Самый страшный кошмар

Звонок, поднявший Доумеки с кровати, был им почти ожидаем. Весь вечер его не покидало смутное чувство тревоги, и сон не шел уже второй час. Голос, раздавшийся в трубке, тоже удивительным не оказался: — Доумеки-кун, у меня к тебе дело. – мелодично пропел голос в трубке. — Я тут подумала, что завтра выходной, и нам стоило бы выбраться на пикник. Я звонила Ватануки, хотела предупредить, что ему нужно встать пораньше, чтобы приготовить всем еду, но этот наглец мне не отвечает. Его у тебя нет случайно? — Нет. А с чего ему быть у меня? Раздался смешок: — Ну я просто подумала... — Юко так резко поменяла тон с веселого на серьезный, что Доумеки в очередной раз подумал о потерях театральной индустрии без такого яркого таланта. — Если его нет у тебя, значит, он должен быть дома. И, если он не отвечает, то это плохо. — Я схожу к нему. — Я знала, что на тебя можно положиться. И не забудь сказать ему, чтобы сразу мне позвонил. Я хочу уточнить меню. — Хорошо. Доумеки попрощался, положил трубку и разжал побелевшие пальцы, крепко вцепившиеся в журнальный столик. Тревога все нарастала. На то, чтобы одеться и дойти до дома Ватануки, ушло меньше получаса. Лук с собой Доумеки брать не стал. Почему-то, он знал, что тот ему не пригодится. А доверять своим инстинктам Шидзука предпочитал всегда. На этот раз, он снова забрался через окно, даже не попытавшись позвонить в дверь. Надежды на то, что Ватануки просто откроет ее, не было совершенно. Глаза, слегка раздраженные светом уличных фонарей, через несколько секунд привыкли к темноте квартиры. Доумеки огляделся в поисках объекта тревоги. Кимихиро лежал на футоне и слабо постанывал, сжимая одеяло и дергая ногами. Шидзука опустился рядом с ним и потряс мальчика за плечи: — Эй, — он негромко позвал юношу, и, не дождавшись результата, несильно хлопнул по щеке ладонью. Ватануки даже не вздрогнул, и просыпаться, очевидно, совершенно не собирался. Проделав ту же процедуру еще пару раз, только сильнее, Шидзука забеспокоился и, вернув тело Ватануки на место, направился к телефону. Юко-сан ответила почти моментально: — Ватануки? — Нет. — Доумеки, нашего шалунишки нет дома? — голос Юко был таким же игривым, как и всегда. — Нет, он дома. Юко обиженно пролепетала в трубку: — Ууу... Ватануки не хочет со мной разговаривать? Поняв, что Ведьма может еще долго строить из себя актрису малого театра, Доумеки решил расставить все точки над и. — Я не могу его разбудить. Смешки в трубке прекратились, и голос Юко стал необычайно серьезен: — Не можешь разбудить? А ты хорошо пробовал? — Да. Он не просыпается и... — Доумеки помедлил. — И? — Его сон не кажется мне естественным. Молчание в трубке затягивалось. Доумеки молчал в ответ, зная, что Ведьма уже успела оценить ситуацию. На то она и Ведьма. — Ты хочешь, чтобы я помогла тебе разбудить его? — Да. — Это будет желанием. Ты готов заплатить? — Да. — Шидзука проглотил грозившее вырваться "все, что угодно, лишь бы вернуть его". — Хорошо, я помогу тебе. Платой будет любая книга из библиотеки твоего дедушки по моему выбору. Ты согласен? — Что мне делать? — голос Доумеки, не смотря на происходящее, не изменился ни на йоту. Он почувствовал, что Ведьма улыбается по ту сторону телефонного провода. — Тебе поможет Продавец снов. — Где мне его найти? — Ему не обязательно приходить к тебе. Сейчас ты просто должен лечь рядом с Ватануки и повернуть его так, чтобы ваши лбы соприкасались. И потом сосредоточиться на своем желании. Но помни, попасть в сон он может тебе помочь, а вот искать там своего драгоценного Кимихиро тебе придется самому. Как и выбираться потом. — Я понял. Доумеки резко положил трубку на рычаг и повернулся к спящему юноше. Ватануки уже не дрожал, он был практически спокоен, но Шидзука чувствовал фальшь, исходившую от этого спокойствия. Он без промедлений выполнил указания Юко и настроился ждать. Долго этого делать не пришлось. Открыть глаза его побудил внезапный сквозняк, мурашками прошедшийся по позвоночнику и чуть было не нырнувший под кожу. Доумеки автоматически сказал несколько