Помнить — это все равно что понимать.

Когда приходит страх, от паники не скрыться. Это общепризнанно, проверено веками и не должно было вызывать никаких сомнений. И все же Хибари Кея пытался держать себя в руках. Барабаня пальцами по подлокотнику, он слушал размеренную, обильно приправленную неясными терминами речь врача, но не слышал: это было ни к чему. Он уже хотел было встать и максимально вежливо попросить оппонента заткнуться, когда тот тяжело вздохнул: — Я вижу, Вы не понимаете всей тяжести положения. Мозг – одна из самых неизученных частей нашего тела, и я не могу гарантировать, что в ближайшее время и в дальнейшем он не выкинет никаких сюрпризов. Что касается больного, то его… неординарность, — врач прокашлялся, — мешает ему восстанавливаться. Из-за посттрав… то есть из-за последствий травмы, приведшей к… некоторым нарушениям, он не в состоянии правильно использовать свои силы, что приводит к новым повреждениям. И, в свою очередь, ухудшает его психологическое состояние. К тому же, мы так и не выяснили, как много он забыл. Вы, конечно, можете зайти к нему в палату, но не рассчитывайте, что в жизни случится так, как в каком-нибудь индийском фильме, и… Врач остановился, запоздало реагируя на затянувшееся молчание собеседника: Хибари оставил в покое подлокотник кресла и теперь сидел, скрестив на груди руки и прищурив глаза. — Благодарю, — холодно произнес Хибари. Нет времени слушать пустые душеизлияния: в ожидании он провел в этом кабинете столько часов, за сколько можно было вторую Эйфелеву башню построить, и не собирался проводить еще больше. Вторая дверь справа. Вот – с поблескивающей на свету золотистой ручкой и номером палаты сверху, похожая на дверь в номер дорогого отеля. Но вряд ли внутри окажется такое же аляповатое, броское убранство, как в тех самых отелях. Вряд ли внутри так часто люди искренне радовались жизни и вряд ли когда-либо кто-то хотел там остаться, или, по крайней мере, повторить. Вряд ли поездку сюда планировали, ждали ее. Хибари замер, злясь на самого себя. Взялся за ручку и приготовился уже опустить вниз, открыть наконец чертову дверь. До приезда сюда он убеждал себя, что слишком долго не видел иллюзиониста, а значит, тот нужен ему любым – с последствиями любой степени тяжести. И вот он мнется у двери в палаты Рокудо Мукуро и не в состоянии даже просто зайти. Сделав над собой усилие, Хибари потянул дверь на себя. Шагнул вперед и услышал мягкий стук: она закрылась. Бежать уже было бесполезно, стыдно и никчемно, впереди же была просторная одиночная палата с кроватью, множеством приборов, издающих звуки разной частоты, стулом, завешанным одеждой, и раковиной в углу. Кто-то явно попытался придать помещению домашний уют: на окнах висели занавески, стены были выкрашены не в белый, а в бежевый цвет, стул – с мягкой подстилкой, а кровать застелили тем бельем, которое привез Хибари. Мукуро явно никого не ждал: в тот момент, когда Кея зашел, он полусидел в постели, подтянув колени к груди, и читал тонкую, в мягкой обложке книгу. Услышав шаги, он вздрогнул и отложил книгу каким-то неловким, слишком резким движением: она секунду покачалась на краю кровати и упала вниз с тихим шлепком. — Хибари Кея? — недоуменно спросил он. В голосе мелькнули нотки смутного, не осознанного раздражения. По лбу Мукуро, у самой кромки волос, змеился свежий шрам, из-за чего казалось, что иллюзионист все время хмурится, тонкие руки напоминали о ветках деревьев, а голос – голос у него был охрипший, будто бы прокуренный. Хибари остановился, не зная, что нужно сказать. Теперь он чувствовал себя еще более никчемным. Это раздражало, но он был не в состоянии сделать хоть что-то. Рокудо смотрел на него растерянным, недоуменным взглядом. Затем встряхнулся, пошатнулся, будто бы уже падая с кровати, и резко спросил: — Какого черта ты пришел? Кея молчал секунду: судорожно размышлял, как следует ответить. Он это предполагал, ждал того, что именно события последнего месяца Мукуро забудет, и все равно оказался не готов: не готов услышать, что иллюзионист забыл об их отношениях. — У меня были дела в Италии, — прищурился Кея, наконец найдя выход, — а Савада попросил меня проведать тебя. Он хотел еще что-то добавить, желая выяснить, как много сохранилось в искореженной памяти Мукуро, но сдержался. Не время. Бывший враг выглядел беспомощным. Несмотря на то, что старался, призывая на помощь весь свой актерский талант, сыграть во властелина, по недоразумению попавшего в неприятную ситуацию. Он насквозь пропах больницей, лекарствами и бинтами, он обессилел из-за травмы и недельного пребывания в стационаре – в полном одиночестве. — Мне велели тебя забрать, — стараясь сохранять спокойствие, произнес Хибари. — Нет, — произнес Мукуро. В его голосе сквозило отчаяние. — Не буду я прислуживать Вонголе, — прошипел он, собравшись, — и уж тем более добровольно не пойду в тюрьму, потому что… Кея следил за его руками: продолжая говорить, Мукуро дотянулся до кнопки вызова врача и замолчал, зло глядя на Кею. — Это же низко, Хибари Кея. Легко победить врага, когда тот прикован к постели, не правда ли? — Замолчи. Хибари не выдержал. Не мог выдержать. Врач прибыл мгновенно – распахнул дверь и недоуменно уставился на обоих хранителей. — Вижу, вы