***
− Я принесла сэндвичи, − с этими словами Эмма вернулась следующей ночью. Девушка подошла к прутьям и протянула умудренный бутерброд, завернутый в бумагу. Еще теплый и ароматно пахнущий. Регина никак не отреагировала, продолжая смотреть в одну точку. Ее потерянный взгляд говорил, что она находится далеко отсюда. Возможно, в своем Королевстве. Хотя, Эмма в этом сильно сомневалась. По рассказам матери, ее мачеха ненавидела эти земли и долго не могла смириться с необходимость быть прикованной к ним супружескими обязательствами. Только поняла это Белоснежка очень поздно. − Оставьте себе, − ответила брюнетка ровным голосом. Зная не понаслышке, какую еду подают бывшей Королеве, за эти неоценимые знания она также должна была быть благодарна ей, Эмма мысленно назвала женщину ослихой. Вслух не решилась, потому как имела свои планы на сегодняшнюю ночь. Блондинка положила один на диван и села на стул, с аппетитом уминая свой бутерброд. Она не чувствовала вкуса, но надеялась, что Регина обратит на нее внимание. Как плохо она ее знала, если действительно верила в это. − Как тебе быть заключенной? − по громкому вздоху Эмма поняла, какие усилия прикладываются, чтобы не послать ее к черту. Ведь Королева была выше этого. − Это не первый раз, когда я оказываюсь в камере, − бросила она, и блондинка мигом вцепилась в эти крохи, скоро проглатывая большой кусок. − Это случилось, когда ты была Королевой? − Да, − не желая продолжать этот разговор, Регина закрыла глаза и попыталась забыть о лишнем человеке к помещении. Единственным, что заботило ее сейчас, был сын. Белоснежка отняла и продолжала отнимать все, что она любила и что было ей сердечно дорого: любимого, жизнь, человеческий облик, сына. Первый был жестоко убит, второе − растрачено на попытки отомстить, третье − безвозвратно утеряно из-за всех, чьи сердца бились в ее склепе. Последнее потерять было особенно мучительно, ведь мальчик и не стремился идти к ней на контакт и забыл, вступив в новую семью, о которой мечтал с тех самых пор, как эта книжка появилась в его школьном рюкзачке. Регина знала, нужно выждать время: Генри вырастет и поймет. Но эти годы, она не могла столько ждать. Лучше было умереть. По крайней мере, никто сильно не расстроится. Она же не Белоснежка, − мир не остановится и не будет рыдать, если ее не станет. Дверь камеры открылась. Эмма встала напротив нее и вперила в фигуру женщины требовательный взгляд. Это было требование вернуться к жизни. Первое ее проявление не заставило себя ждать − на красивом смуглом лице выступило раздражение. − Мисс Свон, не могли бы вы поискать себе другого собеседника? − Почему? − Разве не видно? Я не хочу с вами разговаривать, − отделяя слова друг от друга длительными паузами, ответила брюнетка. − Придется, − жестко проговорила Эмма, в душе радуясь, что смогла вызвать у Королевы хоть какую-то эмоцию. Но, как она увидела секунду спустя, все силы, которые оставались в этом теле, ушли вместе с на мгновение вспыхнувшем гневом. Эмма не знала, что она здесь делает. Зачем пришла вновь. Сначала тешила себя мыслью, что получает удовольствие, видя, как эта женщина рушится на ее глазах. Быть свидетелем этого действия − почти что тоже самое, что бесплатно наблюдать за чудом. А разнообразия в ее жизни было до смешного мало: рутина затягивала все глубже, и желание сбежать становилось только сильнее. Придя к этому выводу, она вернулась. Но теперь ей было мало наблюдать: она желала слышать. Ее голос. Видеть. Ее переливающиеся от слез или злобы глаза. Знать. Ее страдания были обоюдными. Она была не одна. − Заставь меня, − прошептала одними губами Регина. Брюнетка откинула голову на стену и холодно взглянула на Эмму. Дочь ее врага. Ту, что предпочел ей ее собственный сын. − Эмма, дитя истинной любви, − заставляя этим девушку поморщиться, она растягивала