Ископаемое
13 мая 2016 г. в 00:58
У Шэрон Картер мягкие губы. Но совершенно неправильные на вкус.
И нет, это не потому, что она не Пэгги. Не потому, что Пэгги была той единственно-правильной для влюбленного мальчишки из Бруклина, и он сохранил ту единственно-правильную любовь, пронес через годы и не дал ей померкнуть. Нет.
Нет, тот мальчишка не сохранил даже себя.
Стиву всегда казалось, что где-то во льдах, в пустой темноте, бывшей между тогда и сейчас, он потерял себя. Не только годы, бессмысленно потерянные в анабиозе, а еще и себя – прошлого, правильного, влюбленного в Пэгги Картер.
В Пэгги, которой теперь уже тоже нет.
Губы Шэрон мягкие и кажутся неправильными. И этот поцелуй, застрявший между не существовавшим и потерянным, кажется совершенно неправильным.
И неправильно даже то, что Стив слишком джентльмен, чтобы просто признаться в этом Шэрон – честно, откровенно признаться.
Прости, ты неправильная женщина для меня.
Женщина.
Стив Роджерс совершенно не чувствует себя джентльменом, когда прячется от звонков Шэрон в квартире Ванды. Совершенно не чувствует себя героем, защитником, мстителем, наставником. Потому что да – он собирается с духом, чтобы честно сказать Шэрон, что их случайный поцелуй ¬– ошибка. Собирается с духом – и смотрит на голые коленки Ванды. На сползшие чулки. На изгибы юного тела, едва прикрытые тоненьким платьем.
Стив чувствует себя ископаемой древностью.
В Ванде нет ни капельки прошлого. Она вся – новое поколение, девчонка, дитя чудного и странного нового мира. В его юности девушки Бруклина не носили таких коротких платьев. Не красили ногти темным лаком и не обгрызали его, когда нервничали. Не смотрели такими смелыми, дерзкими взглядами. Пусть даже случайно, пусть даже сами того не осознавая.
Ванда почти ребенок, и от этого все становится только хуже. Потому что тот, прошлый Стив из Бруклина, любил взрослую, мудрую, правильную Пэгги Картер. Тот, прошлый Стив наверняка искал бы тень Пэгги в Шэрон. Но этого, совершенно неправильного Стива не интересует ни одна из этих женщин.
Он думает о девчонке.
Нет, Ванда ничего не делает неправильно. Не провоцирует, не дразнит. В ее глазах – сочувствие, преданность и восхищение, а еще где-то там боль, горечь и пустота. Ванда старательно держит дистанцию – и, может быть, даже слишком старательно. Настолько, что неправильного Стива это раздражает.
Ему хочется какой-то провокации. Взгляда чуть подольше, прикосновения, выходящего за грань невинности. Хочется какого-нибудь знака.
Стив чувствует себя старым извращенцем.
Их разделяет какое-то немыслимое количество лет. Их разделяет несколько поколений, а еще изначальные позиции и, вероятно, голос разума. Но в некоторые моменты неправильному Стиву все это кажется совершенно несущественным.
Он потерял себя, потом Пэгги и вот теперь – Баки. Оказался по ту сторону от прежних друзей, следуя за собственной правдой. Он разорвал связь с Наташей и Тони, и почва под ногами кажется как никогда зыбкой, будущее – неопределенным и несуществующим, а понимание того, что он тащит за собой в болото и других – бесконечно жутким.
А еще он научился готовить паприкаш – и нет, Вижн здесь совсем ни при чем. Ему просто стало интересно – а сможет ли он. Сможет ли он, неправильный Стив Роджерс, не узнающий и не понимающий сам себя, вызвать улыбку на губах Ванды.
– Ну как?
Она облизывает ложку, а он не может отвести взгляда. Теряется, вновь забывая, что же за вопрос он ей задал, и какой ответ хочет получить.
И зачем.
– Хорошо, - негромко отвечает она. Подходит ближе, почему-то немного нервно улыбаясь. – Из вас получился бы хороший повар, Капитан.
Улыбка на ее губах не та, неправильная. Он хотел бы сделать ее счастливой, хоть на мгновение заставить забыть обо всем, но Ванда нервничает, и за улыбкой кроется испуг. Страх.
Она словно бы боится его.
Он почти решается спросить почему, когда вдруг вспоминает, что она телепат. А он ископаемая древность с нехорошими мыслями. С неправильными фантазиями на тему ее голых коленок, ее теплого тела, вкуса ее губ.
И Стив резко отворачивается.
Где-то в комнате звонит телефон, возвращая его в реальность, напоминая, что мир никогда не спит. И Стив не слышит тихого разочарованного вздоха Ванды, когда выходит из кухни, оставляя ее с правильным паприкашем и неправильными мечтами о мужчине, старше нее на много-много лет.