Hi. Who is me? Why?
Обычно Чживон приходил на кладбище либо утром, либо вечером, но никогда не заявлялся туда днём. Огромная куча людей, словно осиный рой, толпилась перед каждой могилой, оплакивая умершего человека. Парень терпеть не мог слёзы, а ещё больше он терпеть не мог быть настигнутым врасплох, когда сам отдавал волю эмоциям. Чживон приходил ради человека, которого любил и которого, он был уверен, будет любить всегда. Он винил себя в том, что не смог сберечь самое дорогое, что было в его дерьмовой жизни. Он себя корил, ненавидел, хотел наложить руки, лишь бы покинуть этот мир и снова увидеть свою её. Чживон стоял у могилы с горькой улыбкой. «Даже костюм пришлось взять в долг». У него кое-как хватало на еду, но он просто не мог не покупать цветы и не приходить на кладбище каждый день. Чживон порой занимал крупные суммы: например, для того, чтобы оформить красиво могильную плиту, ему пришлось влезть в долги. Однако ему было всё равно. Он знал, что если не позаботится о ней сам, то никто этого не сделает. Она была очень красивой. Она была истинным ангелом, но кто бы подумал, что невинная девушка, не желавшая никому зла, умрёт такой страшной и неправильной смертью: от передозировки. Теперь Чживон воспринимал это не чем иным, как верхом аморальности и грязи, а ведь когда-то раньше они были не прочь чем-нибудь затянуться для полного кайфа. Ёнсон очень любила принимать запрещённые психотропные вещества вроде метаквалона, хотя всё начиналось довольно хорошо: обычная застенчивая девочка, учившаяся на одни положительные оценки. Но… Её первый раз был в тринадцать, в кругу каких-то старшеклассников, из-за чего она стала и морально, и физически зависеть от таких веществ. Она жутко страдала от этого, а к четырнадцати превратилась из хорошенькой и милой девочки в анорексичку. Тревога и бессонница были её спутниками каждый божий день. Не раз её находили без сознания, но она врала, говоря, что устала и ей нужно отдохнуть. Она крала деньги, чтобы купить маленькую пачку, которая стоила очень дорого. К пятнадцати она была уже неуправляема: она стала депрессивной и никого не подпускала к себе. Не раз сбегала из дома, однако полиция всё равно возвращала её, и родители запирали её в комнате, ссылаясь на переходный возраст, не понимая, что их дочь физически нестабильна. Но она не была одна такой… Сегодня, как неудивительно, шёл дождь. У Чживона не было зонта, и он не боялся намокнуть или простудиться. Он просто стоял с поникшими и пустыми глазами. Его чёрные волосы сильно растрепались, но его это не волновало. И даже то, что его ботинки давно промокли, и он, хлюпая, переступал с одной ноги на другую по мокрой земле. Ему было плевать. Плевать на всё… Он стоял и смотрел на надгробие. Видел, как капли стекали по нему, а потом он небрежно проводил рукой по ним, очищая, но оставляя небольшие разводы. Сегодня он пришёл с сиренью. Чживон нагнулся, прижался лбом к могильной плите. Он едва сдерживался, чтобы не зарыдать. Вот в такие моменты он действительно любил быть один. Плакать вместе с теми, кого он не знает, пока те надрывают свои глотки якобы из-за смерти близкого, – уже одна мысль об этом выводила его из себя. Плакать в одиночестве гораздо легче. Никто не трогает, никто не задаёт этот гнусный вопрос: «А всё ли в порядке?» Чживон лучше сожрёт землю, чем расскажет кому-то, что у него на душе. – Прости меня… – он прошептал это настолько тихо, так что было слышно только ему и… ей. В глубине своей слегка чёрствой и помрачневшей души он надеялся, что получил положительный ответ. Просидев в таком положении больше часа, Чживон встал, отряхнулся и ушёл, чтобы вернутся сюда в следующий