и смаковала слова, зная, как выводит этим из себя ночного визитера. − Возвращайся к остальным сказочным героям, Свон. Я в твоем обществе не нуждаюсь. − Да, ты нуждаешься в хорошей порке. Твоя Королевская задница даже не знает, что такое кожаный ремень. И как может различаться боль в зависимости от его толщины... − выплюнула Эмма, прожигая ту взглядом. − Плеть должна быть тонкой, тогда следы останутся с тобой надолго, − блондинка замерла, глядя на умиротворенное лицо Регины. Улыбка, искривившая ее губы, была горькой и натуральной. Пугающей. − Длинные красноватые шрамы, которые не способна излечить даже самая сильная магия. А если удар приходится на старый рубец, то ты начинаешь молить о смерти, потому как лишь она может избавить тебя от этой боли. Каждодневной. И с годами усиливающейся из-за увеличивающихся на спине рисунков. Блондинка громко сглотнула. Она оторопело смотрела на Королеву, чей спокойный мелодичный голос разливался по помещению, стараясь не выдать ужаса, который так и норовил изменить выражение ее лица. − Твои родители... − Моя мать, − оборвала ее Регина. − И ты не сбежала? − брюнетка рассмеялась над наивностью девушки. Как мало она знала о жизни и о людях. − Бессмысленная затея, когда твоя мать − лучшая ученица темного мага. − Что я еще о тебе не знаю? − Есть вещи, Свон, с которыми ты в могилу готов сойти, но не дать им выбраться из шкафа. Я не собираюсь оголять душу перед возможной казнью. Если умирать, так злодейкой, не иначе, − твердо проговорила она. − Исповедаться не хочешь? Могу привести мать-настоятельницу. Или, как ее зовут в вашем мире, Голубую Фею? − не получая ответа, Эмма поняла, что их сегодняшняя встреча подошла к концу. Она наблюдала, как Регина поджала ноги и уперлась глазами в пол. И в этот момент она выглядела такой юной и маленькой, что Эмма ощутила, как сжимается внутри сердце. Со свинцом на груди она направилась в сторону дома, пытаясь настроить себя на новый спектакль перед родными...***
− Твое чавканье мешает мне уснуть, − послышался властный голос. Эмма на несколько минут прекратила, а затем начала с удвоенной силой, не обращая внимания на боль в челюсти. Регина раздраженно выдохнула и перевернулась на другой бок. Теперь она могла видеть лицо Спасительницы и довольную ухмылку на ее губах. − Прекрати! − Вау, как грозно. − Мисс Свон, не могли бы вы... − Что? − от желания услышать нецензурщину из уст Королевы, Эмма даже перестала жевать и наклонилась вперед. Увидев это, Регина быстро разгадала ее план и, против воли, усмехнулась. − Хорошая попытка, Свон. − У тебя язык отсохнет, если ты хоть раз назовешь меня по имени? − Будь мы в Зачарованном лесу, у тебя и фамилии бы не было, − известила ее брюнетка. Стараясь растянуть удовольствие от их взаимной пикировки, Эмма спросила: − И как бы ко мне обращались? − Ваше Высочество, − ответила Регина, стреляя глазами в сторону девушки. − Почему не "Ваше Величество"? − Этот титул принадлежит мне, дорогая. Не раскатывай губу. Рассмеявшись, Эмма вытерла следы соуса с губ и отложила в сторону коробку из-под салата. Регина вытянула одну ногу, а другую согнула в колене и уставилась в стену, вновь уходя глубоко в себя. Сегодня ее мысли не касались ничего: они были где-то далеко отсюда, этого мира. Там ветер свистел в ушах, и волосы лезли в глаза, рот. Там не было никого, только окутывающая тело тишина. Там она была счастлива. Там она была по-настоящему жива. Окликнув Регину несколько раз, Эмма беспокойно поднялась с места и подошла к камере. Женщина, закрыв глаза, мирно дремала. Взгляд светлых глаз захватил смятые линии костюма, мягкие черты лица, спокойную линию губ и недвижимо лежащие на щеках загнутые кверху ресницы. Эмма не могла разрушить этот момент. Ей так редко удавалось застать эту всегда готовую к битве женщину умиротворенной, что хотелось