слов заклинания, и холод отступил. "Аякаши. — мысли Доумеки были кристально чисты, и он моментально оценил ситуацию. — Этот туман под ногами тоже Аякаши. Я вижу их, значит Ватануки сейчас очень напуган. Но почему я вижу то, что перед моими глазами, а не то, что сейчас видит Ватануки?" Однако размышлять об этом долго Доумеки не собирался. Все же, его главной целью было найти этого придурка, опять вляпавшегося в неприятности. Но отсутствие знания о местонахождении искомого волновало кровь чуть больше обычного. Доумеки сосредоточился и попытался почувствовать своего подопечного. В одной из книг дедушки говорилось, что, обменявшись кровью с человеком, можно научиться чувствовать его. Это сродни "эффекту близнецов", только острее. Первым, что сделал Доумеки, после того, как восстановил собственную кровопотерю — это научился чувствовать Ватануки. Правда, применять это умение на практике еще не приходилось. Но сейчас представился шанс опробовать его. Лучник закрыл глаза и настроил шестое чувство на пульсацию собственной крови. Ватануки был близко и далеко одновременно. Как будто до него можно было дойти всего за пару шагов, но для этого нужно было научиться ходить сквозь стены. Доумеки открыл глаза и огляделся. Никаких стен или перегородок не намечалось. Вокруг клубился все тот же туман, опасаясь, однако, приближать к лучнику. Все же его святая сила была для Аякаши болезненной даже во сне. Внезапно, в его голове эхом послышался голос Дедушки. Слова, сказанные когда-то давно, теперь нашли понимание: "Преграда существует только тогда, когда ты ее видишь и позволяешь ей стоять у тебя на пути". Доумеки решительно закрыл глаза, снова настроился на пульсацию крови и шагнул в сторону. Когда он снова открыл глаза, то обнаружил себя стоящим на знакомой улице рядом с перекрестком. Ватануки находился прямо перед ним, точнее спиной пятился на него. Его поза была расслаблена, но руки дрожали. Казалось, что он заворожен тем, что видел перед собой. А на него наступал сейчас тот самый человек в шляпе, которого Шидзука запомнил по "Ночи Ста Историй о Привидениях". Человек, казалось, был вылеплен из огромного цельного куска шоколада. Настолько он был ненастоящим и... коричневым. Абсолютно отсутствующий цвет, не вызывающий никаких эмоций. У всех, кроме Ватануки. Ни один из участников развернувшегося действа не заметил Доумеки, пока Кимихиро, все также продолжая отступать, не уперся спиной о широкую грудь лучника. Это вывело их обоих из какого-то странного оцепенения. — Д...Д...Доумеки! — Ватануки вскрикнул, когда лучник резко дернул его, откидывая к себе за спину, привычно бегло осмотрев на предмет повреждений. — Что ты... — Заткнись и просыпайся! — у Шидзуки не было желания разговаривать с этим недоразумением. Сейчас хотелось только, чтобы Ватануки оказался в безопасности живой реальности. Не смотря на сломанную защиту квартиры, присутствие в ней относительно живого тела лучника уже не допустило бы реальных Аякаши на расстояние пары десятков метров. — Просыпаться? Но я... Между тем, шоколадный человек был все ближе. Он наступал с размеренной неторопливостью. Доумеки откуда-то знал, как с ним расправиться. Откуда пришло знание, он старался не думать. Сейчас важно было только действовать. Но для этого, нужно было удалить из этого места Ватануки. Шидзука повернулся боком к Кимихиро, выкидывая руку, до боли стиснул запястье юноши, а затем резко ущипнул и оттолкнул назад. Последнее, что запомнил Ватануки перед тем, как вылететь из сна — это рывок Доумеки вперед, в самый эпицентр опасности. Ватануки подскочил на постели и закричал. Дышать удавалось с трудом, как будто все страхи мира внезапно захватили его плотным кольцом оцепления и не желали выпускать на свободу. Далеко не сразу он осознал, что уже не на улице, а в собственной квартире. — Сон. Всего лишь кошмарный сон. Шевеление сбоку заставило его подпрыгнуть еще раз, а потом ошеломленно повернуться. Рядом лежал Доумеки. Все выглядело так, что он просто спит. Прикорнул рядом, не раздеваясь. Лицо лучника было искажено, и Ватануки