не договорились, — вздохнул он. — Разберитесь с ним, — процедил Кея и вышел, тщательно прикрыв за собой дверь. Остановился у противоположной стены, переводя дыхание. Сделал глубокий вдох и выдохнул. Скрестил руки на груди, как тогда, в кабинете у врача, и тут же опустил их, передернувшись от воспоминаний. Мукуро ему отдали через полчаса. Хрупкого, слабого и все еще пытавшегося злиться. Иллюзионист бросил на Кею всего один взгляд, исподлобья, а в машине демонстративно отказался от предложенных пледа и подушки и просидел всю дорогу, обняв себя руками и дрожа, отклоняя, однако, упорные попытки Хибари укрыть его. Для его реабилитации был подготовлен целый дом – одна из секретных резиденций. Небольшой, но оборудованный по последнему слову техники и имевший систему безопасности, позволявшую в любой момент вызвать подкрепление на случай, если кто-то захочет уничтожить ослабевшего иллюзиониста Вонголы — опасного преступника — и его временного охранника. Последним воспоминанием Мукуро была его битва с Савадой Тсунаеши. Он думал, что ему удалось остаться на свободе, он все еще надеялся сокрушить Вонголу, и Хибари, руководствуясь советами Шамала, решил не разубеждать его. В его обществе Мукуро отказывался находиться. Вообще в чьем-либо обществе. Мукуро много от чего отказывался: от еды, например. Будь воля Хибари, он бы сначала связал Мукуро, затем силой накормил бы, хоть с ложечки, хоть с чего. Плевать. Привлекать еще больше людей было опасно, поэтому Шамал собственной персоной провел с Мукуро два часа уговоров, увещеваний, просьб, и это дало результат: иллюзионист начал есть. По минимуму, но все же есть, под тщательным надзором Шамала. У него случалась паника при виде воды, с которой он, правда, сам смог справиться – отчаянно не хотел показывать слабость перед Хибари. А тот старался иллюзиониста избегать. Первое время. Уходить от разговора, опасаясь выдать ненужную информацию, обходить стороной комнату Мукуро, чтобы сдержать сильное, необузданное желание если не прижать к себе, то хотя бы ударить – ударить за то, что Рокудо позволил себе ту аварию, приведшую к травме – и амнезии. Хибари уходил из дома рано. У Вонголы действительно были здесь дела, и их Кея выполнял, хотя это же мог сделать почти любой другой человек из CEDEF. Но ему нужен был предлог – предлог уйти из дома, чтобы не видеть полного подлинной злости взгляда Мукуро с проскальзывающими отчаянием и растерянностью, чтобы раз за разом не возвращаться к мысли о том, что для Рокудо это – та же тюрьма и поэтому иллюзионист воспринимает пребывание там с таким отчаянием, поэтому иллюзионист дрожит в руках Шамала и пытается – изредка – вырваться с немой агрессией, как пойманная птица. И в то же время Хибари до безумия четко было ясно, что еще немного – и наступит переломный момент, когда теперь уже ему придется приучать иллюзиониста к себе. *** Саваду утомляли перелеты из одной страны в другую. Утомлял долгий период акклиматизации, когда времени на сон не было. Тсуна хотел быстро порешить все насущные вопросы семьи и проведать своего хранителя. Бумаги и переговоры заняли много больше времени, чем хотелось, и поэтому пришлось отложить поездку на тайную базу, где восстанавливался Мукуро. В доме стояла тишина, встречать босса семьи Вонгола никто не вышел. Сначала он подумал, что опоздал, что и Хибари, и Мукуро, и Шамала, который по его же приказу заботился о иллюзионисте, убили, но потом отметил нетронутую систему дверей, открыть которые можно было лишь с помощью приложенной к определенному на двери месту карты, а, войдя внутрь, услышал шум телевизора: в просторной комнате, гостиной-столовой, Шамал смотрел телевизор. Первым желанием Савады было громко поздороваться, но затем он передумал. Медленно скользнул наверх, памятуя о том, что рассказывал ему все тот же Шамал о расположении Мукуро. Тсунаеши как раз взялся за ручку двери, когда его окликнул чуть охрипший голос доктора. — Савада, не будь идиотом. Тебе нельзя к нему. Под внимательным взглядом Шамала Тсуна покорно отошел от двери, затем, вспомнив о своих собственных правах, встряхнул головой: — Почему? Он мой хранитель, и я хочу убедиться, что с ним все в порядке. Шамал тяжело вздохнул. — У него амнезия. Последнее, что он помнит, – это ваша первая битва. — Тсуна промолчал в ответ. — Смогу пустить, когда он вспомнит хоть что-то существенное. Тсуна молчал еще пару секунд. Раздумывал: верить или нет. — У меня, видимо, нет выбора, — сказал он наконец, — Кея здесь? — Я за ним не слежу, — ответил Шамал добродушно, — но вроде был здесь. Едва Тсунаеши спустился вниз и шаги затихли в гостиной, он повернул ручку двери и вошел внутрь. В спальне Мукуро было неимоверно душно, воздух напоминал желе, кондиционер оказался выключен, а окна – тщательно закрыты занавесками. — Ты поел? — осведомился Шамал. — Нет, — ответил иллюзионист. В руках он держал роман Диккенса: чтобы отвлечь его, Хибари еще в первый день принес сюда гору литературы из того списка, что дал психолог больницы. — Значит, мне опять придется заставлять тебя, — вздохнул Шамал. Мукуро скривился. — Мне нужен Хибари Кея. Сначала Шамал позволил себе крошечную надежду: Рокудо все вспомнил и хочет поговорить. Но больше иллюзионст ничего не сказал, только молча позволил