впитывать каждую секунду этого зрелища. Чтобы не забывать, что она − тоже человек, несмотря на ее поступки и прегрешения. Глаза девушки переместились на медленно поднимающуюся грудь, скрытую потерявшей свою белизну блузкой и темно-синим пиджаком. Ей всегда было интересно, есть ли под этим ворохом вещей сердце. Теперь же, уловив что-то из рассказов матери, Эмма вполне допускала мысль, что Злая Королева вырвала свое собственное сердце и отложила в самый дальний ящик в склепе. Именно так ей удавалось всегда, в любой ситуации оставаться бесстрастной и глухой к мольбам других. К чужим крикам боли. Хотя сама Эмма за все те годы, в течение которых ей пришлось учиться быть самостоятельной и невосприимчивой к бедам окружающих, научилась заглушать голос сердца и превратила его в обычный орган, что пускает кровь и сигнализирует о наличии жизни в твоем теле. Однако сейчас вопросы, мучившие ее до этого, отступили на второй план. Она жадно следила за вздымающейся во сне грудью женщины, выключая в себе дитя истинной любви, мать и человека, испытавшего по вине брюнетки самый сильный страх в жизни. Эмма включила женщину. Ее многообразный опыт позволял смотреть на брюнетку другими глазами. Отличными от того, как на Регину смотрела ее мать, отец, горожане. А скорее так, как на нее глядел когда-то Грэм и даже мистер Голд. Эта женщина, сломавшая столько жизней и причастная к ее собственной поломанной судьбе, была не просто социопаткой, Злой Королевой, мэром Сторибрука и главным врагом Белоснежки. Регина была привлекательной, сексуальной психопаткой. Она притягивала своим безумием, которое не получалось скрыть в черных глазах, и злом. Самым обаятельным, которое Эмме только приходилось встречать в своей жизни. Эмма открыла камеру, которая теперь всегда была не заперта, и вошла внутрь. Присев на краешек импровизированной постели, она наклонилась вперед и почувствовала на своем лице дыхание женщины. Как ей удавалось так же обворожительно пахнуть в столь диких условиях, блондинка не понимала. − Регина? − Королева не откликнулась, все еще оставаясь во власти сна. Чтобы она не видела, Эмма была благодарна за это. Ведь это дало ей шанс коснуться губами ее чуть приоткрытого рта и ощутить жар, который бурлил ниагарами в этом сотворенным самим дьяволом теле. Потому как никто в здравом уме и с благими намерениями не пошлет такую женщину на землю. Это преступно. Это запретно. Эмма тихо отодвинулась и поднялась со своего места. Ей хотелось большего. Но девушка заставила себя надеть куртку и покинуть полицейский участок. Не увидев, как спустя мгновение после ее ухода Регина широко откроет глаза и невидящим взором уставится на еще хранивший след матрас.***
Заслышав шаги, брюнетка обернулась, встречаясь взглядом с большими голубыми глазами. Женщина с короткой стрижкой опасливо смотрела на мачеху, однако выражение ее лица было твердым и спокойным. Руки же плетьми лежали вдоль хрупкого тельца, и пальцы попеременно порхали над платьем. − Зачем пришла? − отрезвляюще холодно спросила Регина, не меняя своего положения. Едва увидев, кого принесла нелегкая, она тут же вернула все свое внимание кирпичной стене. Белоснежка сделала несколько шагов вперед. − Дэвид больше не хочет совершать ошибку, − начала она. − Он не знает, где я. − Если ты считаешь, что меня интересует... − Заткнись и послушай меня, Регина, − яростно выпалила женщина, блестящими от эмоций глазами глядя на мать. Регина открыла глаза и удивленно приподняла брови, с интересом сканируя падчерицу взглядом. − Он считает, что ты должна понести наказание. Заплатить за все содеянное. И все с ним согласны. Регина, многие требуют твоей смерти... − И ты пришла, чтобы известить меня об этом? Мило, − кивнула брюнетка, чувствуя удовлетворение. Если ее казнят, мучения закончатся. Чем быстрее, тем лучше. − Я пришла