Между нами

Они стоят друг напротив друга у его дома, и Алекс отчаянно хочет доказать Саймону, что верит и видит его. Саймон смотрит словно мимо. У него щетина. Без очков он всё еще кажется ей непривычным. И как она раньше не понимала, что без них теряется вся эта наигранная бравада. Что, сняв их, он становится не тем безобидным «не-до-геем», а жестким и сильным мужчиной. У него стальной взгляд, который крушит и перемалывает её кости. Заставляет вытаскивать наружу всё то, что она надежно пыталась спрятать. Саймон смотрит на неё и видит, что в ней умирает великая актриса. Вовремя пущенная слеза и взгляд с обреченностью. Он видит то, что не видят остальные. У Алекс стальные нервы и железобетонная логика. Её не согнешь и не сломаешь. Что бы там не думали те, кто пытался это сделать. Она отряхнется и пойдет дальше. Если надо — то по головам. Они стоят так близко друг к другу, что летят искры. Но Алекс, вроде как, влюблена в другого (она чуть было не пожертвовала всем ради него), а Саймон вообще не знает к чему всё это. У них разные цели и разные возможности. Они стоят друг напротив друга, и Саймон не верит ни одному её слову, ни одному жесту, ни одному взгляду. И Алекс ощущает, как теряет его. Как каждую секунду она теряет человека, который и не был её. — Разве это вообще возможно? — громко кричит она в своей голове. И Алекс так дико больно. Не от его взгляда словно мимо, а от того что она только сейчас поняла насколько может быть больно, когда кто-то такой важный не видит и не замечает тебя. Когда она теряет Саймона — боль становится невыносимой. А Саймон словно читает её. Как долбанную открытую книгу. Крупным шрифтом. На всю Алекс. Написано только одно. Идем за мной. Идем. Идем… Она простит ему все несостыковки, все недомолвки и всё откровенную ложь. Если сейчас он сделает шаг к ней. И это кажется нереальным, но заходя за ним в дом, закрывая за ними дверь — она словно отрезает всё то, что связывало её с самой собой. Неважно насколько всё запутанно там, за дверями его дома. Не важно, что у нее остались жалкие часы на свободе, и она потеряла всё. Сейчас Алекс всё равно. Настолько всё равно, что она делает то, что делали все женщины во все времена. Манипулирует мужчиной. Подходит ближе, сокращая расстояние до минимума. Касается губами губ Саймона, ощущая жесткую щетину колющую её подбородок. Она всегда была слишком умна и хитра, всегда знала, насколько ценно это умение. Женская хитрость. И он должен ответить на поцелуй сейчас. Пойти за ней. Доказать ей, что да! Да, черт побери, ты можешь мне верить. Я один раз прошел за тобой через огонь. И пройду снова. И хоть тысячу раз. Две тысячи. Ты только позови. Только Саймон намного умнее, он на шесть шагов впереди и всё знает о хитрости. У него самого этого умения через край. Ложь проникла под кожу, смешалась с кровью и течет по его венам, как какой-то дерьмовый алкоголь. Но пусть всё это чертовски глупо. Пусть у них, у неё, совершенно нет времени. Он отвечает. Впивается в её губы с такой страстью, что впору поверить в жаркую любовь. Прижимает к стене, заставляя Алекс перечеркнуть все слова, что были сказаны. И она выкидывает из головы все, что было до него, все, что за стенами этого дома, все, что могло бы её связать с любым другим мужчиной. Алекс лишь на секунду отстраняется и стягивает с себя майку. Она видит в глазах Саймона своё отражение, смазанную помаду в уголках губ и растрепавшиеся волосы. Саймон прикусывает кожу на её плече, царапает щетиной, спускается ниже. Ловко расстегивает лифчик. Её обнаженная грудь в его руках. Его руки на её талии. Он везде и нигде. Когда он успел раздеться, её мало волнует, что больше заставляет переживать, так его взгляд. Изучающий и делающей пометки на её теле. Все шрамы и родинки, все несовершенства её тела в его власти. И до кровати надо пройти всего ничего, но они трахаются прямо около двери. Она чувствует твердый член, входящий в неё до основания и не закрывает глаза. Саймон кривит губы. Алекс копирует его усмешку, но тут же выгибается под его напором. Это не назовешь занятием любовью. Для секса тут тоже мало места. У неё есть всего полчаса на спасение своей никчемной жизни, а она тратит его на трах с «другом». Они стоят друг напротив друга у его дома, и Алекс отчаянно хочет доказать Саймону, что верит и видит его. Саймон смотрит словно мимо. У них минус один шанс на взаимность. Саймон идет к дверям дома. У него стальной взгляд, который теперь не замаскируешь. Алекс слишком быстро забралась в душу. Алекс идет к машине. У нее искусанные губы и она не знает, что с этим делать. Пожар может спалить дотла. Если ему поддаться.

