Будь я проклят, если нет ничего круче

Но будь я проклят, если нет ничего круче Стройного мальчика с пушкой, Быстрой машиной, флаконом таблеток. Ричард Сайкен, «Звереныш» (пер. В.Бойко)

– Ты знаешь все, что нужно знать. Помни, даже не пробуй фантазировать. Просто расслабься – и не забывай, что мы тренируемся. Теперь твои проекции тоже немного милитаризованы на случай, если кто-то захочет опробовать извлечение на тебе. На мой взгляд, стрельба по мишеням для тебя – уже пройденный этап. Когда тебе понадобится себя защитить, заранее готовься к хаосу и шуму. Увидев милитаризованное сознание, враги начнут палить по тебе. Это нужно выдержать. На тренировках мы должны пострелять в тебя, чтобы ты знала, на что это похоже. Как думаешь, сможешь? – Артур говорит об убийствах так, будто рассказывает о любимом кофе. – Пожалуй, – неуверенно отвечает Ариадна. Он не оставляет ей шанса запаниковать: просто поднимает пистолет и с пяти футов стреляет ей в грудь. Она рывком просыпается на складе, сердце колотится. Спустя пару секунд Артур оказывается рядом с ней. – Впервые во сне тебя убила Мол, проекция Кобба. Так? Это было прямо как сейчас, думает она. Просыпаешься, дрожа и мучаясь тошнотой, пытаешься не думать о накрывшей с головой боли, а рядом стоит на коленях Артур. – Если бы я прямо сейчас выстрелил тебе в грудь, как быстро ты бы умерла? Хм. – Даже если попасть прямо в сердце или в аорту – через минуту, а то и позже. Ты впадешь в шок от кровопотери; а если задеть или проткнуть легкое, оно заполнится кровью, и ты начнешь задыхаться. Но даже когда мозг совсем перестанет получать кислород, сознание угаснет только через пятнадцать секунд. – Почему же тогда я проснулась мгновенно? – Ты видела чью-нибудь смерть? Вживую? Во время этого разговора Артур перезаряжает ПЭСИВ. – Бабушки. – Наверное, я буду прав, если скажу, что она умерла ненасильственной смертью. – Да. Они снова спускаются в сон, появляясь все в том же промышленном помещении. Вряд ли можно стрелять на улице, не потревожив проекции. Сон Артура, так что он создает простой лабиринт, который даст им хотя бы десять спокойных минут. – Как и у большинства жителей развитых стран, твой опыт стрельбы по людям ограничивается фильмами, ну, может, еще видеоиграми, – продолжает Артур, словно бы и не заметив погружения. – Во сне боль, как и смерть, – порождение разума. Они зафиксированы в твоем подсознании. Если бы можно было его обмануть, мы бы уже нашли способ. Твой разум понимает, что ты смертельно ранена, мгновенно определяет тебя как мертвую, и ты просыпаешься. Он прижимает пистолет к ее виску. Она отдергивается. – Помни, бояться нечего. Тебе это уже знакомо. Пара секунд боли, и все кончено. Она потеет и трясется, но больше не отступает. Оглушительный выстрел, взрыв боли – и снова Ариадна рывком просыпается. Спустя несколько секунд она сознательно расслабляется, глубоко дыша. – А если подсознание решит, что быстро ты не умрешь? Артур молчит, пока они не спускаются обратно. В знакомом гараже подмигивают флуоресцентные лампы. – Именно поэтому тебе нужно знать, как правильно стрелять в голову. Он вставляет магазин в свой любимый Глок: – Если не можешь подобраться ко мне близко, попытайся выстрелить в грудь, но только если я полностью недееспособен. Если тебе нужно просто разбудить меня, попытайся устранить всех, кто мешает мне это сделать самому. И еще: если не можешь ко мне приблизиться, стреляй только в том случае, когда не остается другого выбора. Но если окажешься рядом, а я не смогу двигать руками, то тебе, возможно, все-таки придется сделать это за меня. Артур передергивает затвор и протягивает ей пистолет: – Можешь пользоваться любым оружием, огневая мощь не имеет значения. Итак, раз ты делаешь это с моего согласия, то проще всего вложить ствол мне в рот. Для мгновенного убийства тебе нужно попасть в основание мозга, откуда контролируется вегетативная нервная система. Ариадна делает глубокий вдох. – Если выстрелить в верхнюю