The ace of spades

      И как только ему удалось выудить из колоды четыре туза? -- автобус штормило и лихорадило, да и сами пацаны надулись в хлам. С той остановки, где неприятно обдавало ночным холодом, но штаны еще радостно поддавались, прошло несколько бутылок, и хотелось вывалить уже хозяйство в окно. Вырвать шнур, выдавить стекло. -- Остановите Землю, я сойду! - истошно вопил в пьяной придури Хэт. Автобус мотнуло, и долговязый умолк, больно поцеловав бортик шконки. Рот наполнился соленым. На какое-то время опустилась тишина; оглушительная, беспощадная, пульсирующая -- точь-в-точь рев двигателя. Клифф всегда слушал такое внимательно: безошибочность, с которой он угадывал высоту каждого тона в многозвучии окружающего мира никуда не утекала, будь он хоть насколько обдолбан. Парень сжал ладонями лицо, внутренне повторяя ритм мотора, пытаясь угадать -- хорошо бы и правда окно открыть, без этого не в пример сложнее -- звучат ли чем-то проносящиеся за окном редкие кустарники. За этим угадыванием он вполне мог и заснуть -- он любил полифонию дороги -- но усы, впершиеся в кожу, постоянно возвращали его в полуобморочный чад. -- Сбрею! - решительно засадил он в тишину. Слово, пущенное по ее волнам, вскоре потухло. Автобус вильнул снова, дав команду бутылкам уныло катиться по полу -- вечер переставал быть томным. "Всему свой срок", - не по возрасту прикинул Ларс. Только-только было беззаботно и пьяно, и вот уж и следа нет того веселья, словно само время бросило свинговать щетками и перешло на тяжелые удары по бочке -- выпинывало их в молчание, не позволяющее врать. Правда невыносима для Ларса, как для любого, чувствительного к ней. А, между тем, времени для нее становилось все больше, промежутки между ударами сердца неуклонно росли. Вот уже подняли голову давние химеры -- уж больно хорошо Ларс помнил ту атмосферу, ну, ту, да, когда Дэйву купили билет на автобус. По ком теперь звонит колокол? Клифф все больше выбивается -- неужели он их в конце концов бросит? А не напечатан ли уже билет для него самого, тщедушного мальчонки из далекой холодной страны? Впрочем, не такой уж и далекой. Отсюда и вовсе -- рукой подать. Мысль о близости дома наполнила душу другой правдой, обволокла сердце теплотой, и химеры наконец-то отступили. Они всегда отступают перед восходом солнца, как в страшных сказках, где на рассвете измученный герой ощупывает себя, не веря, что остался в живых. Хотя, именно этих чертей наверняка стряхнуло -- автобус дернуло с такой силой, что Керк выронил колоду из и без того непослушных пальцев. -- Носом он там клюет, что ли?! Бармалей... Сперва он даже подумал, что засыпает сам -- излишняя зоркость приучила его держать глаза полузакрытыми. Все разваливалось, пасьянс не сходился, паж кубков перевернут -- между прочим, ничего удивительного. И не только из-за какого-то барана за рулем. Действительность в принципе не позволяла себя оседлать: почему-то, как и при игре на гитаре, нельзя сфокусироваться на всем, управлять всем. Либо ты всецело следишь за правой рукой, либо за левой -- одной обязательно нужно дать волю, а то ведь никаких глаз не хватит. Сначала судьба сдает карты, потом ты их разыгрываешь. И так далее. -- Нароооод, может, по койкам? Этим усталым вопросом мальчишка разогнал опутавшую его было дурную философию. Компания немного оживилась: ритуал, который они проделывали все путешествие, походил на игру. Разыгрывались койки, нужно было только вытянуть туз в масть. -- Дама бубен варила бульон, - буркнул Хэт и повалился на бубновую подушку. -- Котлеты стащил валет! - радостно отрапортовал Ларс и, по-детски кряхтя, взгромоздился на полку червей. -- Смотри и рыдай, туз пик, туз пик, туз пик, - криво подмигнул Клифф. На дне желудка Керка проснулась зависть -- место было козырное. -- Есть два стула, - едко обронил он. -- Есть один палец, - Клифф продемонстрировал палец в подтверждение, подтянулся на руках, и через минуту спал, не видя снов.