***

Саймон оглядывается и видит то, что Алекс и не пытается скрыть. Это конечно не его хижина в лесу, но тоже говорит о многом. Пустые бутылки. Виски, коньяк, дешевое пиво. Обертки от фастфуда, закинутые в мусорное ведро, которое давно надо было вынести. Грязная одежда комом в углу. Растрепанные волосы и черные, отливающие синевой, мешки под глазами. Она разбита, сломлена, уничтожена для всех, кроме него. Он видит правду. На столе, у промятого дивана, начатая бутылка виски и один стакан. Он стоит в дверном проеме и смотрит прямо в глаза Алекс. А ей кажется, что за окном рушится мир. — Ты? когда-нибудь чувствовала себя так, будто люди тебя не видят? Будто стоит остановиться, и ты исчезнешь… Его выгоняют из Куантико и лишь она заходит посмотреть ему в глаза. Алекс останавливает Саймона, снимает с него очки, словно насквозь прошивает пулеметной очередью, ловит его взгляд, и говорит-говорит-говорит. Слова сливаются в одно. То, которое так и не произнесено вслух. Саймон уходит. — Я пришел, — просто говорит Саймон. Алекс распадается на кусочки. Теряется в его объятиях. Таких чужих, почти нереальных. Его поцелуи совершенно не похожи на то, что было у Алекс. Он не охвачен страстью и не сходит с ума от её красоты. Он целует её так, чтобы спасти. Чтобы вытащить наружу всё, что в ней сломалось и если сможет, то починить. Они делят не одну постель, а гораздо больше. Алекс не чувствует, что кого-то предает. Саймону некого предать кроме неё. Алекс остается в Куантико с дырой в душе, которую тщательно маскирует ненужными отношениями, словно некачественно латает пробоину в тонущем корабле. Она не верит Райану, считает ошибкой Лиама и глупо обходится с Дрю. Алекс поступает жестоко, но не жалеет об этом. И когда жизнь снова проверяет её на прочность — она идет к Саймону. Он проходит ради неё через пекло. Не получает пулю, как долбанный герой Райан, но делает больше того, что вообще мог. И поэтому когда ей кажется, что все её предали. Когда за спиной не остается никого, кому она могла бы доверять. Когда боль от предательства, своего и чужого, жгут её легкие, как какие-то дерьмовые сигареты, она идет к дверям его дома. Она смотрит в его глаза и просит. Просит еще раз рискнуть всем. Просит, еще раз поверь не столько ей, сколько в неё. Саймон умело целует Алекс, чуть царапая щетиной её подбородок. Укладывает её на диван, с непозволительной роскошью названный «кроватью». Проводит кончиками пальцев по еле заметному шраму на её ключице. Алекс открывает рот в попытке рассказать, откуда он, но Саймон затыкает её поцелуем. В его руках она теряет себя, забывает дышать и думать. И впервые перестает искать пять причин, чтобы не продолжать отношения. Саймон не знает, что чувствует Алекс, когда видит его в том отеле. Он не видит, как её сердце обливается кровью и грозится отказать, когда пистолет в руке направляется ему в грудь. И Саймон не знает, насколько глубоко она вдыхает воздух, пропитанный потом и страхом, когда оказывается, что он только жертва. Когда Алекс понимает, что нет, черт побери, нет! Он не предал её. Алекс останавливает его жестом, запрещая прощаться. Ведь если она попрощается с ним — у неё не останется ничего. Если она потеряет Саймона, то, что останется от неё? Саймон не торопит её, но Алекс самой хочется побыстрее освободиться. Одежда горкой валяется у кровати, и она рискует задать вопрос, на который не нужен ответ ни одной женщине со времен Евы. — Ты, правда, этого хочешь? Он глухо усмехается и нависает над ней. В карих глазах Саймона больше силы, чем в любом из тех, кто остался в Куантико после него. Когда Саймон отворачивается от неё, когда говорит, что не верит в её теорию, что террорист не был один, в ней всё рушится. Алекс ловит его взгляд и чувствует, как смывается в унитаз всё то, что когда-то связывало их. Между ними не может быть ничего общего. Никто и ничто их не свяжет. И Саймон уходит. А Алекс разбивает кулаки о ни в чем неповинную — стену, в надежде болью физической, заглушить боль душевную. У неё не получается. Даже тогда она думает о Саймоне. Они где-то на границе с Канадой. У Алекс мерзнут и дрожат руки. У Саймона не осталось ничего, во что он мог бы верить. Саймону не нужны ответы. Не от нее. Они по разные стороны баррикад. Алекс осталась, он ушел. Алекс сильная. Саймон уверен, что сломался. Они совершенно точно — разные. Он держит её на прицеле непозволительно долго. В глазах Саймона, лишенных защиты очков, боль и горечь. Потрескавшиеся губы чеканят слова, от которых ей хочется молиться: Выстрели, выстрели, выстрели. Но он не стреляет. Её увозят. Алекс даже не оглядывается. Пытается перечеркнуть лицо Саймона, но ничего не выходит. Боль рушит её изнутри. Если он не с ней, если он ей не верит, то, что у неё остается? У него холодные руки, словно они опять там, в лесу, и надо греть пальцы о железную кружку с горячим чаем. Саймон проводит ладонями по её животу, спускается ниже, заставляя её раздвинуть ноги. Алекс не закрывает глаза, когда он упирается членом в её лоно. Она не выгибается от страсти и не требует «сильнее/еще/ну же». Она подчиняется Саймону. Подчиняется мужчине впервые в её, как считают многие, никчемной, жизни.

