Why are you lying?

Если говорить честно, то последнее время в банде творился какой-то форменный бедлам. Слухи перекрывались правдой, правда слухами — вряд ли это можно было назвать хотя бы каким-нибудь внятным словом. Четким, емким; по крайней мере Хокс не находил его, несмотря на свой богатейший багаж знаний в среде британских и не очень ругательств. Благо, банда располагала. Банда, к слову, словно была тайзером подбита после новости о том, что Даллас… уходит. Вот так, собирался по крайней мере. Кажется, у него случилась помолвка с доченькой каких-то богатых сукиных детей, желание остепениться, нечто из этого дерьма. Лет на десять та девица с большими глазками была его младше, может на пятнадцать — Хокс не брался считать. Красивое, кукольное лицо сердечком, полные груди — господь милосердный, Даллас должен был быть с ней счастлив. Должен был. Лишь так, лишь в «возможном», и все потому, что что-то навернулось. Конкретно так, и докуривая сигарету, сидя на столе в кабинете их полевого «босса», Хокс услышал, как щелкнул замок на двери. Так знакомо, почти что до ностальгической усмешки. Секундой позже зашел жених — спокойно, снимая на ходу пиджак и встрепывая рукой отросшие волосы. Он выглядел потрепанно, а на щеке — след от пощечины. Кольца на безымянном пальце не было. — Что случилось, счастливчик? — Хокстон смотрел на него весело, тот же в ответ — странно. Как-то слишком темно. Слишком… не по-Далласовому. Хокстон не пошел на сей торжественный праздник по многим причинам, и желание предаваться воспоминаниям в кабинете, где пахло бумагой и мятным чаем — не последняя из них. — Неувязочка, — ослабив галстук, он поморщился — слегка, явно не из-за дыма, — небольшая. И я просил тебя… — Почему ты лжешь? — Наглое перебивание, и выпустив колечко дыма, Хокс хмыкнул. Даллас глянул еще раз — долго, так, что напряжение можно было бы при желании нарезать тонкими ломтиками. Такими, что по цвету напоминают сердце Греты, той самой сукиной дочки, которую Бейн отправил на верную смерть. Хокстон смеялся — самими глазами — и протянул ладонь, отдавая сигарету её хозяину. Стрельнул-то он её именно из его пиджака. Приняв её, Даллас снизошел до ответа: — Пожалуй, — он хмыкнул, приложив сигарету к губам и затянувшись. Целое мгновение было молчание, а позже Нэйтан как-то сам по себе оказался рядом. Близко настолько, что выдохнутый дым прошелся мягким касанием по сухих губах британца, — так должно было быть легче. Для всех. Хокс сидел на столе, Даллас же стал перед ним, отрезая любые пути к побегу. — Но не для тебя. — Хокстон промолвил это почти шепотом. И улыбался он нагло, подобно лису. Поцелуй отдал привкусом ментола, горечи и пронзительного женского крика. Хокстон любил портить чужие праздники.