вдруг понял. Он не просто спит. Он остался там, в темном переулке. Там, откуда с силой вытолкнул самого Ватануки, чтобы защитить. Он там, борется с его ночными кошмарами, страхами. С духом, попытавшимся подобраться так близко, сломав защиту, сминая загородки. Ватануки внезапно стало даже страшнее, чем было во сне. Доумеки сейчас.... А если он... не выберется? Там, внутри, с ним нет лука, нет листков с заклинаниями. Нет даже самого Ватануки, чтобы указать на Аякаши, если уж не помочь увидеть их через собственный глаз, так хотя бы пальцем ткнуть в нужную сторону. Кимихиро судорожно затряс Доумеки: — Проснись, брось, проснись. Я уже тут, я выбрался. Вернись, оставь их сейчас. Но Шидзука не просыпался. Его глаза под закрытыми веками, казалось, стремительно вертелись. Мышцы напрягались, а тело подрагивало, как в горячке боя. Ватануки прижал к себе этого невозможного идиота и зажмурился, пытаясь провалиться обратно в сон. Но даже, если бы ему удалось заснуть, попасть в тот же сон теперь было маловероятным. Потому что это был уже не его кошмар. Или не только его? Ватануки крепче обнял Шидзуку и зашептал: — Все получится. Ты справишься. Я здесь. — Ватануки помедлил секунду. — Я жду тебя. Очень жду. И снова закрыл глаза. "Юко-сан. Неизбежность — это ведь не все, что есть у судьбы, верно? У нее есть еще и надежда". Напряжение покинуло тело Доумеки так резко, что Кимихиро вскрикнул от ужаса и судорожно начал ощупывать друга, пытаясь уловить биение сердца. Однажды он видел фильм, в котором герой умер во сне, после чего так и не смог проснуться. Фильм был глупым и нелогичным, но сейчас Ватануки до ужаса боялся его воплощения в реальность. Он замер, вслушиваясь в стук сердец, пытаясь уловить среди ударов своего взбесившегося равномерное биение сердца Доумеки. Рука, накрывшая его затылок, подбросила Ватануки над футоном. Он разъяренно вцепился взглядом в полуприкрытые глаза лучника и моментально взорвался: — Ты соображаешь вообще!? Чего ты приперся?! Времени сколько, знаешь? И в кровать полез? И кто тебя просил лезть в мой сон??? На этот раз у Ватануки связно ругаться не получалось. Да и дыхания, сбитого волнением, надолго не хватило. Он попытался отдышаться, и только открыл рот для продолжения тирады, как услышал, сквозь пелену ярости: — Прости. И в этот момент Кимихиро замер в ошеломлении. Доумеки смотрел на него, и на лице больше не было той обычной маски равнодушия, как обычно. Усталость, граничащая с остатками беспокойства и... обида? Да, именно так. Совсем чуть-чуть, но она была. И Ватануки не нашел ничего лучше, кроме как подползти обратно, ткнуться лбом в плечо и прошептать: — Прости. Он попытался отразить в этом слове все: сожаление о сказанных за все время их знакомства словах, внезапное понимание каждого момента, из непонятых ранее, укор себя самого за отсутствие малейшей благодарности и... отчаянное желание признать, наконец, причину своей надуманной ненависти. Хотя какая тут уже к черту ненависть? И Ватануки совсем не удивился, когда почувствовал на своей спине сильные руки, притягивавшие ближе и выше. Он поднял голову, отчаянно боясь открывать глаза. Почему-то смотреть на Доумеки было невыразимо стыдно, но так хотелось. Он понимал, что просто боится увидеть на лице лучника то самое равнодушие, преследовавшее Кимихиро раз за разом. Как бы он ни вглядывался, ни кричал, ни выводил из себя, да даже ни заставлял беспокоиться, почти бессознательно вляпываясь в опасные ситуации, что бы он ни делал — холод никогда не покидал прищуренных карих омутов. И, если сейчас он снова увидит этот холод, то все потеряно. Но, казалось, Доумеки и не пытался заставить Кимихиро смотреть. Он просто притянул его к себе и осторожно поцеловал в уголок правого глаза. Так, как будто благодарил за что-то. Только за что? Сегодня-то глаз ничем не мог помочь, сны ведь видят не глазами, правда? А Доумеки тем временем высунул кончик языка и провел им по левому зажмуренному веку, расслабляя. Наверное, этим он просил открыться, взглянуть-таки на своего спасителя. И Ватануки подчинился. Он