Имена мёртвых называть нельзя

С первого взгляда, не заинтересованного, но сканирующего; с первого слова, сказанного ими друг другу; с первого дыхания и прямого контакта глаз; с первой полуулыбки, призванной разрядить обстановку, он чувствует в ней что-то необъяснимое, что-то, что она пытается скрыть. Он в самом деле считает ее лгуньей и ему не требуется слишком много времени, чтобы подтвердить свои догадки. Присматривается к ней, замечая возникающее неловкое притяжение между ними — связь, которую он не может игнорировать или отмахнуться от неё, связь, мешающую его работе, но лечащую его и отвлекающую от боли. Возможно, его скорбь глупа и нелепа, но всё же он любил женщину, которая ему изменяла, которая предала и бросила его, чтобы затем захотеть вернуться к нему, но не успеть этого сделать. Это смешанные чувства: горькое разочарование и чувство потери, несмотря ни на что. Сильвия его отвлекает: своими тайнами и загадками; тихим твердым голосом, пронзительным, пытающимся донести свою правду; своими убеждениями, речами и верой в человеческие сердца, где-то они слишком наивны и оттого кажутся ему лживыми. Но он не может отрицать того, что она действительно верит в то, что говорит… Другая жизнь, отличная, такая не похожая на его, но при этом близкая, в чем-то родная… в потерях, наверное. Переживания приходят внезапно, обрушиваются на Тобина, когда он впервые видит ее по-настоящему испуганной, с поникшей головой, почти касающейся холодной столешницы, в окружении полицейских, наполнивших ее дом, снимающих каждый угол фотографов и криминалистов, обмахивающих пудрой дверные косяки. И это не жалость, а лишь стремление понять её. И это лишь помощь и желание осуществить её, заслужить ее доверие и показать ей его собственное. Налаживание мостов, позволившее им обоим сделать этот шаг вперёд. Небольшой ресторанчик за углом и тихая беседа, все больше расслабляющая их и толкающая на искренность. Им обоим хочется правды и каждый из них чувствует это. Абсолютного взаимопонимания пока ещё не возникает, но возникает что-то другое — до сих пор все еще не ясное, но всё больше приобретающее какой-то сокровенный для них обоих смысл. Это забота, и отрицать бесполезно, и теперь и она знает это, а он узнает чуть позже. Тобина ещё гложет смерть жены, терзает, и он искренне верит в то, что позволил бы другому мужчине — виновному в ее смерти — тоже погибнуть. Ему так проще и дело вовсе не в отпущении грехов, но в воздаянии и отмщении, в успокоении собственного сердца, и он верит, что его смерть принесла бы ему этот покой. Расследование идёт, и она не облегчает ему жизнь: исчезает, сбегает и заставляет агентов потерять её из виду, действует в противовес своей безопасности, вызывая новую порцию обеспокоенности за неё. Извиняется… Ночной разговор и улица, словно река между двух крутых берегов, разделившая их. Тень в окне и силуэт, подсвеченный мягким электричеством фонарей. Чувство безопасности, когда она слышит его голос, когда знает, что это его тень; чувство того самого успокоения, пока он видит ее, скрытую прозрачной вуалью занавесок. Слова не нужны, лишь слышать размеренное дыхание в телефонной трубке… Круговерть событий, окружившая их и втянувшая в водоворот происшествий, пустой, казалось бы, беготни и погони за лицами, представляющими угрозу. Взрыв, смерть, хаос, кровь и плач людей, покалеченных и израненных. И она среди толпы и покореженного металла, среди почерневших и разрушенных от взрыва стен, тоже в крови, но живая, почти невредимая, с исцарапанным осколками стекла лицом и немного мутным, дезориентированным взглядом. Смотрит на него и послушно садится в машину, едет молча, и ему слегка непривычно и немного тревожно, но она рядом и он выглядит спокойным. Сильвии хочется тепла, простого человеческого участия, и в этом они похожи. Прячется на его груди, слыша стук сердца и его тяжёлое дыхание, пока он утыкается в ее светлую макушку. Слова не нужны, лишь тепло и внезапно возникшее понимание, умиротворение и спокойствие, поселившееся в них, пока они рядом… Это не может длиться вечно, несмотря на то, что он, кажется, не способен вынести очередную потерю… Тобин знает ее и знает, где может ее найти. Сломленная, раздавленная потерями, всё же остающаяся стойкой духом, решившись отвернуться от своих убеждений. Но он может ее вернуть на истинный путь, должен и просто обязан… Слова, она в них верит и заставляет поверить в них и его. Противостояние. И снова слова, пронизанные болью и их связью. Её болью. Его болью. Фотография мальчика и потерянный смысл. — Этот мальчик был моей страной… Грохот выстрела, качнувший стены, и тут же ещё один, раздавшийся за его спиной и оглушивший его, Дот с вытянутой рукой и извиняющимся взглядом, ввалившиеся в двери полицейские и его очередная потеря. Запоздало поднявшееся солнце украшает небо рассветом, ползёт жёлтыми лучами по стенам домов и крадется сквозь зашторенные окна внутрь ее квартиры. Заваленный стол исписанными ее братом блокнотами и тетрадями, и среди них он находит тот, что сейчас так важен. Длинный, кажется, бесконечный список имён, незнакомых ему, выведенных на пожелтевших страницах с особой тщательностью писавшего. И лишь в самом конце ее семья, и ее имя последнее в списке — аккуратные и ровные буквы. Имена мёртвых называть нельзя… Он помнит. Проводит по шершавой бумаге подушечками пальцев, чуть улыбается и кивает самому себе, тут же доставая из кармана помятого пиджака ручку и вписывая в ровные линейки слова. Silvia Broome Shoot to death