себя накормить. После этого Шамал подошел к окну и раздвинул портьеры, впуская свет в комнату. — Тебе нужен свет, хоть иногда открывай окна. — Да-да, конечно, — с нескрываемым сарказмом отозвался Мукуро, за что удостоился упрекающего взгляда: Шамал более чем прекрасно понимал, что ничего этого Рокудо делать не будет. И все же решил, что для нотаций не слишком подходящее время. Затем вышел, столкнувшись лицом к лицу с Хибари, стоявшим совсем рядом: прислонившись к стене рядом с дверью в спальню Мукуро. — Ойя-ойя, — Мукуро вскинул голову и вновь покачнулся: любое неловкое движение вызывало у него головокружение, — сам Хибари Кея ко мне заглянул. — Савада просил проверить, не помер ли ты. — Хибари спокойно прошел в глубь комнаты и сел на кресло. Оно стояло как раз напротив кровати, где сидел, выпрямив спину, Мукуро. — Он приходил? — Звонил. — Ты врешь. — Мукуро сощурился. — Вы оба с доктором-извращенцем врете мне. Думаешь, я настолько с ума сошел, чтоб не заметить? Хибари молчал, единственное, что выдало его напряжение, – это сжатые кулаки. Тишина длилась не долго: иллюзионист слишком хотел знать правду. — Зачем вы мне помогаете? Почему Савада пришел ко мне, помня, что я хочу убить его? И почему мы в Италии? — Мукуро раздражался все сильнее: по стремительно распускавшимся на стенах почерневшим лилиям это было видно. Кея смотрел на бежавшие по стенам иллюзии и ощущал смутный страх. — Успокойся, — велел он. — Да какого черта, Хибари Кея?! — почти закричал иллюзионист. — Я заперт в этой тюрьме, не зная, что вообще происходит, с чего бы Вонголе за мной ухаживать?! Что происходит?! Какой год, сколько лет я провалялся в той больнице, почему ты смотришь на меня так, будто бы не я поставил тебя на колени? У него был безумный взгляд. Когда Хибари забирал Мукуро домой, психолог сказал: осторожнее с больным, любые сильные переживания вызывают у него неконтролируемую реакцию, в частности, спонтанное появление иллюзий и агрессию. Тогда Кея, ничуть не испугавшись, сообщил Саваде только о том, что уже двое не относящихся к мафии людей знают о необычных талантах иллюзионистов. Теперь он наблюдал за будто бы горелыми лотосами, оплетавшими комнату, и понимал, что в таком состоянии Мукуро действительно опасен. И в этом виноват был сам Кея. Возможно, для него это и было ключевое оправдание: почему он не подходил ближе, чем можно. Почему отсиживался в своей спальне, предпочитая заниматься документами, или уезжал в другую резиденцию. — С другой стороны, — вдруг с довольной улыбкой продолжил Мукуро, — ты меня избегаешь. Следовательно, я не так уж и ошибся. — Если это все, я пойду, — произнес Хибари, поднимаясь. Уже направляясь к двери, он почувствовал на себе полный ненависти взгляд Мукуро. Обернулся, не в силах сдерживаться. Вспоминая, как именно Мукуро сделал первый шаг в их неправильных на первый взгляд, но на удивление прочных, если разобраться, отношениях. Он изначально-то незримо, казалось, присутствовал везде, где есть Хибари, не следил, но появлялся именно тогда, когда Кея в нем нуждался. Уже после освобождения от него стало не избавиться: Мукуро наслаждался своим полученным назад телом, эксперементировал с новыми силами и, естественно, считал своим лучшим помощником Кею. Приходил, заманивал новыми драками и боями, заинтересовывал своими стремительно открывающимися талантами, мешал работать и умел совершенно непринужденно, легко и элегантно, погасить злость Хибари. Мукуро знал, что нужно делать, и именно поэтому сейчас, глядя на обессиленного, озлобленного, другого Мукуро, Кея чувствовал себя таким слабым. В отличие от тогдашнего Рокудо, Хибари не представлял, как надо поступить в такой ситуации. Хибари вообще не представлял, как можно вернуть иллюзионисту память. А еще устал напоминать себе, что их отношения на самом деле прочные, что, даже если Рокудо забыл их, все можно исправить. Хибари смотрел Рокудо Мукуро в глаза и не знал, что еще сказать. — Выпусти меня отсюда, — прошипел Мукуро, вставая. Покачнулся на худых, отвыкших от нагрузки ногах, на которые пришлось осложнение после травмы, и попробовал пойти – сделал буквально два шага и, закусив губу, остановился, будто бы балансируя на канате. — Тебе все объяснили. Просто Тсунаеши хотел тебе помочь и поэтому отправил в Италию на реабилитацию после битвы. А в процессе транспортировки случилась травма, и… — Это бред, — усмехнулся Мукуро. — Придумай что-то более правдоподобное. Он все еще стоял прямо, хотя колени его дрожали. Хибари рассматривал его, прекрасно зная, что ничего нового не узнает, не увидит, несмотря на то, что у него был всего лишь месяц чистого наслаждения телом иллюзиониста. Всего лишь один безумный месяц, в течение которого Мукуро успел довести его до ручки — и прочно поселиться не только в его доме, но и в его разуме, душе. Хотел бы Хибари повторить? Да. Да. И еще раз да. Сколько угодно «да». — Что именно кажется тебе бредом? — спросил Кея, делая шаг вперед. — Сколько лет прошло с того момента, как я пытался уничтожить Саваду Тсунаеши? — вопросом на вопрос ответил Мукуро. Его тон вдруг резко утратил истеричность. Хибари промолчал. Напомнил себе о своем решении: теперь его очередь делать первый шаг. — Пойдем прогуляемся, — резко сказал он, беря Мукуро под