раз. Чживон не был просто тем, кто любил Ёнсон, он был ещё и тем, кто на протяжении нескольких лет был с девушкой в самые тяжёлые моменты её жизни: держал её голову над унитазом после очередного «закидона»; терпел её психически нестабильную личность; обнимал, когда у той живот раздирало от дикой боли и многих других вещей, о которых ему сейчас было больно вспоминать. Он был для неё всем. С ним она убежала и совсем не жалела об этом. Чживон был постарше Ёнсон, когда попробовал первую дозу кокаина. У него тоже были друзья не без вредных привычек, а ещё он обожал курить марихуану. Его сразу втянуло в этот круговорот событий, в котором переплетались друг с другом разные виды наркотиков. Чего он только не позволял себе в своё время… Так же, как и Ёнсон, из здорового юноши он превратился в бледного и худого пацана, сияя синяками под глазами из-за бессонницы. Хотя раньше он радовался этому: вечная эйфория; куча развратных девчонок, которые намеревались запрыгнуть к нему в постель – с одной закончил, перешёл к другой; кроме того, у него были заметные повышение физической выносливости и усиление умственной активности. Чживон был доволен, но позже всё пошло под откос. Галлюцинации стали завладевать им, так что он поднимал на уши весь дом своими нечеловеческими криками, так что однажды его чуть не отправили в больницу на проверку. Появились страшная раздражительность, агрессивное поведение, дело закончилось тем, что он напал на учителя из-за того, что того не устроил ответ ученика. Чживон был одержим бредовыми идеями, а родители неимоверно переживали за него. И вскоре сын просто навсегда покинул дом, не сказав ни слова. Чживон и Ёнсон познакомились на вечеринке какого-то левого парня, которого они даже не знали – просто их пригласили друзья хозяина. Ей на тот момент было всего пятнадцать, а ему уже где-то за восемнадцать. К Ёнсон молодой человек испытывал сугубо платонические чувства; если те девицы, с которыми он общался, запросто прыгали ему в постель, то эта отличалась от них. Она не была легкомысленной, она боялась первой подойти, хотя ей понравился этот юноша с небольшими фиолетовыми синяками под глазами, в коих она узнавала себя. И объединило их тогда одно: зависимость от наркотиков. А потом и зависимость друг от друга. Ёнсон каждый день приходила к нему, и они часами напролёт глотали таблетки и курили марихуану. Дома она всё равно никому не была нужна, родители даже не замечали её. В конечном счёте девушка просто сбежала от них и переехала в съёмную однокомнатную квартирку к Чживону. Чживон зашёл в свою маленькую квартиру с потёртыми стенами. Ванны не было – лишь душ, и то с холодной водой. Туалет. Окна постоянно нараспашку, на подоконниках – завядшие цветы, некогда принадлежавшие ей. В холодильнике ничего толком не было. Небольшая кровать. Само по себе это место было неприятным, но переезд сюда Ёнсон всё исправил, и после её смерти ничего не изменилось. И не было ни единого прозрачного пакета или курительных смесей, помимо обычных сигарет. Парень снял с себя костюм и вместо него надел белую, почти серую футболку и грязно-чёрные штаны. Усевшись на кровать, он достал из тумбочки небольшую коробку, в которой хранилось нечто ценное для него и Ёнсон. Воспоминания. Обычная видеокамера. Все эти годы он хранил её как сокровище, она без единой царапины или выемки была у него в руках. Чживон прекрасно помнил маленькие мгновения, которые они записывали на плёнку. Иногда он думал, что камера жила своей жизнью. Каждый день он смотрел на кадры и плакал, а сердце огромными кусками раздирало от въевшейся боли, шедшей за ним всё время.Запись была сделана пять лет назад.
