переспросил Россия, прожигая взглядом удаляющегося от танка Гилберта. — Да вот, в танке сижу, — Гилберт обернулся, насмешливо ухмыляясь и сверкая глазами, сорвал травинку и, засунув её в рот, побрёл дальше. — Как я туда попал? — вкрадчиво переспросил Россия и, специально повышая голос. — А ты спроси это у нашего фокусника! — и потом уже тише, словно сам себе под нос, пробурчал, — Как я смог туда забраться… Ты знаешь, Наташка, а мы ведь застряли. Нет, не конкретно я, хотя и я тоже, конечно, — он снова поёрзал, словно в подтверждение своих слов попытавшись выбраться из люка. — Мы с танком застряли, — он оставил свои попытки выбраться из танка и, расслабившись, глядя в небо, продолжил. — Не в танке, а с танком! — чуть повысил голос он. — Да нормально я говорю! Просто связь плохая. Сначала мы застряли с танком, а потом я… в танке. Да нет! Ну… я же не специально… — обиженно протянул Россия, забавно хмурясь. — И нет, я не идиот. А вот Пруссия — да! — оживился вдруг он. Гилберт зыркнул на него горящими алыми глазами, но вмешиваться не стал. — У нас танк, короче, сломался, — продолжил своё повествование Россия. — Почему не позвонил? Ну… Наташ… — он замялся и чуть обиженно надулся. — Ну… просто… нет, не потому что мы дибилы, — ну не мог же он ей рассказать, что они тут «сами с усами» и всё тому подобное. — Учения же… не положено… Нет, не надо приезжать! Наташ! — поглядел на телефон и обречённо вздохнул. — Гил, лан, давай вытаскивай меня, сейчас Наташка приедет на буксире, а мы тут хернёй страдаем. Сказала, что заберёт нас. Гилберт выплюнул травинку, которую держал в зубах всё последнее время, и неспешно подошёл к танку. — И почему ты не отговорил её? — пропыхтел он, вытягивая Ивана за руку и пытаясь тем самым вытащить того из люка. — И как ты себе это представляешь? — иронически спросил Россия. Наконец, Гилберт с потугой вытащил Россию, и они оба в усталом облегчении развалились на траве. — Гил, — наконец, после недолгого приятного молчания произнёс Россия и легонько пнул его ногой. — Надо идти чинить танк. Иди чини. А то скоро Наташка приедет, и как мы ей скажем, что два бугая не смогли починить какой-то танк. А она ведь починит. Владивосток же оборжётся. Гил! В ответ раздался наигранный храп. — Гил! — Россия с силой пихнул его. — А? Что? — Гилберт приподнял сонную голову, одновременно делая вид, что ничего не понимает. — Иди чини танк! Гилберт уронил голову обратно на траву. — Ты изверг, Брагинский. — Да, да, я знаю, а ещё я тиран, надзиратель и закапываю трупы своих непослушных областей в Сибири. Иди давай! Брагинский пихал Гилберта до тех пор, пока тот не встал и не направился к танку, почёсывая белобрысую макушку. Однако не забыв пнуть Ивана в ответ. Россия проводил его взглядом и уронил голову обратно на траву. Да, хорошо… Всмотрелся в ярко-голубое небо. Как жаль, что теперь он не часто может побывать на природе. А ведь как раньше он бегал по полям! Наслаждался воздухом. И природой. — Брагинский! Подай гаечный ключ, — прокричали из танка, и Ваня нехотя поднялся с земли. Огляделся вокруг в поисках ключа, подобрал его с земли, с кряхтением встал и направился к танку. — На, — он сунул Гилберту ключ в высунутую из люка руку. — Благодарю, — отозвался он и положил ключ на броню танка. — И зачем тебе понадобился ключ? — поинтересовался Россия. — А нехуй сидеть! — донеслось из танка. — Сволочь, — спокойно констатировал Брагинский. Он взобрался на танк и, покачивая ногами, принялся насвистывать какую-то весёлую песенку, отбивая по броне ногами ритм. — Брагинский, мать твою, — послышалось из танка. — Я тя щас выебу, вот только выберусь! — Не, не получится, — Россия широко улыбнулся и даже мотнул головой, несмотря на то, что Гилберт