локоть. — Эй! — Рокудо попытался освободиться от сильной хватки, но сделал только хуже: он почти упал. Ноги его все-таки подвели, не выдержав такой нагрузки. Кея вовремя подхватил его и помог сесть на кровать. — Я попрошу привезти коляску. Жди. — Я не калека. И могу сам… — Мукуро попытался встать, но скривился и снова упал на кровать. — Просто подожди меня. Я вернусь. Мукуро покорно прекратил свои тщетные попытки встать. Руки его незаметно сжались в кулаки; он прикусил губу и взглядом проводил Хибари до дверей. Можно же обыграть эту ситуацию и быть не жертвой своей слабости, а использовать удачный момент. — Кея, может, ты теперь каждый день будешь со мною гулять? Хибари оставил вопрос без внимания. Мукуро постарался расслабиться: у него все получится, он найдет ответы на свои вопросы. Парк был прекрасен. Ровно выложенные дорожки манили вглубь, где скрывался искусственный пруд. Они молчали: Кея не решался заговорить первым, а Мукуро просто наслаждался красотой. Остановившись у пруда, Мукуро повторил свой вопрос. Только теперь абсолютно нейтральным тоном. Не было не интереса, не язвительности или печали. Буднично, как будто они говорили о совершенно очевидных вещах. — Расскажи правду. — Я уже устал повторять, Мукуро. Проще поверить. — Хибари отошел недалеко от коляски и задумчиво присмотрелся к клумбе с цветами. Решил, что дарить цветок – это все же чересчур. — Еще вопросы? — Почему в Италии? — Мукуро проследил за полетом бабочки и добавил, словно прочитав мысли Кеи: — И нарви мне цветов. — Цветы? — Хибари скептично посмотрел на подозрительно спокойного иллюзиониста. — Отвечай на вопрос. —Охрана здесь однозначно лучше. — Кея все же выбрал два наиболее симпатичных цветка и оторвал их. — Сколько времени прошло с нашей первой битвы? — Тебе не обязательно… — Хибари Кея, просто скажи. Вместо ответа Хибари протянул ему цветы и, развернув коляску, повез Мукуро в особняк. — Не молчи. И перестань игнорировать мои вопросы. — Доктор сказал, что тебе нельзя нервничать. Я просто следую его указаниям. — Что же это за срок такой, что ты волнуешься за меня? — Мукуро даже повернул голову в сторону Кеи, но почти сразу же отвернулся. — Я не волнуюсь за тебя, — огрызнулся Хибари. — И хватит на сегодня. — Он остановился, чтобы открыть дверь в особняк. — Если так хочешь, то задашь вопросы потом. — Я запомню, Кея, — краешком рта улыбнулся Мукуро, глядя на него. В спальне, после короткого душа, Рокудо рухнул на постель и закрыл глаза. Хибари смотрел на него, смотрел, а затем сел в кресло напротив – просто, будто бы так и надо было. — Какого черта? — сонно прошептал Мукуро, но протестовать больше не стал. Хибари наблюдал за ним: как он подтянул колени к груди, одну руку подложил под подушку, вторую – под щеку, отвернулся к стене, а уже через минут пять, кажется, крепко спал, только вздымалась спина с острыми лопатками, проступавшими через одеяло. Выглядело это крайней степени беззащитности. Хранитель Облака потянулся к нему, не выдержав. Прикоснулся к тонкой руке, замер, смакуя ощущения. Секунда, две — пять, десять. Осторожно провел по плечу, закрыв глаза. — Чертово травоядное, — шепнул он, — как ты посмел забыть меня? Рокудо шевельнулся, дернулся, и Хибари поспешно убрал ладонь, выругавшись сквозь зубы. Отодвинулся, откинулся на спинку кресла и постарался избавиться от навязчивого желания прямо сейчас, не медля, сдернуть с Мукуро одеяло, притянуть недоумевающего иллюзиониста к себе, усадить к себе на колени, заглянуть в глаза, пылающие удивлением. Мукуро не двигался, и Кея, успокоившись, тихо поднялся, запер дверь, пододвинул кресло ближе к постели, сел, откинул голову на спинку и задремал – по-кошачьи, едва ли не держа один глаз открытым. Часа через два, когда уже стемнело, а Рокудо спокойно посапывал в постели, он позволил себе расслабиться окончательно. На слух он не жаловался, но в ту секунду он действительно не слышал ничего лишнего: тихое сонное дыхание Мукуро и свое собственное, — и скорее почувствовал, когда глаза открыть оказалось необходимым. Прямо перед глазами сверкнула сталь, занесенная для удара рука уже готова была опуститься, когда Хибари по наитию рванулся вперед, отклонился от удара и перехватил тонкое запястье. О пол звякнул нож. — О черт, — ровно произнес Мукуро. Хибари молчал, глядя на него. На растрепанные волосы, на нахмуренный лоб, искаженные усмешкой губы, избегая смотреть в глаза. Ненависти и страха не было: от фобии иллюзионистов он избавился в те недели, когда Мукуро завоевывал его, по шагу, по капле. Он чувствовал, что поступает неправильно, но не мог понять, где именно. — Достойно хранителя Вонголы, Кея, — вздохнул Мукуро. — А теперь отпусти меня. Играет, понял Хибари. Пытается подкупить. Опустил руку иллюзиониста и усадил того на кровать. — Вонгола тебе не враг, — повторил Хибари. — И я тебе не враг. — И давно? — провокационно спросил Мукуро. От усталости медленно срывало предохранители. Иллюзионист может убить и Хибари, и Шамала, найти свою шайку и продолжить незаконченное. Кея не сомневался в том, кому достанется победа, но сам был не в состоянии отпустить Мукуро, даже не попробовав напомнить о том, где именно проводил свои дни тот, пока не попал в аварию. Хибари опустил голову. Мукуро жадно