сказать, что не согласна, − решительно произнесла Мэри Маргарет и устремила на Королеву свой откровенный взгляд. − Ты заслуживаешь многого, но не смерти. − Спасибо, твое мнение столько значит для меня, − с сарказмом ответила Регина и вновь закрыла глаза, давая понять, что разговор окончен. Белоснежка громко выдохнула и обернулась к выходу, когда глазами столкнулась с растерянным взглядом дочери. − Эмма? − восклицание привлекло внимание Королевы, и она заинтересованно развернулась. Новоиспеченные мать и дочь с удивлением смотрели друг на друга, пока Белоснежка не решилась открыть рот: − Что ты здесь делаешь? − блондинка пожала плечами. − Пришла проведать заключенную, − выговорила она. − А ты? − Уже неважно, − выдохнула Белоснежка и взяла дочь за руку. − Идем, Генри целый день ждет тебя. При имени сына Регина застыла и отвела взгляд. Генри она больше не нужна, у него теперь новая мама. Настоящая. Героиня. В горло словно ваты набили, когда она попыталась сделать вдох. Как никогда ей хотелось, чтобы эти две святоши ушли и оставили ее наедине с собой и своей болью. Ей хотелось потонуть в ней и больше никогда не смочь выбраться на поверхность. − Я... мне нужно кое-что сделать, я скоро буду, − мать бросила обеспокоенный взгляд на Регину и, кивнув, покинула полицейский участок. − Он вспоминает о тебе каждый день, − проговорила Эмма, нарушая тишину.− Никто не отбирает у тебя сына, Регина... − Ты уже это сделала, ты и твое прекрасное семейство! − еле сдерживая ярость, воскликнула брюнетка, подпрыгивая на кровати и оказываясь около прутьев. Ее длинные пальцы обхватили железо, а на блондинку посмотрели отчаянные, полные гнева глаза. − Не надо все перекладывать на мои плечи! − крикнула ей в ответ Эмма, в несколько шагов преодолевая разделявшее их расстояние. − Вокруг всегда виноваты все, кроме тебя. Но не в ситуации с нашим сыном... − Моим сыном, − выплюнула Регина. − Нашим, − безапелляционно проговорила Свон, сгребая в ладони ее пальцы и притягивая еще ближе. Теперь она могла чувствовать дыхание Королевы на своих губах и ощущать дрожь, что захватила ее тело. − И давно ты решилась стать матерью? Ты не имеешь на него никаких прав: ты отказалась от Генри, − злость развязала брюнетке язык, и она со всей щедростью решила высказать Спасительнице то, что думала. − Он мой сын. Это я укачивала его в колыбели, когда у него болел животик. Я целовала его ушибленные коленки, когда он падал с велосипеда. Я успокаивала его, когда ему снились кошмары. Я была его матерью, пока не появилась ты и все не разрушила, − женщина попыталась отшатнуться, но крепкая хватка не позволила ей. − У меня ничего не было, кроме Генри. Теперь в моей пустой жизни нет и его. Эмма во все глаза смотрела на сломавшуюся Королеву, боль которой медленно просачивалась и в ее сердце. Прутья камеры были достаточно широкими, чтобы она могла вплотную приблизиться к Регине и заглянуть в осколки ее глаз. Живот сделал кульбит, когда ее губы нашли рот женщины и вплотную прижались к нему, лишая кислорода. − Что ты... − Регина отвернулась, но рука Эммы легла на ее затылок и вновь направила к своим губам, срывая с пухлых губ жадный и полный ярости поцелуй. Брюнетка прикусила ее нижнюю губу, и только тогда Эмма отпустила чужие ладони. Пошатнувшись, Королева упала на пол и оторопело посмотрела на девушку, все еще ощущая эти требовательные губы на своих. − Что за черт, Свон? − хрипло вопросила она, поднимаясь на ноги. Не найдя, что ответить, Эмма, словно впервые видя, посмотрела на Регину и выбежала из участка, оставляя ее одну.***