его всё равно не мог видеть. — У нас запрещена эта передастия. — Держу пари, ты специально ввёл этот закон, чтобы к тебе никто не мог прикопаться, — пробурчал Гилберт, но Россия стучать так и не переставал. — Брагинский, блять! И так голова раскалывается! Харе. Ваня усмехнулся, но стучать перестал. — Скучный ты. Посидел пару минут в тишине, наслаждаясь ярким, голубым небом без единого облачка, а потом затянул: — На границе тучи ходят хмуро... Душа требовала прекрасного. Требовала, чтобы об этом прекрасном узнал весь мир! Гилберт в ответ на это «прекрасное» что-то недовольно забурчал из танка. Примерно через минут через двадцать после импровизированного концерта, в ходе которого Гилберт даже начал подпевать из танка, на горизонте появился тягач. — Тревога! — проговорил Брагинский, поглядывая из-под прищуренных век на горизонт. — К нам приближается враг! — Врагу не сдаётся наш гордый пруссак! Пощады никому не желает! — гордо отрапортовали из танка. — А я? — обиженно протянул Россия. — Ну ладно, ладно, и ты, — примирительно отозвался Гилберт. Россия довольно кивнул и принялся ждать, пока к ним подъедет тягач, сосредоточенно следя за его движением. Машина подъехала и остановилась, обдав Россию и танк облаком пыли. Дверь открылась, и из него вышла хмурая Беларусь в армейской форме и сумке-планшетом через плечо. — Наташенька, — ласково пропел Брагинский. — Здравствуй. Как я рад тебя видеть. И нет, это не сарказм, — добавил он, увидев её лицо. — Мы так давно не виделись. — Да, — хмуро ответила Арловская. — Целых два часа. Вань, неужели нельзя было позвонить? — Да не волнуйся, Наташк, — из танка высунулся Гилберт, улыбнулся и приветственно помахал девушке. — Мы тут «сами с усами». — Я вижу, — констатировала Беларусь, оглядывая танк, довольного отчего-то Россию и чумазого Гилберта, прилегшего передним корпусом на танк. — Не волнуйся, Наташ, — повторил Россия, оглядывая свою непутёвую область и поворачиваясь вновь к девушке. — Всё под контролем. Мы сами справляемся. Вот уже… — Брагинский, герой пришёл тебя спасти! — героически прокричал Альфред, выходя из машины. С лица Ивана мгновенно исчезла улыбка. За Америкой неспеша вывалились Англия, щурясь от яркого солнечного света, и следом за ним Польша. На лицо России набежала какая-то тёмная тень. И как они там все поместились, если тягач рассчитан на двух человек? — А вам чего тут надо, господа? И вообще, как вы попали сюда? — как можно деликатней отозвался Россия, хмурясь. Теперь он, кажется, понимал, почему сестра такая хмурая. — Мы пришли тебя спасти! — снова пафосно продекламировал Альфред. — Знаешь, неудивительно, что вы сломались, — уже задумчиво проговорил Альфред. — Ездить на таком старье! Вот у меня… — У нас тут всё в порядке, Америка, — с плохо скрываемой ненавистью проговорил Гилберт, вылезая из танка, спрыгнул на землю и отряхнул руки. — Мы тут уже сами управились. Я всё починил, — произнёс Пруссия, гордо выпячивая грудь. — А ты что тут делаешь, Пруссия? — Альфред, казалось, даже и не думал терять жизнерадостное присутствие духа. — Ты же должен быть в своём Калининграде… — здесь Гилберт отметил себе, что у России новое имя его Кёнигсберга так унизительно не звучало. — Живу тут, блять… — спрыгнул с танка и отошёл куда-то в сторону. — Прости, Наташка… — извинился тут же за мат. — А если серьёзно, Англия, — произнёс Россия, уже сурово глядя на Кёркленда, как единственного из этой компашки здравомыслящего, хотя и хитрожопого, человека. — Твои учения, Россия, проходят вблизи наших границ, — важно начал Англия. — Мы приехали, поскольку ты, — он как-то резко выделил это слово. — Угрожаешь нашим границам. — Где ты и где мои учения, — хохотнул Россия, утерев выступившую от смеха