смотрел на него, изучал, почти ощупывал взглядом – так враг прикидывает, где у противника слабые места. — Ладно, к черту, — внезапно сказал Рокудо. — Уходи. Он выглядел уставшим. Запавшие глаза смотрели уже без прежней злости, скорее с безнадежностью. Открыв дверь, вдыхая свежий воздух из открытого в собственной спальне окна, Хибари произнес только: — Спокойной ночи, — и вышел, услышав напоследок прерывистый, отчаянный вздох. *** Шамал вынужден был уехать еще утром: церемонно попрощался с Хибари, заглянул к Мукуро (тот еще спал), — а затем – ничего уже не могло напомнить о его пребывании. База была тщательно защищена как от проникновения, так и от несанкционированного выхода, чтобы избежать побега, поэтому Хибари не беспокоился. Видеться с Мукуро — пока — не хотелось, и он предпочел свою спальню с ее мощным кондиционером, полками, уставленными книгами, и прочим. Когда он отвлекся и посмотрел на часы, было уже шесть вечера. Нанятая Шамалом временная сиделка уже должна была уйти, следовательно, кормить иллюзиониста придется Кее. Хибари сделал глубокий вдох, прогоняя воспоминания, ненужные, лишние, разжигающие лишнюю ненависть к амнезии и ситуации в целом. Затем поднялся с постели, вышел в коридор и постучался в спальню к Мукуро. Ответа не последовало. Он приоткрыл дверь, заглянул внутрь комнаты: никого. Ни-ко-го. Постель была тщательно застелена: ни один служащий армии не придрался бы. У кровати стояла маленькая лампа, рядом с которой валялась книжка, кресло, в котором вчера сидел Хибари, осталось на своем месте, и на секунду это показалось Кее плохим сном. Сейчас окажется, что он просто задремал в своей спальне за чтением, а Мукуро на самом деле на месте и спит. Он моргнул, но все осталось по-прежнему. — Мукуро, — позвал он. Негромко, но постарался, чтоб вышло жестко: у иллюзиониста не должно было возникнуть сомнений в том, что Кея настроен серьезно. Ответа не было. По ногам потянуло холодом, горло сжал страх, в котором Хибари никогда не посмел бы себе признаться. Он рванулся вниз, все еще надеясь, что Мукуро там, может, на кухне – ужинает или еще что, или в гостиной, вдруг он заинтересовался телевизором, а мало ли… Кея остановился в дверях, оглядывая пустые комнаты. Обошел каждый угол, посмотрел в окно даже, тщетно надеясь. Затем резко развернулся и кинулся наверх, перескакивая через ступени. В комнате, откуда велось наблюдение за домом, было тихо: мигали экраны, сменялись изображения. В ванной – ничего. В бывшей спальне Шамала – тоже. И так до бесконечности, пока Хибари не вспомнил про склад оружия – на всякий случай. И пока не кинулся туда, пока не распахнул тяжелую железную дверь, поняв, что она уже давно не заперта – кто-то открыл ее недавно. Тщетно пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце, Хибари спустился по ступеням вниз и увидел иллюзиониста. Тот лежал лицом на каком-то ящике. Нелепо изогнутые ноги, раскинутые в стороны руки, закрытые глаза. Хибари не думал, не раздумывал, что произошло и как Мукуро подобрал код — сделал два быстрых, неловких шага вперед и остановился. Одернул рубашку. Сделал глубокий вдох и только затем, заставив себя прекратить истерику, присел рядом с Мукуро. Приложил два пальца к его шее. Секунда. Две. Слабый толчок – единичный. Пощупал руки, ноги, провел по спине – переломов вроде не было. Из груди сам собой вырвался вздох облегчения, и тут же Хибари одернул себя. Осторожно прикоснулся к Мукуро и поднял на руки, прижимая к себе. В голову хлынули воспоминания, Кея дернулся, остановился посреди лестницы. Закрыл тяжелую дверь пинком и пошел дальше, бережно придерживая Мукуро. В спальне тот почти очнулся. Приоткрыл глаза, в которых плескалось недоумение, потянулся куда-то и вздрогнул. Хибари едва успел уложить его и устроиться в кресле, невозмутимо сложив руки на груди. — Что? — вдруг вскрикнул Мукуро, резко поднявшись, и тут же ахнул, схватившись за голову. — Где я?.. — В своей комнате, — отозвался Хибари, напоминая самому себе шарик, который перекатывает чья-то рука: то к пропасти, то обратно. — Что-то болит? — Нет, — ответил иллюзионист. Хибари помолчал секунды две, размышляя. Затем, не обращая внимания на протесты, осторожно ощупал голову иллюзиониста, заставил его снять рубашку, осмотрел худое тело и только потом успокоился. — Тебе стоит поесть. Стоит говорить так, будто бы ничего не случилось, решил Кея. Мукуро ошеломленно смотрел на него, почти не моргая. Когда Хибари вышел, иллюзионист вздрогнул, обняв себя руками. Вернулся Кея быстро – с подносом, полным еды. — Составлю тебе компанию, — прищурился он. Мукуро не издал ни звука – не возразил. — После — ты закроешь меня? — осведомился Рокудо, постепенно приходя в себя. — Зачем? — Я попытался убить тебя, сбежать. Неужели ограничить мои передвижения не лучший способ контроля? — Мукуро наблюдал, как Кея ест: сдержанно, контролируя каждый жест. Казалось, что Хибари специально сковывает себя, чтобы не сделать лишнего жеста и не выдать себя. — Это не поможет твоей реабилитации. *** Утром, вместо Шамала, Мукуро разбудил Кея. Он расставлял еду с подноса на стол. — Ну да. Ты меня не закроешь, а будешь сам ходить по пятам. — Рокудо не встал, а только удобнее устроился на постели, чтобы можно было наблюдать за действиями