Желтый жук остановился около белоснежного особняка. Эмма заглушила мотор и тяжело посмотрела на дом, слишком мрачный и угрюмый в сравнении со своим цветом. Выдохнув, она вылезла из машинки и направилась к нему, неслышно ступая по гравию. Хотя она слышала свой шаг, который, как ей казалось, набатом отдавался по всему городу. Девушка нетерпеливо провела ладонью по собранным в хвост волосам и, отыскав несколько выбившихся прядок, раздраженно вздохнула. Ей никогда не стать идеальной. Эмма подошла к двери и, замешкавшись, нажала на звонок. Мелодия прозвучала резко и протяжно, и спустя минуту в доме послышались шаги. Дверь приоткрылась, и пара темных глаз выжидательно уставилась на блондинку. − Что тебе здесь нужно? − выдох Регины остался во рту девушки. Она крепко поцеловала ее губы, заталкивая внутрь дома и закрывая за собой дверь. Миллс протестующе вскрикнула и уперлась кулачками в грудь Эммы, пытаясь оттолкнуть ее от себя. Бессмысленное занятие, особенно когда крепкое и подтянутое тело прижимает тебя к противоположной стене. Ладони женщины съехали вниз и, словно задумавшись на мгновение, она схватилась за рубашку шерифа, притягивая ее к себе. Пухлые губы широко распахнулись и впустили чужой язык. Эмма навалилась на брюнетку, опуская руки на ее скрытые за брюками бедра и вытащила концы блузки, касаясь смуглой кожи и посылая по ней стаю мурашек. Тихий стон скользнул в ее рот, когда пальцы пробежали по плоскому животу женщины и коснулись пуговицы. − Боже, − Регина властно оттолкнула от себя девушку и дернула вниз красную кожаную куртку, что тяжелым стуком упала на пол. Схватив Эмму за шею, она притянула ее для глубокого поцелуя, поочередно оттягивая губы и совершая короткие выпады языком. − Никогда. Не. Любила. Эту. Куртку, − точно рассчитывая паузы, прорычала она между поцелуями. − Твои брюки тоже не вызывают моего восторга, − прошипела Эмма, отрывая пуговицу и резко дергая молнию на брюках вниз. − Не ври, они возбуждают тебя, − прошептала Регина, и улыбка самодовольства скривила ее чувственные губы. Пальцы девушки дерзко прошлись по кружевной ткани трусиков и бесцеремонно отодвинули их в сторону, касаясь самого главного. Брюнетка откинула голову назад и ударилась о стену, пока губы Эммы начали осыпать поцелуями ее шею и грудь. Она оттянула блузку вниз, лишая тем самым Регину возможности двигаться, и опустила одну лямку бюстгальтера, оголяя пышную грудь. − Чего ты ждешь? − кусая губы, спросила Королева, в то время как Эмма продолжала над ней измываться. Ее пальцы ласкали, гладили, но этого было мало для истекающей желанием женщины. Регина с ума сходила от вожделения, бурлящего в крови и колоколом отдающегося в висках. Желая подтолкнуть ее, она попыталась сжать ноги. − Даже не думай, − прорычала девушка, отстраняясь от нее. В ответ Регина громко простонала. − Мы играем по моим правилам, − с этими словами она впилась в ее покрасневшие губы поцелуем и задела кружевом набухшую плоть. От этого намеренного движения, брюнетка выгнулась и почти рухнула на пол. От столкновения с плиткой ее спасли сильные руки. − Эмма... − этот хныкающий звук заставил девушку сжалиться, и она вошла двумя пальцами внутрь, вырывая из уст Королевы стон облегчения. Известным только ей ритмом, она подводила ее к краю, наблюдая, как краска проступает на смуглом лице, а угольные глаза закатываются от удовольствия. Черные волосы Регины пушистым облаком рассыпались по обнаженным плечам, придавая ей развратный облик. От одного ее вида, Эмма хотела запустить руку в собственные джинсы. Но собственные прихоти сейчас для нее были менее важными, чем крик, сорвавшийся с малиновых губ, когда волна оргазма накрыла ее тело. Эмма тут же прижала Регину к себе, поглаживая спину и стараясь успокоить ее дрожащее тело. Она поцеловала Королеву в алую щеку и, отодвинувшись, посмотрела в мутные от пережитого наслаждения глаза. После того поцелуя в полицейском участке блондинка не решилась заглянуть к Регине в течение недели. Каждый раз ей удавалось находить дела, которые требовали от нее скорого разрешения, и каждую ночь она буквально валилась