***

Их судьбы сотканы из разных материалов, из разноцветных лоскутов. В его обрывках: война, боль, одиночество, ложь, крест-накрест стянутые попытками искупления грехов. В её: вина, усталость, неправильные мужчины и обвинения самой себя. Алекс понимает насколько противоречива и насколько больно может сделать тем, кто рядом. Никак не получается сшить их вместе. Нити рвутся с громким треском, оглушающим их обоих. Это похоже на карусель с долбаным психом у руля. Алекс опять теряет Саймона. Она истерически смеется, глядя на удаляющийся фургон и в подробностях вспоминает их ночи. Ей кажется, что теперь-то уж точно всё. Всё кончено. Она обрывает телефон Шелби и как долбанную мантру твердит: ответь, ответь, ответь. Ей важно знать, что с ним. Насколько она предала его по шкале от одного до «я всё разрушила». Сукин сын Голос не может сделать ей еще больнее. Райан легко поверил в ложь о ней, лишь только засквозили сомнения, он отвернулся. Алекс легко поверила в ложь о нем, едва только засквозили сомнения, она пошла и предала его. Алекс словно чувствует приближение этого и даже не ощущает боли. Там, в лесу, было в тысячу раз больнее. Еще одна истерика и она оказывается в машине, с голосом в телефонной трубке и вопросом на языке. Алекс готова на всё, лишь бы узнать, что с Саймоном. Она не может не думать о том, что своими руками отдала его террористу и возможно… Мысль обрывается, когда она видит его через стекло машины. Если кому-то и верит Алекс Пэриш, то Саймону Ашеру. Только поэтому дверь открыта, и она оказывается в его объятиях. Саймон прижимает Алекс к себе и верит — если не в неё, то в них.