Поначалу картинка была тёмная, затем камеру активировали и переключили в режим видеосъёмки. Перед объективом появился молодой парень. Его глаза были такими серьёзными, что было не сказать, что ему на тот момент было всего восемнадцать. Бледная кожа, которую скрывала чёрная ткань толстовки. Он смотрел куда-то вдаль, затем перевёл свой взгляд на камеру. – Ёнсон, положи на место, – спокойным голосом сказал он, отворачиваясь. – Чживон-а, давай её купим, пожалуйста! – за кадром послышался немного детский девичий голосок. – Ты помнишь, что мне надо заплатить за вчерашний заказ, а ты ещё и просишь купить камеру? Положи её, пока продавец не увидел, – Чживон вытянул шею, ища последнего, чтобы понять, заметили ли их. – Ну пожалуйста! Мы можем записывать на неё все, что с нами происходит, или просто то, что найдём на улице! – прозвучал жалобный тон, упрашивавший купить интересную вещицу. Брюнет вернул взгляд к объективу, его безразличный и холодный взгляд сменился на более мягкий. Было видно, что он несколько раз осмотрел того, кто снимал, потом негромко засмеялся. И он не мог отказать ей. – Хорошо, хорошо, мы возьмём её! – с этими словами парень закатил глаза, изображая из себя жертву, которой ничего не оставалось сделать, кроме как поддаться на уговоры этой маленькой девчонки. – Вот только деньги нам нужны сейчас для другого, – разочарованно произнёс он, доставая кошелёк, подсчитывая его содержимое. За кадром негромко, но протяжно выдохнули. – Ладно, вот что мы сделаем: ты прячешь её в сумку и сматываешь отсюда, а я отвлекаю продавца. Если что, копам ни слова не говори, за меня не бойся. Камера отключилась.***
Ёнсон аккуратно сыпала на запястье наркотик и выравнивала его указательным пальцем, чтобы образовать длинную дорожку. Чживон не спеша затягивался и предлагал ей сигарету, но вместо этого она вдыхала в себя белый порошок и впивалась в губы парня. Оторвавшись от недолгого, но трепетного поцелуя, Ёнсон отправила остатки пакетика на стол и свернула трубочкой обычную салфетку. Втянулась и блаженно откинула голову назад, обмякнув в крепких руках Чживона. – Что ты чувствуешь? – спросил тот, всё ещё обнимая девушку. – Эйфорию, лёгкую слабость, немного тошноту, головную боль… – Нет, я имею виду… вообще? – прервав её, уточнил парень, смотря в её глаза. – Я чувствую себя хорошо, очень хорошо, – глядя на него в ответ, шёпотом произнесла Ёнсон. Эти очи завладели им, он не мог оторваться от них. Если кокаин был для него физическим наркотиком, то её глаза были духовным.Запись сделана четыре года назад.
Видеокамера включилась, и в её объектив попала Ёнсон, взявшая в руки книгу и листавшая её страницы. Так за несколько минут она просмотрела более десяти книг. – Ким Ёнсон, потрудитесь объяснить, что вы делаете? – за кадром Чживон пытался развеселить девушку искажённым голосом, но вместо этого получил от неё лёгкий удар по голове. – Мы в библиотеке, говори тише, пожалуйста, – серьёзным тоном ответила брюнетка, но после этого улыбнулась, видимо, глядя на лицо парня, которое, наверное, выражало некую обиду. – Я хочу что-нибудь взять почитать, но не знаю что, – это она сказала уже прямо в видеокамеру, и та запечатлела бледное и худое лицо, волосы, собранные в хвост, синяки под глазами, которые девушка не скрывала. – А что ты хотела бы? – спросил Чживон. – Ну уж точно не сопливый роман! Да и ужастики мне порядком надоели, нужно что-нибудь особенное, – лицо Ёнсон стало сосредоточенным, она подпёрла рукой подбородок, думая, что ей дальше делать. – Половина этой библиотеки состоит из сопливых романов для незамужних женщин, пособий и Библии, – тихо сказала она, так, чтобы слышал только Чживон. – А что ты имеешь против Библии? – так же негромко спросил он. Самому парню было всё равно, он её не читал. Ему не было интересно, как создавался этот мир. Он не верил в Адама и Еву. Он не верил в Бога. – Меня в детстве заставляли читать и пересказывать некоторые части из Библии. Это было невозможно: она была такая большая, что ничего толком было не запомнить. Да и потом, там много чего написано про то, что должен делать человек, кем