слезу. — У меня, Англия, учения сухопутные, а не морские. Гилберт где-то позади аж хрюкнул от смеха. — А уж тем более Альфред. Я на самолёте-то пока до него долетаю, колбаса портится. Не говоря уже о том, чтобы пешком моими армиями шагать. Через море, — подумав, добавил он. Англия побуравел и сжал губы. — Ну, возле евросоюза. А ты… — А мы беспокоимся о наших союзниках! — величественно, перебивая Англию, воскликнул Альфред, возведя руку куда-то к небу. — Ну-ну, — усмехнулся Россия. — Пусть будет так. А Польша что тут делает? — Капает мне на мозги, — с ненавистью прошипела Беларусь, косясь на Польшу. — Не помню, чтобы звал тебя, родственничек, — усмехнулся Россия. Где-то позади презрительно-насмешливо хмыкнул Гилберт. — Я тут типа же тоже неподалёку, — возмутился тот, уперев руки в бока. — Никогда не думал, что ты так высоко ценишь возможности моих ракет, — хмыкнул Россия и покачал головой. — Но, господа хорошие, — вдруг заговорил он более серьёзным тоном. — Это всё же военные учения. И не открытого типа. А теперь позволите спросить, какого — извини, Наташенька, — он приложил свою руку к сердцу. — Хрена вы тут делаете? Вы вторглись на охраняемую территорию, а значит… — Англия открыл было рот, но был перебит Брагинским. — Беларусь участвует в моих учениях, — самодовольно, объясняя, словно маленькому, ответил он. — Но даже если и не участвовала бы, она моя сестра и для неё есть скидка, а для вас, спиногрызы, скидки не предусматривается. — Почему спиногрызы? — кажется, Америка обиделся. — Почему не предусматривается? — возмутился одновременно с Америкой Польша, который, по сути, тоже был родственником. — Ой, Польша, ты вообще молчи! — мученически закатил глаза Россия. — Я знал, что этот вопрос возникнет, поэтому вот, Россия, — сверкая самодовольством в глазах, Англия вытащил из кармана своей полувоенной куртки сложенную вчетверо бумагу и протянул России. — Ну и что это? — лениво вопросил тот и потянулся с танка, чтобы взять бумажку. — Разрешение на посещение от твоего президента, — самодовольно ответил Англия, наблюдая за тем, как Россия пробегает глазами документ. Письмо было написано на русском, вот вроде всё предельно и понятно, да и Иван сомневался, что эти активисты англосаксонские его не читали — Англия уж точно, он его язык за долгую их совместную историю уже наверняка выучил. Но сквозь строчек Иван всё же сумел уловить извиняющие слова президента, просящего хотя бы не сильно донимать «гостей». И повозить их где-нибудь в стороне часика три с какой-нибудь формулировкой. — Чтобы мы могли удостовериться, что вы не испытываете запрещённое, секретное оружие, чтобы использовать потом против Европы, — Англия говорил спокойно, а сам так и сиял ехидством. — Как-будто я бы вас оповестил о том, что испытываю секретное, запрещённое оружие, — пробурчал себе под нос Россия, дочитывая бумагу. — Ну хорошо, — он свернул бумажку и вместо того, чтобы отдать её обратно Англии, который уже протянул руку, засунул к себе в нагрудной карман. — А сюда-то чего припёрлись? Ну и оставались бы там себе на полигоне, — и ничего интересного бы не увидели, — мысленно добавил про себя Россия. — Или Владивосток не смог вас нормально развеселить? Страны одновременно вздрогнули, вспоминая о шебутной области России. — Мы пришли тебя спасти! — снова пафосно воскликнул Америка. — И как видишь, справились с задачей! — Не пизди, — протянул развалившийся вновь на траве Гилберт, пожёвывая травинку. — Это я всё починил. И ещё до вашего приезда. — Ну я и говорю, мы прекрасно справились с задачей! Страна спасена, можем ехать назад! — он забрался назад в тягач следом за Англией и, к недоумению Беларуси и Польши, захлопнул дверь. — И это чё за фигня? — прокомментировал