осторожно приоткрыл веки и резко вдохнул. "Какой там холод, откуда?" — вдруг подумалось ему. Глаза Доумеки улыбались, как и он сам. Легко и тепло, так просто. Того, что произошло дальше, не ожидал никто из них. Просто внезапно притяжение стало чересчур сильным, ему оказалось невозможно сопротивляться, как будто к их губам приставили магниты с разной полярностью. Поцелуй был легким и терпким, с примесью горечи. Потому что напряжение отпускало постепенно, а тело все еще дрожало, только не понять уже от чего волнение — от страха или желания? И слова были совсем не нужны, даже излишни. Какие слова, когда каждое касание говорит больше тысячи звуков? Когда руки сами тянутся провести по теплому боку кончиками пальцев, ощутить приятную дрожь и пробежаться дальше, проникая под тонкую ткань юката. Когда губы скользят по шее, груди и обратно, кусают, ласкают и шепчут, выхватывая тихие стоны и сбивая дыхание снова и снова. Когда каждый вздох — это для него, не для себя. Чтобы понял, почувствовал не только свое удовольствие. И не важно, что напряжение висит в воздухе тяжелым грузом, и что терпение отнюдь не входит в число достоинств обоих. Сегодня можно и пересилить себя. А когда одежда уже сброшена и остается только голая кожа, нужно прижаться еще ближе. Чтобы ощутить всю теплоту близкого тела. Снова целовать и гладить, позволяя творить с собой все, что он пожелает. Открываться, когда без спроса пальцы спускаются к тесному отверстию и стонать в голос, чувствуя их проникновение. Боже, как же ему тяжело сдержаться, чтобы не наброситься на такого желанного мальчика, но нельзя. Он сам понимает, что нельзя так резко. Потому что нет сейчас места боли, она была раньше. Сейчас только удовольствие. И это удовольствие накатывает волнами, когда, наконец, дозволяется проникнуть в него. Уже не пытаясь сдерживать себя, целуя все неистовее и двигаясь все резче и яростнее. Какие могут быть промедления, когда один сознательно желал этого так долго, а второй скрывал от себя все потайные фантазии глубоко в подсознании, не позволяя вырваться наружу? А теперь можно. Можно все, что угодно. Потому что оба понимают как это хорошо и главное пра-виль-но. И стоны смешиваются между собой, увлекая все дальше и дальше по реке, наполненной странным упоительным наркотиком — эйфорией. Ватануки уснул почти сразу же. Только восстановил дыхание после оглушительного оргазма, пару раз лениво поцеловал довольного Доумеки и прошептал что-то вроде: — Я завтра проснусь, ты будешь тут. И отрубился, крепко прижимаясь к дорогому человеку. А Доумеки не спалось. С одной стороны, он действительно был счастлив. Невероятно, феерически и невозможно счастлив. Такими счастливыми бывают люди только после исполнения самой заветной мечты. Но с другой стороны, оставалось одно маленькое сомнение — а действительно ли Ватануки знал, что делал? Не было ли все это продиктовано страхом или еще чем? Шидзука не был человеком мнительным, но он привык расставлять все происходящее по полочкам, оценивать и любоваться произведенным трудом. Отказаться от этой привычки и просто отдаться течению времени было сложно. Но иногда стоит рисковать, ведь так? Поэтому Шидзука отбросил все неподобающие мысли и устроил голову на подушке, рядом с Кимихиро, напоследок поцеловав того в висок. Кимихиро сонно завозился и неуклюже ткнулся губами в шею Доумеки. Лучник улыбнулся, обнял свое "несчастье" крепче и закрыл глаза. — Юко-хан, но почему? Зачем вам был именно кошмар, да еще и такой страшный? За тот сон, который вы мне дали, вы могли выторговать лучший вариант. Ведьма загадочно посмотрела на Продавца снов и произнесла: — Иногда только страх способен указать человеку на то, что ему по-настоящему дорого. Продавец снов покачал головой и поспешил откланяться. Юко вдохнула свежий ночной воздух и улыбнулась. Она никогда не признается Ватануки, что защита его квартиры никак не могла сломаться сама. А Доумеки, даже если и догадается, ничего не скажет. Такая маленькая ложь стоит такого огромного счастливого будущего. Уж в чем, в чем, а в этом Юко была уверена.