должен быть, и всё такое… – Ёнсон облокотилась о стеллаж; парень последовал её примеру. – Человек родился только с одной целью, которую он может реализовать в любой момент. – И с какой же? – заинтересовался Чживон. – Умереть. Ты и я, мы были рождены, чтобы умереть. – Повисло молчание. Ёнсон глядела не в объектив, а на Чживона. – Почему ты на меня так смотришь? – спросила она, и уголки её губ немного приподнялись. – Я говорю то, что думаю, – она отвернулась. – Я просто не думал, что у тебя такая жизненная позиция: родиться, а потом умереть. Ведь можно столько сделать, – парень обошёл её, и видеокамера оказалась у неё перед лицом. – Знаешь, можно прожить век и ничего не успеть, а можно прожить, например, двадцать лет и сделать кучу всего, – она снова обратилась к камере, и через несколько минут та отключилась.***
Наблюдать закаты с побережья так волнительно. Двое шли вдоль берега, держась крепко за руки. Пара не разговаривала друг с другом, пока столь романтичное молчание не нарушил резкий, бивший по ушам, смех Ёнсон. – Что? – весело спросил Чживон, удивляясь мгновенному изменению настроения девушки. – Ничего, – вертела из стороны в сторону голову Ёнсон. – Мне просто хорошо! – она стала хохотать громче. Он знал, отчего ей стало так хорошо, но просто не хотел этого замечать, будто она засмеялась без причины: потому что ей так захотелось, и не более. Он хотел думать, что она улыбается и радуется из-за того, что они вместе, что счастливы, а не только из-за очередных таблеток. Ёнсон пылко поцеловала парня в губы и снова громко засмеялась. Под уходившим за горизонт солнцем она принялась кружиться, обращаясь к небу; белая юбка немного задралась, но она не обращала на это внимания. Она была в его кожаной куртке, которая ей отлично шла. Чживон замер, сосредоточившись на девушке, не пропуская ни одного её движения. Она танцевала плавно и медленно, подставляя бледное лицо палившим лучам.Запись сделана три года назад.
Ёнсон и Чживон сидели за столом, на котором находилась видеокамера, снимавшая их в профиль. Чживон достал какую-то маленькую белую колбочку, открыв её, он вытащил оттуда пять таблеток. Взяв одну из них и вместе с ней и электронное устройство, он направил объектив прямо на лицо Ёнсон. Она улыбнулась и открыла рот, принимая запрещённый препарат. Парень задержал палец во рту у девушки, принялся вести им по нёбу, и та прикрыла глаза, смеясь, едва не прикусив его палец. Чживон пытался плавно проводить по зубам, не причиняя ей своими движениями дискомфорт, при этом стараясь запечатлеть каждое движение, каждую улыбку Ёнсон. Таблетку за таблеткой она проглатывала без проблем. Когда она закончила со всем, то стала ожидать следующей стадии, с которой была прекрасно знакома: где-то через минут пятнадцать она должна была заснуть, Чживон, положив камеру обратно на стол, понёс бы её на кровать, и в отключке она пробыла бы шесть или восемь часов. Парень сел рядом с ней и, подперев ладонью подбородок, стал просто смотреть на неё. В любой момент он был готов подорваться, если бы её затрясло или затошнило. А затем последовала долгожданная эйфория… Видеокамера отключилась.***
Они лежали на кровати, прижавшись друг к другу настолько близко, насколько это было возможно. – Как думаешь, есть ещё шанс остановиться? – начал Чживон, закурив сигарету. – Не знаю, наверное, нет, – равнодушно ответила девушка. – Почему? – еле слышно спросил Чживон, исподлобья смотря на неё. – Это очень сложно. Ты не можешь просто сказать себе «стоп». Привыкаешь к одной таблетке, а за ней тысяча таких, и ты без понятия, сможешь ли всё это принять. Это как топливо, без которого машины не ездят. Это как ребёнок, который не может без сладкого. – Я бы хотел завести ребёнка, – Чживон выкинул окурок в окно и взглянул на Ёнсон, та, в свою очередь, догадывалась, чего он от неё хотел. – Я хотела бы однажды иметь детей, Чживон-а. Возможно, думаю, нет, я не очень люблю их, особенно когда их много, – она хотела посмотреть на него, но он отвернулся, посчитав, что лучше он уделит время луне. Такой одинокой и понимающей.Запись сделана два года назад.