без сил. Родители с удивлением наблюдали за этими приступали трудоголизма. Эмма не соврала, когда сказала, что Генри каждый день интересуется Региной. Несколько раз он просился к ней, но Эмма интуитивно понимала, чего это будет стоить Королеве. Видеть своего ребенка сквозь прутья камеры: испуганного и потерянного. Поэтому, избегая грустных темных глаз сына, отказывалась. На семейном совете было решено заточить Регину на время в ее особняке. Мэри Маргарет выступала против продолжения этого спектакля и Дэвид поддержал ее, хотя у Прекрасного имелось свое мнение на этот счет. Слишком сильно еще кровоточили старые раны, чтобы можно было легко забыть прошлые обиды. Но он понимал: для Белоснежки Регина была матерью, и расправиться с ней она бы никогда не смогла. После этого Эмма каждый день привозила Генри к его приемной матери и, встречаясь с Региной глазами, заставляла себя уйти. Но эта игра в гляделки стоила ежедневного томления, разливающегося по телу, стоило темным бархатным глазам отыскать зеленые. Заняв выжидательную позицию, Эмма медленно наблюдала, как рушатся строгие и крепкие стены вокруг Королевы, и прежняя ненависть, презрение и отвращение уходят. Мальчик сначала робко переступал порог прежнего дома, а затем стал оставаться на ночь, получая всю любовь, которую могла ему отдать Регина. Глядя на ее материнскую заботу, Эмма ясно видела, кто является настоящей матерью для Генри. Ей такому только предстояло научиться. Она проезжала мимо дома мэра по несколько раз в день, и ей всегда казалось, что дом − умер. Он был тихим, зловещим. В этой части города даже люди не ходили, не согласные с решением принцессы и принца. Для их спокойствия было бы легче, если бы ведьма исчезла. Но следовать прихотям своего народа королевская чета не хотела. Начни новую жизнь с крови − и кровь обязательно тебя настигнет. Но сегодня она решила зайти и принять реальность такой, какой бы она не была. И действительность оказалась куда лучше любой ее фантазии, взлелеянной в груди. С минуту они стояли друг напротив друга и старались отдышаться. За это время Регина успела поправить белье и вернуть блузку на место к величайшему разочарованию блондинки, а также застегнуть брюки. − Родители знают, что ты спишь с их врагом? − спросила она, однако в голосе не звучало обыкновенной злобы. Лишь кокетство. − Сплю? Ты чересчур самоуверенна, − ответила ей Эмма и проследовала за брюнеткой на кухню. В нос ударил запах яблок, и девушка начала беспокойно озираться. − Это обыкновенная шарлотка, − простонала Регина, замечая оборачивающуюся по сторонам блондинку. Женщина вытащила противень, и сладкий пряный запах распространился по всему помещению. Она деловито отрезала два кусочка и выложила их в блюдечки, а затем налила в кружки чай. − Его можно есть? − приподняв брови, произнесла Эмма, опасливо глядя на аппетитный кусок. Регина демонстративно воткнула ложку и попробовала кулинарный шедевр, запивая чаем. Какое-то время они наслаждались вкусом десерта, изредка кидая друг на друга острые взгляды. − Зачем ты пришла, Эмма? − наконец, спросила брюнетка, отодвигая пустую тарелку. Девушка последовала ее примеру и твердо посмотрела в темные глаза. − Потому что захотела этого. Регина не заметила, как затаила дыхание. Что-то новое стучалось в ее жизнь: что-то совершенно отличное, свежее и неописуемо желанное. И она готова была впустить это внутрь. Чтобы это ни было. − Ты останешься или...? − она не смогла заставить себя закончить фразу. Страх сковал горло и жидким свинцом разлился в груди. Эмма подняла свои зеленые глаза и внимательно посмотрела на смутившуюся брюнетку. − Ты хочешь, чтобы я осталась? − Я... хочу, − выговорила она, резко вставая с места и укладывая посуду в раковину. Тарелка выскользнула из ее цепких пальцев, когда Эмма тихо прошептала: − Значит, я остаюсь.