часть головы, то мозг может умереть не сразу. Если честно, для моего подсознания разницы нет, но в реальном мире дело обстоит именно так. Вложи дуло мне в рот, прицелься ровно по центру и под углом вверх. Убедись, что держишь пистолет крепко, иначе пуля может уйти в сторону, потеряв в эффективности. Помни – расслабленно, но твердо. Гаси отдачу спиной. Ариадна осторожно поднимает пистолет, сняв палец с крючка. Артур открывает рот, и она скользит туда дулом. Она держит оружие точно так же, как на огневом рубеже, полностью выпрямив руки. С учетом их разницы в росте задрать пистолет под углом труда не составляет. Артур смотрит ей прямо в глаза, и это пугающе и до странности эротично: пистолет в его рту, встречный взгляд, совершенно спокойное лицо. Он доверяет ей. Она делает глубокий вздох, кивает и нажимает на спусковой крючок. Через мгновение тело падает. Артур валится на бок, лицо остается неповрежденным, но Ариадна видит, что затылок разнесен на части, кровь лужей собирается на полу и пятнает белый воротничок, куски плоти разбросаны по всему гаражу. Она слышит, как пистолет падает на бетонный пол, потом ее выбрасывает, потом она оказывается на полу склада, и Артур стоит рядом с ней на коленях. Она перекатывается на бок и блюет на его ботинки. – Не хочу больше никогда такое повторять, – говорит Ариадна, утирая рот влажной салфеткой, которую Артур извлекает откуда-то как по волшебству. – Больше я тебя не попрошу. *** На следующий день Артур непреклонно говорит, что нужно еще потренироваться умирать. – Когда придется делать это по-настоящему, ты будешь дергаться. Нельзя. Нужно убедить себя, что быть раненым больнее, чем умереть. Я буду стрелять в тебя с тридцати футов из двадцать второго калибра. В реальной жизни это может как быть, так и не быть смертельным, но здесь убьет точно. Просыпаясь, она понимает, что начинает привыкать. Она все еще дергается, пробуждаясь, но страх ее больше не парализует. Это даже как-то бодрит – просыпаться со скачущим пульсом и невероятным выплеском адреналина. Теперь они отрабатывают стрельбу под встречным огнем. Артур протягивает ей M-16 и говорит, что не надо слишком беспокоиться о попадании в цель. Это придет со временем. Самое важное – продолжать стрелять по врагу. Они достаточно далеко друг от друга, так что ей не приходится видеть отвратительные последствия своих попаданий. Как только в нее бьет пуля, она мгновенно просыпается и тут же тянется, чтобы опрокинуть кресло Артура. Невероятно, насколько он всегда спокоен. Один миг у него уходит на то, чтобы прийти в себя, но это почти незаметно. – У тебя получилось задеть мою руку. Отлично. Он стреляет в затылок; с пятидесяти футов очередью из автомата Браунинга; упершись дулом SCAR прямо в грудь. Ариадна всегда просыпается, покраснев и тяжело дыша. Артур неизменно рядом, у него уверенные руки и на лице легкая улыбка. Он никогда не промахивается. Наконец он говорит: – Тебе еще нужно узнать, как убивать себя самой. Она по-прежнему сомневается, что сможет нажать на спусковой крючок, держа пистолет в собственном рту. – Сперва я помогу тебе, чтобы ты знала, на что это похоже. Он подносит револьвер к ее лицу, и она размыкает губы. Она доверяет ему во всем, и от мысли о том, что сейчас оружие окажется во рту, ее трясет. Она хочет удостовериться, что справится с этим. Она вспоминает губы Артура, растянутые вокруг пистолета – твердого, черного, холодного, смертельного. Черного, как его волосы, твердого, как его плечи, холодного, как его глаза, когда он работает, смертельного, как его руки. Когда дуло прикасается к ее губам, она вытягивает язык, чтобы попробовать его на вкус. Она облизывает ствол снизу, чувствуя серу и копоть. Она смотрит Артуру прямо в глаза, как он смотрел в ее. Он почти незаметно сощуривается, и дуло скользит ей в рот. Острый прицел разрывает ей губы, но она смыкает их вокруг ствола, словно вокруг любовника. Артур нажимает на спусковой крючок. *** Этой ночью Ариадна не может