Видеокамера зафиксировала, как цветочный горшок с силой разбился о стену; земля сползала с той, следя за собой большим грязным пятном. Лепестки сирени рассыпались по полу. Чживон метался туда-сюда, не находя себе места. Он был готов убить Ёнсон, но вовремя одумался. Сама же брюнетка тихо плакала на постели, сжимая в руках кровавые простыни. Рядом с кроватью лежало одеяло, а в нём – маленький бездыханный комочек. Их не родившийся ребёнок. Девушка даже не смотрела в его сторону, боясь не выдержать и прямо тут зарезать себя каким-нибудь острым гвоздём. Чживон в один шаг оказался возле Ёнсон и присел на корточки, глядя на её слёзы. Не выдержав, одной рукой он взял её за волосы, а другой – за подбородок. – Смотри! Смотри, что наделала! Теперь ты довольна? – Чживон заставил её лицезреть последствия своей глупости. – Я не хотела… Я-я… не хотела, – только и делала, что повторяла Ёнсон, глотая слёзы; сопли так и лезли из ноздрей. – Но ты сделала это! Посмотри на него, он же мёртв из-за тебя! – он не отпускал её, усиливая хватку. Его зрачки были сильно расширены, он только что затянулся, чтобы хоть как-то подавить гнев. Тщетно. – Смотри, до чего ты довела нас! Зачем? Ты же обещала, что не примешь больше ни одной таблетки! Он взял её лицо в свои ладони, намереваясь взглянуть в её глаза. Эти наркотические глаза. – Потому что мне хорошо от этого, – прошептала Ёнсон. Это была правда, и он не мог её вынести. Он знал, что она не остановится, она будет глотать эти таблетки, затягиваться, сделает что угодно, но не остановится. Было уже слишком поздно. Чживон швырнул девушку на кровать и сломя голову выбежал из квартиры, оставляя ту одну с распахнутой дверью. А Ёнсон видела сквозь окно, как он мчался прочь от дома, и слёзы всё лились реками. Прислонившись лбом к стеклу, она стала биться о него, каждый раз с новой силой, пока на том не осталось красное пятно.Запись была сделана год назад.
Видеокамера засняла пустую комнату, в которой никого не было. Окна были открыты нараспашку. Цветы полностью завяли.Записей больше нет.
Чживон выключил устройство. Слёзы текли с его глаз, скатываясь по щекам, попадая на объектив. Он со всей силы швырнул камеру в стену, и та разбилась. Всё, что было на ней, он уничтожил собственными руками. Закричав громко и протяжно, парень рухнул на пол, забился в угол. Он мог. Он мог её остановить. Нет. Это было невозможно. Она была неуправляемой. Она хотела многого и большего с каждым разом. Он не мог её остановить. Не мог. Ни физически, ни морально он не мог её остановить. Он подполз к тумбочке и вытащил оттуда заранее приготовленный пистолет, который одолжил на время под предлогом «разобраться с недоброжелателем» и обещал вернуть… Там была одна пуля – специально для него. Он прижал оружие к виску, рыдая, а пальцы не слушались; ещё чуть-чуть – и он бы его выронил. Нет. – Ты говорила, мы рождены для того, чтобы умереть. Ты говорила, мы можем реализовать это в любой момент. Я хочу… сейчас… жди меня… Прозвучал выстрел, залаяли собаки в соседних квартирах. Им было всё равно, кто создал шум и откуда он шёл, они рефлекторно реагируют на каждый громкий звук, не размышляя о том, как он был воспроизведён. Собаки не задумываются об этом. Ведь они не знают, для чего были рождены: жить или умереть.