Хибари. — Шамал еще не вернулся. — Есть сиделка. — Не стоит привлекать ее лишний раз. И у меня сейчас нет работы. — Кея жестом пригласил Мукуро за стол и сам сел напротив. — Ну конечно, — скептически отозвался иллюзионист. Кея нервно дернулся, когда Мукуро привычно, как раньше, разрезал яичницу, как отправил первый кусок в рот. На мгновенье Хибари показалось, что Рокудо ничего не забывал. Но реальность оказалась совсем другой. Затем такое утро стало константой, и еще не самой худшей. Несмотря на утверждения Кеи, что он не контролирует иллюзиониста, Мукуро все равно чувствовал себя как на иголках. Весь день был расписан по часам. Прием пищи в одно время, прогулка строго после двух, а вечером Хибари обязательно сидел в кресле и читал вместе с ним. Спустя пару дней Мукуро уже хотел было высказать все, что думает о такой заботе, когда Хибари сделал неожиданное предложение. — Мне послышалось? — У Рокудо даже книга из рук выпала, столь сильным было потрясение. — Нет, но если ты сейчас же не соберешься, то мы никуда не поедем. — Кея сел в кресло, с полуусмешкой уставившись на Мукуро. Тот в ответ воззрился на него. — Может, хотя бы выйдешь, дашь мне переодеться? — Закрою глаза, — ответил Хибари. Рокудо дернул плечом в раздражении, но спорить не стал. Хибари действительно закрыл глаза и открыл их, только когда Мукуро позволил ему сделать это. После того, как они выбрались с базы и сели в машину, веры в происходящее у Мукуро не увеличилось. — Ты решил убить меня. — Только если у тебя аллергия на мороженое. До города они так и не доехали, свернув где-то на середине пути, и остановились возле старого дома, напоминавшего замок. У входа их встретил администратор и провел на второй этаж к зарезервированному балкону. — Надеюсь, тут ты будешь есть лучше. — Кея открыл меню и принялся просматривать его. Иногда поглядывая на задумчивого иллюзиониста — не вздумает ли сбежать или устроить истерику. — Только если ты ответишь на три моих вопроса. — Мукуро отложил свое меню и внимательно посмотрел на Хибари. — Один. — Какой ты скучный, Хибари Кея. Но так уж и быть. — Мукуро осмотрел открывающийся с балкона пейзаж и прикинул, что сбегать сегодня ему не хочется. Было уютно и, как бы это ни звучало, привычно сидеть с Хибари. Рокудо нахмурился: в очередной раз в спину его толкнуло нетерпение узнать, почему Хибари тратит на него свое время. Секунду подумав, Мукуро негромко спросил: — Скажи, что нас связывает? Хибари не дрогнул, не отбросил меню, не ахнул, не вскрикнул – но его лицо едва заметно побледнело. — Твоей памяти это не поможет, — спокойно ответил Кея наконец. — Неужели? — Мукуро наклонился ближе, чтобы можно было расслышать его шепот: — Если это так, то почему ты побледнел? Он был безумно похож на себя прежнего. Потеряв память, он не потерял умения дезориентировать собеседника, не потерял таланта манипулятора. И все же Хибари справился с наваждением. — Даже если я скажу, ты не поверишь мне, Мукуро. — После этих слов Рокудо вздрогнул и отстранился. Вся ситуация начала казаться ему неправильной, но отступать было нельзя. — Поверю, если ты скажешь правду. — После одного боя ты обратился ко мне с просьбой о помощи. Я помог. Между нами были доверительные отношения. — Хибари жестом подозвал официанта. — Этого достаточно? — Мне кажется, что-то ты не договариваешь. — Мукуро открыл меню, но даже не взглянул в него. — Между нами не было тайн. Это все. — Кея, ты противоречишь самому себе. Не открываешь мне событий прошлого, но утверждаешь, что у нас не было секретов. — С амнезией ты должен справиться сам, — произнес Хибари. Возникла пауза, прерванная приходом официанта. Остаток вечера они провели, говоря на темы, не соприкасающиеся с мафией и медициной. Вечером, засыпая, Мукуро со смутным раздражением, удивлением и едва ли не испугом отметил, что это было привычно: привычно сидеть рядом с Кеей, говорить с ним, смотреть в его глаза, прикасаться – немного, но этого хватало, чтобы испытать странное чувство, что-то вроде дежа вю. Привычным казалось даже то, что совместное времяпровождение ему нравится. *** Шамал вернулся неожиданно, спустя пару дней, в течение которых Хибари не отходил от Мукуро. Вернулся и тут же вызвал Кею вниз. Рокудо спустился следом, остановился в конце лестницы и смотрел, как хранитель Облака медленно разворачивает письмо, протянутое Шамалом, как медленно изменяется выражение его лица. Он уже направился к двери, опустив голову, когда иллюзионист не выдержал: — Куда ты? Хибари обернулся. Мукуро поймал его взгляд – сосредоточенный, с ноткой горечи, и замолк. Замолк, сделал шаг назад, молча кивнул. Послушал скрежет задвигающихся дверей, зажмурился. — Вижу, вы неплохо провели время, — по-свойски сказал Шамал. Мукуро пожал плечами, не желая отвечать. Пришлось провести множество часов в одиночестве, отказываться от общества Шамала, занимать себя чтением, до безумия копаться в собственной памяти, складывая обрывки воспоминаний в целую картину. Он дозвонился до Савады Тсунаеши, заполучив в свои руки телефон Шамала после нескольких бессонных ночей происков, в том же телефоне посмотрел год — посмотрел и только тяжело вздохнул. Смирился, привык, вырезал в себе мысль о том, что он все еще может противостоять Вонголе. Что он все