Каждый раз, когда близится ночь, Я понимаю, насколько слаб.
Ему всегда говорили, что он сильный. Ифань не верил и даже высмеивал. Его рост и комплекция не говорят о силе ровным счётом ничего. Особенно когда сердце мощными толчками словно выкачивает всю кровь из тела вместе с душой и мыслями, оставляя лишь воспоминания и дыру в груди, полную боли.Наши воспоминания, всё ещё помню все те истории, Любой это поймёт – Ты не видишь то, что вижу я. Каждый раз, когда близится ночь, Я понимаю, насколько слаб.
Как парадоксально. Парадоксально чувствовать себя таким крошечным и ничтожным, ощущая покалывание кончиков пальцев, когда внутри тебя целая вселенная… умирает. Когда невозможно сделать вдох, потому что рёбра перетянуты невидимой проволокой, каждый раз впивающейся в кожу до мучительной острой боли, лишь бы душе было спокойнее. Ифань делает глубокий вдох и задыхается. Снова приступ. Снова под веками один и тот же силуэт, тот же взгляд, те же поджатые губы и руки, сжатые в кулаки. Он так и не понял, кто кого предал. Всё время считал себя уязвлённым, всё время ставил на свою невиновность. «Предатель». Трудно поверить, когда так много времени прошло с того, как он впервые нормально стал спать по ночам, не заходясь в истерике, не складываясь пополам только от того, что «нахлынуло». Трудно поверить в собственную вину, всё ещё как наяву ощущая тепло родных губ, украдкой касавшихся, когда Тао думал, что Ифань уже спит. Зато теперь… Когда Ифань видел и слышал… Он понимал, что всё было совсем не так.Если ты слышишь эту песню, Обернись и посмотри на меня. Если ты слышишь мой голос, Пожалуйста, просто оставь моё сердце.
Когда Тао публично в интервью просил у него прощения, Ифань не реагировал, потому что «предатель». Но что нужно было делать сейчас? Он не знал. Болел, чувствовал и глупел, потому что всегда раньше точно знал, как должен отреагировать, научился терпеть, научился держать лицо перед камерами и неудобными вопросами, научился запирать боль в сердце. Не реагировать, когда внутри всё ломалось и крошилось. Когда водоворот чувств засасывал и накрывал с головой, старался сначала закрыть на замок входную дверь квартиры, чтобы никто… чтобы ни одна живая душа не увидела. Ифань понимает сейчас, что сделал больно, не уберёг и не предупредил, воткнул нож в спину, знает, что не хотел этого, но уже назад не воротишь. И Тао, как маленький ребёнок, среагировал импульсивно и ответил тем, чем пришлось. У него получилось задеть Ифаня, получилось отвернуть враз, получилось заставить его почувствовать себя оскорблённым. До этого он даже предположить не мог, что… всё иначе. Что он не один чувствует. Они пересекались. Невидимо, редко, но, когда Ифань слышал знакомое имя, в груди сердце замирало. И его сжимало с такой силой, что дышать было больно. Всего какие-то упоминания и обрывки памяти заставляли сгореть заживо, потому что всё обострялось до крайней точки, и все воспоминания, все те моменты, разделённые на двоих – всё это в голове воспроизводилось столь ярко, словно наяву.Думаешь, можно так просто появляться в моей жизни И сбегать из неё? Свали. Если ты не любишь меня, тогда просто уйди, Потеряйся. Для чего это всё? Всё из-за тебя, Ты никогда не берёг отданное мною сердце. Думаешь, я дурак? Нет! Я так ничего и не получил, А ты обещал всегда быть со мной, Ты обещал, но правда оказалась совсем иной – Я так и не увидел тебя рядом. Убирайся, мне не нужна твоя любовь, Даже несмотря на то, что любить тебя – Моя судьба.
Ифань сожалеет. О том, что ничего не рассказал именно ему, ему одному, потому что доверие сломлено раз и навсегда, он причинил нестерпимую боль, которая теперь проносится через года ими обоими, и потому что внутри всё ещё ноет от той боли, заставляет закрывать глаза и глотать слёзы, заставляет думать о возможном хорошем будущем, когда вдруг «привет, как дела?» станет отправной точкой, а «я безумно скучал» скажет больше, чем «я тебя люблю». Наверное, у Ифаня тоже было написано в судьбе любить именно его, его Тао, его человека, который всегда оставался на его стороне, всегда незаметно защищал и оберегал, будучи младшим. Ифань понимает, что Тао любил его с самого начала, но не может найти точку, когда потерялся в нём сам. Важно ли это? Нужно ли? Стоит ли так заботиться о том, чего не вернёшь? И не вернёшь ли?Мне ничего не нужно – только ты рядом. Не могу забыть твою тень, Когда ты оставил меня той ночью. Это я или ты?