офигевший Польша. Америка завёл машину, развернулся и поехал в сторону полигона. — Вообще охренел, — поставил свой диагноз Брагинский, глядя вслед уезжающему тягачу, а потом, словно опомнившись, прижал руку к сердцу и улыбнулся. — Извини, Наташенька. — А знаешь что, Брагинский, — медленно произнёс Гилберт, также глядя Америке и Англии вслед. — По-моему, англосаксы офигели окончательно. — Ну я знаю и что? — Россия не отрывал взгляда от тягача, оставляющего за собой целый столб пыли. — Я вот бумажку эту в глаза не видел, да и танк у нас неисправен, да и вообще, — Гилберт встал, напустил на себя пафосное выражение и, высоко подняв руку, сказал. — Да нечего топтать землю русскую да англосаксам окоянным… — Ни фига ты слов от Янька понахватался, — присвистнул Польша. — Говори конкретнее, Гилберт, — попросил Россия, спрыгивая с танка, но глаза у него зажглись явным интересом. — Я вот чего предлагаю… — начал Гилберт, запанибратски обхватывая Россию за плечи. Когда Гилберт снова забрался обратно в танк, Ваня полуобеспокоенно спросил, примеряя расстояние. — А их точно не пришибёт? Не, конечно, нам территории лишние не помешают, но лучше дождаться, пока они там у себя порядок наведут… — Да не ссы ты, Брагинский, — отозвались из танка. — Эти англосаксы живучие, как тараканы, ничё им не будет. Уверяю тебя. А у нас же танк не исправен, вишь, напасть какая, — Гилберт сокрушённо вздохнул из недр танка. — На, Янёк, — Польша подтащил снаряд, отдал его в руки Брагинскому и со злорадством посмотрел в сторону медленно удаляющегося тягача. — Польша, — Брагинский удивлённо приподнял брови, принимая снаряд, отчего Феликс аж подскочил. — А ты чего это здесь? — А где мне ещё быть? — Я думал, ты сейчас звонишь своим друзьям… — Россия особенно выделил последнее слово, передавая снаряд в руки Гилберта. — Чтобы предупредить. Что с тобой, братик? Не заболел часом? — он даже лоб Польше потрогал, отчего Феликс недовольно скинул с себя его руку, и уже азартно, с жаром произнёс. — Жахай давай! А то видишь, уезжают же! — А чего это ты им изменяешь? — Россия хмыкнул, но всё же повернулся к танку. — А нечё было украинских эмигрантов мне подсовывать и на жалость давить! Ты извини, Россия, но когда у твоей сестрёнки раздвоение личности, я её боюсь. Она становится совсем невменяемой. Россия сделал вид, что не услышал. — Наташенька, а ты что думаешь обо всём этом? — ласково спросил Россия сестру. — Хоть раз бы со мной так поразговаривал, — пробурчали из танка. — А то всё гад да гад ползучий... — Хорошо, всё завтра вечером, дорогой. Гилберт подскочил от таких слов и ударился об потолок. Россия улыбнулся. — Так как, Наташенька? — снова повернулся к сестре. — Я ничего не вижу, — ответила Беларусь, недобро прищуривая глаза и глядя на удаляющийся тягач. — Ну вот видишь, Брагинский, — Гилберт радостно хлопнул в ладоши и ударился об потолок танка. — Блять! — Давай, Гил, а то уедут, цель-с, — отдал команду Брагинский, вытянувшись по струнке и глядя на условно — а может и не очень — вражескую машину. Секунда и танк выстрелил. И почти сразу же из люка высунулся Гилберт, чтобы посмотреть на результат. — Хорошо летит, — довольно прокомментировал Брагинский. — Да! Вот это жахнуло! — восторженно воскликнул Гилберт, когда снаряд достиг цели и взорвался, согласно замыслу, чуть правее, и хлопнул по руке России. — Не хуй было выпендриваться, — и довольно упёр руки в бока. — Вот это да! Круто! — Феликс согнулся пополам от смеха, глядя, как из танка вываливаются Англия и Америка, носятся вокруг тягача и пытаются понять, что произошло. – Вот это вы, парни, даёте! Ахахаххаа! — Хорошо горит, — скупо, но довольно прокомментировала происходящее Беларусь. Хорошо, когда в семье такая идиллия.