еще должен противостоять Вонголе. Постепенно он принимал правду о себе. Медленно вспоминал, как проиграл Саваде и как за ним пришли Вендиче. Вспоминал встречу с Хром и их планы по освобождению. Вспоминал Конфликт Колец, начинал гордиться своей победой и больше не чувствовал злости. А затем память словно заедало: не было больше вспышек, проблесков, наступала полная пустота. Мукуро расписывал, сколько еще осталось вспомнить, и неизменно понимал, что еще слишком много, — отчаивался, рвал бумагу, успокаивался и пытался не думать о том, что истерит только от отсутствия Хибари. Он ожидал, что отъезд Кеи растянется на день, не больше. Но прошло целых четыре дня, прежде чем послышалось характерное скрежетание замков, шелест раздвигающихся дверей — Мукуро поначалу не отреагировал, думая, что это вернулся Шамал после очередной вылазки, а затем прислушался и услышал приглушенные голоса внизу. О чем говорили, было не понять, да Рокудо это и не нужно оказалось; он, хватаясь за стены, попытался сбежать вниз, но получилось только сползти, медленно, осторожно, шипя ругательства сквозь зубы. В холле Хибари о чем-то негромко докладывал Шамалу. Тот кивал, затем вышел. Мукуро не смотрел куда. Мукуро, распахнув глаза, смотрел, как Хибари раздевается: раздраженно снимает с себя пиджак, стягивает ботинки, сдергивает галстук. — Еще бы чуть изящнее, — прокомментировал иллюзионист, не удержавшись. Он еще не знал, как себя вести. Рассказать о полных мучений с памятью прошедших днях? Броситься и обнять? Пожать плечами и уйти, дать Хибари отдохнуть? — Неважно выглядишь, — вырвалось у Мукуро, — что случилось-то? Он в самом деле не хотел лезть в дела Вонголы – все еще не собирался работать на нее, но язык его подвел, выдал, сдал. — Ты вспомнил? — спросил Хибари. — Смотря что, — осторожно ответил Мукуро, преодолевая последнюю ступеньку. Кея протянул ему руку – Рокудо, поморщившись, принял. Но он не ожидал, что в следующую секунду Хибари подхватит его на руки и затащит наверх – в самую спальню, — усадит в кровать и сам сядет рядом. — Ну, давай поговорим, — звенящим от напряжения голосом произнес Кея. — Что ты вспомнил? — Может, ты хоть в этот раз согласишься на обмен? Я тебе расскажу, что вспомнил, а ты расскажешь мне, что было дальше. — Говори, — оборвал его Хибари. Мукуро начал, несмотря на то, что голова раскалывалась. Запинаясь, потирая ладонями виски, он говорил, словно складывая мозаику разрозненных воспоминаний. Хибари слушал молча, не задавая вопросов. Дослушав, поднялся. Шагами он мерял комнату, не глядя на Мукуро. — Так что? — наконец уронил иллюзионист. Кея так и не понял, что именно тот имел в виду. — Ничего. Скоро вспомнишь все, — решился ответить он. Чувствовал, что действовать нужно сейчас, но не мог решиться. Мукуро неуловимо изменился за эти четыре дня. Можно сказать, восстановился, только ноги по-прежнему его подводили, если забыть о памяти. А главное – теперь он, кажется, готов был принять такую правду. Даже такую, какую скрывал от него Хибари. Но Кея все еще сомневался. Сомневался, стоит ли уходить на этот раз. Сомневался, стоит ли развернуться и сказать Мукуро правду. Наверное, окажись Рокудо в такой ситуации, он не сомневался бы. Но у него всегда, всегда лучше получалось эмоционально воздействовать на людей, у него не бывало проколов: он умел преподать любую, даже самую отвратительную или смушающую, ситуацию так, как надо. Если бы Хибари умел то же самое, он бы, без сомнения, рассказал Мукуро все – от начала и до конца, и даже, может, чуть больше, позволил бы заглянуть в себя. И Мукуро, конечно, принял бы всю эту правду. Но Хибари не умел. Поэтому, попрощавшись, вышел из спальни Мукуро, сцепив челюсти. *** К вечеру разразилась гроза – громкая, сочная, с ливнем и раскатами грома, от которых окна дрожали бы, не будь они бронированными. Даже если бы ее не было, Хибари вряд ли уснул бы. Подложив под голову руки, он лежал на спине и пытался обдумать ситуацию. Она заставляла задуматься о собственном психическом здоровье. Кея хотел хотя бы перебирать варианты решения проблемы, но вариантов не было – ни единого сколько-нибудь адекватного. В резиденции опять не слышалось ни звука. Шамал, должно быть, уже спал или уехал, а Мукуро… Мукуро и раньше по степени издаваемого шума напоминал привидение. К тому же, из спальни он выходил пару раз в день стабильно, и по нему можно было сверять часы. К десяти часам он шел в душ, раньше, когда только переехал сюда, — с помощью сиделки, сейчас – сам. По шажку. И теперь, за шумом ливня, Хибари слышал его неуверенные, неровные шаги. Живо представил себе, как Мукуро опирается на стены, затем – цепляется за ручку ванной комнаты, открывает дверь, а дыхание уже ровное — ходьба больше не доставляет ему таких мучений, как раньше. Сила воли в очередной раз помогла ему выкарабкаться из болезни, почти ничего не потеряв. Сам того не замечая, Кея вслушивался. Вдруг Мукуро захочет поговорить и сейчас зайдет? Или, может, с ним что-то случится и нужна будет помощь? Запоздало одернул себя. Он не должен показывать своих эмоций, он должен молчать. И все равно вскочил, едва услышал шлепок и глухую ругань. Мукуро, в темном и, кажется, шелковом халате, поднимался с залитого водой пола. Водой с его собственных