Сигаретный дым дрожит в свете уличного фонаря, пробивающегося в тёмную комнату. Насколько им обоим должно быть больно, и где чёрт возьми та критическая точка, после которой оголённые нервы перегорят и перестанет быть больно? Перестанет перманентно хотеться свернуться на кровати, закрыть глаза и представлять, что всё когда-то могло обернуться иначе, что когда-то можно было почувствовать вкус чужих губ и поверить чужому сердцу настолько… Ифань не понимает, как срывается. Не понимает, какой неведомой силой его тянет, когда он подскакивает с пола, тушит сигарету и хватает ключи, выскакивая из квартиры, даже не зашнуровав ботинки. На улице льёт как из ведра, а Ифань знает только один адрес – адрес студии – и только и может, что молиться, чтобы в такое позднее время он находился именно там.Не могу выразить словами, как сожалею, Но слов, наверно, и не нужно – Твои глаза уже всё сказали.
Всего одно слово, как движущая сила, всего одна фраза, как глоток воздуха после длительного пребывания под водой, как руководство к действию, как мощный толчок извне. «Сожалею»… Ифань всегда боялся столкнуться с ним нечаянно, потому что от его дома до студии Тао – рукой подать. Но только сейчас расстояние кажется ему непреодолимым, а время не меньше чем резиновым. Он боится не успеть. Бежит, не чувствуя ног, и смотрит только вперёд, из-за чего едва не попадает под машину, едва не натыкается на вышедшую из-за угла пару, бежит так быстро, насколько сил хватает. Толстовка промокает под дождём, а по лицу струятся ледяные капли – Ифаня не заботит даже это, только подстёгивает бежать быстрее.Я потерял веру в тебя, А ты никогда не доверял мне, Все твои слова «от сердца» Не больше чем поверхностные фразы. Зеркало в комнате отразило всю твою суть, Может, хватит уже притворяться, Фальшивка.
Насколько должно быть больно, чтобы осмелиться сказать такие слова? Ифань не знает, но в последний момент останавливается, переводя дыхание, замечая нескольких журналистов на подходе к зданию. У него уже глаз намётан, и появиться именно тут было совсем неблагоразумно, но уже поздно. Ифань знает, что действовать надо сейчас, пока есть силы, пока адреналин в крови гуляет и мысли свежи. Он накидывает капюшон и идёт напролом к крутящимся дверям, где за стеклом горит свет. Все его мысли настолько поглощены вопросом папарацци, что он не сразу замечает, как сталкивается в дверях с Тао. Тот выходит на улицу с телефоном в руках. На голове кепка и даже зонта нет. И всё… Глаза в глаза. Один миг, чтобы понять, что всё время ожидания было зря. Даже в темноте видно замешательство и потерянность, удивление пополам с надеждой. И много боли, безумно много боли. Ифань дёргает его в сторону, и они скрываются за углом здания. Он никогда не думал, что придётся бегать от журналистов, но сейчас обстояло всё именно так. Если их заметят вместе – плохо будет обоим. Ифань утягивает его в арку какого-то здания и укрывает собой, сжимая в объятиях. Ночь играет им на руку – заметить кого-то в такой темноте попросту невозможно. Ифань спустя какое-то время выпускает Тао из объятий, переставая ощущать всем телом чужой гулкий и тяжёлый стук сердца. Напротив не видно лица, но он чувствует кожей тёплое дыхание – всё, что ему необходимо знать, что Тао рядом. Отпускает голову, что прижимал к своему плечу и ведёт ладонями по скулам, по щекам, чувствуя под пальцами прохладную влагу дождя. Он не знает, мерещатся ли ему горячие капли, обжигающие кожу, но всхлипов не слышно. Тао не сопротивляется, не уходит от прикосновений, закусывает нижнюю губу – Ифань чувствует подушечками больших пальцев. Чувствует и думает, что его не хватит, чтобы ощутить весь спектр чужих эмоций вместе со своими – его разорвёт на части от концентрации боли, которая наконец нашла выход. – Фань… – Голос дрожит, тихий, хриплый. Едва слышимый. – Прости. Прости меня… Я был таким дураком.…ты никогда мне не доверял…
– Я так скучал. Я так сожалею… Тебе было больно.Не могу выразить словами, как сожалею…
– Всё хорошо, родной мой, – с объятиями. Сжимая так, словно боясь отпустить. Сжимая так, словно стоит чуть ослабить – и потеряешь. – Больше не отпущу… Никогда, веришь? – Верю.…любить тебя – моя судьба…
Тао первым находит его губы, слыша перед поцелуем в унисон с его сердцем: – Люблю тебя. Всегда буду рядом. Теперь – всегда. Как «привет» без «прощай». – Привет. – Привет. Это я или ты?Fin.