заснуть. Она представляет звуки выстрелов, ощущение дула у виска, а еще – между губ. Какое оно было на вкус. Она представляет все то, что раньше ее практически не волновало, а сейчас волнует сильнее всего на свете. Она представляет уродливую мешанину мозгов и осколков костей, раны, которые остаются после убийства, легкие, наполняющиеся кровью, и кишки, вывалившиеся на пол. Ее снова едва не тошнит. Но еще она вспоминает, что Артур говорил ей и о чем она забыла в своем ужасе. Если вдруг понадобится его добить, а она не сможет… сколько ей придется стоять и смотреть, как из него, пойманного каким-нибудь изворотливым объектом, медленно вытекает жизнь? Больше он ее не попросит. Он готов принять ее неспособность убить жертву, которая смотрит прямо ей в лицо. В конце концов, она всего лишь студентка. Научить ее обращаться с автоматом – и она станет студенткой с автоматом. Такой она хочет быть? *** На следующий день она просит у Артура разрешения снова убить его. Все тот же гараж, яркий лоскут света переходит в тьму по краям. На полу лужи воды, откуда-то доносится стук капель. Артур предлагает ей снова использовать Глок, его любимый и самый удобный пистолет. Она на мгновение задумывается и представляет его у себя в руке. Как и тогда, Артур – спокойный, смертоносный и уязвимый – открывает рот. На этот раз, когда Ариадна вжимает пистолет между его губ, Артур сам скользит по нему ртом, полузакрыв темные глаза. Он бросает ей вызов, лаская пистолет, как член, которого у нее нет. Выстрел по-прежнему оглушает, хотя Ариадна слышала его уже много раз. Сейчас она может мысленно отстраниться от отвратительных последствий. Артур упокоился, умер, проснувшись в гостиничном номере, где они работают. На самом деле у него не разнесло полголовы. Она немного представляет себе, что он почувствовал, и это отчасти ужасно, а отчасти восхитительно. Она понимает это, пробуя на вкус ствол, влажный от слюны и крови. И снова нажимает на спусковой крючок. Они с Артуром немедленно возвращаются в сон. – А этот пистолет не для тебя, – говорит Артур, протягивая ей самый большой ствол из всех, какие она видела. Ей едва удается сомкнуть пальцы на рукояти и вряд ли удастся удержать его на весу для нормального прицела. Она возвращает пистолет. – Desert Eagle. Самый мощный из всех когда-либо созданных полуавтоматических пистолетов. Пятидесятый калибр. На первый взгляд кажется нелепым, но может тебя продырявить. Буквально. По ходу разговора Артур подходит все ближе, пока не прижимается к ней вплотную, чтобы шептать на ухо. Он засовывает пистолет в кобуру на бедре и начинает поднимать ее юбку. Он толкает Ариадну на капот машины – единственной в этом пустынном гараже, на тренировках по стрельбе они использовали ее как прикрытие. У Ариадны колотится сердце. Она задирает юбку до талии и садится, а Артур сдергивает ее трусики до колен. Затем он бесцеремонно вталкивает в нее пальцы, и только тогда она понимает, что совершенно мокрая – так легко они скользят. Ствол Desert Eagle входит тяжелее. Он холодный, толстый и твердый, Ариадна стонет от жжения и кусается, когда Артур безжалостно толкается глубже. Он глотает ее стоны, страстно целуя ее и водя пистолетом туда-сюда. Он разрывает ее, боль стреляет в живот, сопровождаясь возбуждающей пульсацией, которая ползет откуда-то со спины. Ощущения сталкиваются и смешиваются, и Ариадна уже не может отличить одно от другого. Она почти ничего не слышит сквозь стук собственного сердца. Губы Артура мягкие, пистолет твердый, и она почти кричит, когда чувствует, как рука между ее бедер напрягается, готовясь нажать на спусковой крючок. Она просыпается, задыхаясь и дрожа, заведенная так, что дальше некуда. Артур мгновенно оказывается подле нее, она вывинчивается из своих джинсов, и он вталкивает пальцы на место пистолета, потирает большим ее клитор. Она кончает, и кончает, и кончает, безмолвно крича, а в мыслях прокручиваются его имя, его глаза, его загадочная улыбка и его Глок.