волос, ног, рук. Он оскальзывался, колени его дрожали от напряжения. Услышав шум, он обернулся и зло уставился на Кею. Было видно – еще секунда, и рухнет. Хибари, уже не раздумывая, сделал шаг вперед и привычно придержал его за талию, прижав к себе. — Спасибо, но это лишнее, — сухо произнес Мукуро куда-то в плечо Кее и хотел было уже вывернуться, но чужие руки сжали крепко, погладили по спине – так успокаивают животных, лаской. Виски сжимала пульсирующая боль. Ноги подкашивались, поэтому Рокудо вынужден был вцепиться Хибари в плечи. — Хотя бы до спальни меня донеси, герой, — буркнул иллюзионист поспешно, понимая, что через секунду ноги его окончательно подведут. Хибари не понимал, почему сделал это: почему вновь позволил себе слабость, коснувшись Мукуро, почему донес его до постели и не ушел сразу же, а остался рядом, почему, в конце концов, помог ему вытереть волосы. Почему, стоя перед зеркалом, придерживал Мукуро, приобнимая со спины, глядя, как иллюзионист расчесывается, морщась от боли в голове. Почему не отстранился, когда Рокудо повернул голову – улыбнулся, почувствовав, как Хибари напрягся, ощупывая взглядом губы иллюзиониста. — Отпустишь меня — упаду, — предупредил Мукуро. Отрезая пути отступления во всех смыслах. — Чего ты добиваешься? — О, хотел проверить одну версию. Пойми, ты сам сдал мне все козыри, так что не вздумай удивляться, почему сейчас я поступлю именно так. Хибари еще размышлял, какую именно версию и как собирается проверить Мукуро, когда иллюзионист, повернувшись, потянулся к нему и сразу жарко, без промедления, накрыл его рот губами, заставляя раскрыться — большей частью от удивления. До безумия был не один шаг, а полшага. Иллюзиониста пришлось подхватить, устроить между собой и стеной и прижать настолько близко, что дышать нужно было фактически друг другу в губы. Против этого Хибари не возражал. Мукуро раздевал его, сухими губами целовал шею, еле слышно, заставлял запрокидывать голову, терся, почти впитывал его в себя, растворялся, тяжело дыша, заглядывал в глаза, хотя не нуждался в этом, чтобы понять: Хибари нравится, Хибари наслаждается, Хибари не в состоянии удержаться от соблазна сжать еще крепче бедра иллюзиониста, запрокинуть голову сильнее, вздрогнуть. Пояс от халата скользнул на пол; кожу обдал сквозняк, Мукуро раздраженно-резко сдернул с себя халат и вновь прижался губами к губам Хибари; от выражения лица Кеи иллюзионист прерывисто выдохнул, хватая его руку и направляя к себе, заставляя приобнять себя, провести по спине. В голове стало пусто, будто бы мысли стекли вместе с каплями воды вниз. Хибари не стал ждать — больше был не в состоянии. Мукуро все еще с трудом стоял на ногах, поэтому пришлось опрокинуть его на постель и опуститься следом, прижать, накрыть собой и ахнуть, когда Рокудо, широко распахнув глаза, заерзал-задвигался, притираясь, прижимаясь. Хибари обхватил пальцами его подбородок, заставляя смотреть на себя, наклонился, чтобы поцеловать, замер в двух миллиметрах от приоткрых в судорожном дыхании губ, поддерживая ритм, забывая о том, что хотел настоящего секса — плевать, пока сойдет и эрзац, раз перед глазами плывет от кайфа, и иллюзионист стонет, дергается, всхлипывает отчаянно и, наконец, выплескивается ему на живот, выгибаясь струной. — Ах, черт, извини, — прошептал Мукуро, размазывая собственную сперму по коже Кеи. Тот ждал, выжидал, тяжело дышал, готовясь к чему угодно, но только не к тому, что иллюзионист повалит его на постель, чудом не ударив о спинку. От поцелуев в голове опять разгорелся безумный жар, и не только в ней – во всем теле. Сил оттолкнуть не оказалось, пульс Мукуро бился прямо под ладонью, сжимающей его шею, и Кея, кажется, забывался – забывался от одних только мимолетных прикосновений к себе, тек и таял от поцелуев, клялся убить и тут же стонал в поцелуй, вырываясь. Этого хватило для разрядки – для того, чтобы кончить, сжав запястья Мукуро так, что иллюзионист содрогнулся и понимающе усмехнулся, на секунду отстранившись. — Так лучше, — произнес Рокудо, убирая с лица Кеи прилипшие влажные волосы и улыбаясь. *** Спустя пару дней они вернулись в Японию, заглянули на базу и вынуждены были расстаться: Мукуро занялся восстановлением профессиональных навыков, Хибари – парой заданий и очередной бумажной волокитой. В один из таких дней он как раз оформлял не слишком важный отчет, но малейшая ошибка в бланке могла привести к сбою в системе, поэтому Хибари старался не отвлекаться. С двух часов дня он не разгибал спины, корпея над бумагами, и поднял голову, лишь услышав хлопок входной двери. Мукуро Рокудо стоял на пороге. Щелкнул замком, заперев комнату, и подошел ближе. Сдвинув бумаги, нагло уселся прямо на стол и выжидающе уставился на Хибари, затем, не выдержав, сам потянулся, первый – сначала через стол, а потом соизволил обойти и усесться Хибари на колени, не нуждаясь в разговоре — нуждаясь в прикосновениях, поцелуях и объятиях. В ту секунду Кея действительно думал о испытаниях на верность и прочей мифической белиберде. В ту секунду Кея действительно понял, что, как бы оно ни было, они прошли жизненную проверку на прочность отношений. И действительно верил, что от Мукуро ему никуда не деться. А следовательно, как еще назвать это, как не судьбой?